Убийство – дело житейское

Услышав веселые голоса Стасика и Марины, наперебой тараторившие в трубку, что хотят ее видеть, Загорина согласилась приехать. Несмотря на тяжелейшие сутки, проведенные в больнице, Ане показалось заманчивым провести вечер в обществе Лины и ее молодых, жизнерадостных родственников. Анна Николаевна себя знала, компании она не будет в тягость, посидит полчасика в кресле расслабившись, и снова почувствует себя бодрой.

Стасик, крикнув, чтобы их ждали минут через сорок, умчался к машине, стоящей у подъезда.

Между тем, прошло полтора часа, а ни Загорина, ни Градов не появились. Обеспокоенная Эвелина позвонила в отделение – она волновалась, не попали ли Стас и Аня в аварию, ей показалось, что молодой человек был слишком возбужден, чтобы садиться за руль. Лина звонила долго, но в ответ раздавались только короткие гудки.

– Отключили телефон… Значит они на месте. Видно, в отделении произошло что-то серьезное.

Прошло еще полчаса, позвонил Градов, сказал, что у них все в порядке, и они скоро выезжают.

– Да ладно, тетя, успокойся. Что панику разводить? И Стас, и Ваша подруга живы и здоровы. Сами сказали – у них все нормально. Приедут, выпьют кофе, и все расскажут. Убеждена, Градов задержался только потому, что обнаружил материал для взрывной статьи. Надеется, что ее напечатают… Фантазер! Младше меня всего на год, а мне иногда кажется, что ему нет и двадцати! Какой-то неуемный. Будто дите неразумное…Чем-то тебя напоминает. Видно, сразу учуял, что Вы родственные души. Не зря же, только увидел, и тут же полез с откровениями. Садись, тетя, отдыхай, а то сейчас он явится, и все пойдет кувырком!

Пазевской показалось, будто ей плеснули в лицо холодной водой. Она медленно опустилась в кресло, и впервые в жизни с любопытством взглянула на племянницу. Марина с младенчества и до окончания школы, то есть все то время, что находилась поблизости, не вызывала, как личность, у нее никакого интереса.

– Девочка, как девочка, – думала она о ней, – бесцветная, тощая, угловатая, с узкими светлыми глазками и мелкими чертами лица. В общем, полное отсутствие какой-либо индивидуальности. И вот сейчас, несколькими выразительно произнесенными фразами, она совершила переворот в душе Пазевской.

– Она не такая уж серая мышка, как я предполагала, – решила Лина и, взяв в руки телевизионную программу, исподтишка стала всматриваться в молодую женщину. Марина в узеньких “бермудах”, облегающих стройные ноги, в застегнутой на одну пуговицу клетчатой рубашечке, едва скрывающей крошечную грудь, с модно остриженной светлой головкой казалась проворным мальчишкой, завораживающим своим гибким изяществом. Взгляд ее узких, чуть раскосых глаз цвета спелого ореха, опушенных темно-каштановыми ресницами, казался немного рассеянным. Однако, изредка устремляясь на собеседника, он пронзал его столь жестко и прямо, что отпугнул бы, если бы его стрелы не смягчала любезная улыбка, не сходящая с нежно-розовых, красивых губ.

– Современная, очень современная особа. Холодна, как мрамор и чрезвычайно опасна. Себя в обиду не даст, сделала вывод Эвелина Родионовна и тяжело вздохнула. – К сожалению, мои девочки другой породы. Они тоже имеют и характер, и волю. Но у них все идет от сердца. А для Марины жизнь – занимательное приключение, этакий боевичок, в котором постоянно надо быть начеку, а потому всегда и везде находиться в боевой готовности.

– Ты не одобряешь Таню? – внезапно спросила Лина у племянницы.

– Не одобряю, тетя. По-моему, она сваляла дурака. И по-крупному! Вместо того чтобы вешаться, ей надо было сделать вид, будто она ничего не знает. Изобразить инженю, а самой сфотографировать Мишу с этой малолетней шлюхой. Вот тогда бы ей и карты в руки! Рийдены последние штаны бы продали, лишь бы от нее откупиться! И не пришлось бы тебе тетя, плести всю эту паутину и работать в качестве их домработницы, чтобы добиться обыкновенного развода. Сказала бы Таня мне хоть слово. Стас все бы обстряпал так, что комар носа не подточил. Это надо же, в петлю! Да еще эту старую мышь целый месяц обслуживала, горшки за ней таскала! А эта дрянь ей всю квартиру изгадила!

– А, что бы ты сделала, Марья?

– Ну, придумала, что-нибудь. Взяла сиделку, а сама под благовидным предлогом слиняла бы на месяц к тебе. Да ты и сама во многом виновата, тетя! Тебе бы вместо того, чтобы интеллигентничать, надо было почаще сюда наезжать. Может, у Тани и мозги были бы почище. А то вечно, появишься на неделю со своим Женей, остановитесь в гостинице, и бежишь к дочери в тот момент, когда отсутствует ее драгоценный Мишенька!

– Но ты-то с родителями виделась еще реже! Таня хоть регулярно приезжала ко мне, а ты своим только звонишь.

– Мои предки по самую макушку напичканы предрассудками. Да разве с ними я могу обсуждать свои проблемы? Ну, сказала бы я – мой муж игрок и развратник, и что? Они непременно предложили бы мне развестись, все гордо бросить и вернуться…Ну уж нет! Не на ту напал! Он развлекается, к его услугам положение, деньги, женщины…А я? Бежать голой назад, в провинцию? Я его отлично на место поставила. Стас его щелкнул здесь с двумя телками. Застукал на групповухе… После этого мой “благо-верный” бежал отсюда, как побитая собачонка.

– Мариночка, он же мог тебя изуродовать!

– Нет, тетя. Он же знает, что я не сама делала снимки. Значит, у меня есть сообщники и свидетели. Кстати, Стасик тогда нащелкал сразу две пленки. Одну я отдала мужу после развода, когда он мне эту квартиру оставил. О второй он не знает, но, видимо, догадывается – поэтому обходит меня за версту.

– Похоже, ты, Мариночка, довольна жизнью?

– Очень довольна… Знаешь, Лина, у победы удивительное послевкусие. Уже два года просыпаясь по утрам, я себе говорю: – Я здорова, я свободна, я не нуждаюсь, а потому я счастлива. Счастлива здесь и сейчас.

– А ты выйдешь замуж за Стасика?

Не успела Марина ответить, как открылась дверь, и появились Градов и Загорина. Вид у них был далеко не такой измученный, как предполагала Пазевская.

– Через пять минут мы будем за столом. Похлопочи, Мариночка! – спокойно сказал Стасик, снимая пальто с Ани.

– Вот так-то, тетя! Ты тут нервничаешь, а у них ситуация под контролем. Ну и кто из нас прав?

… Все ели сосредоточенно, перекидываясь ничего не значащими фразами, и только когда хозяйка разлила всем по чашечке кофе, Анна Николаевна высказалась.

– Ты, Лина, перевернула всю мою жизнь. Мы знакомы всего несколько недель, а от прежней Загориной не осталось почти ничего. Изменилась даже оболочка. Все, включая этого мерзавца Миликова, замечают эти перемены. Возможно, они не в лучшую сторону. Но я тебе за них благодарна. Кстати, когда будешь на том свете, тебе твое ерничанье зачтется. Благодаря ему этой ночью спасли одного глупого и несчастного мальчишку…Сейчас все объясню.

Вчера у театра ты меня окончательно вывела из себя. Мало того, что выставила в собственных глазах глупой бабой, не понимающей, как у нее увели мужика, но еще и профнепригодной. Указала на Коняеву, потом на ее благоверного и сказала, что Ми-Ми и для такой смог найти подходящего спутника жизни. Я то знаю, что это невозможно, она же моя бывшая пациентка. Я не плохой психиатр, а потому увидев, как она берет под руку мужа, поняла, ее этот союз устраивает. Устраивает по всем параметрам, и за ним стоит не только расчет. Для меня это был смертельный удар. Я всегда считала себя не слишком привлекательной, так что утрата мужа была для меня лишь подтверждением моей правоты. Но, вот так, одной фразой уничтожить меня, как диагноста…Это было выше моих сил. Не буду говорить, что я почувствовала. Я приехала домой, перевернула все справочники, что были у меня под рукой. Потом позвонила в Москву нескольким ведущим специалистам в нашей области… В общем, все они говорили в один голос, я права. Но как мы можем быть правы, если жизнь опровергает наши выводы. Выходит, мы схоласты, а Миликов – гений! На практике разрешил проблему, которую пытаются разрешить наши светила. Так вот, думала я, думала, сначала о Коняевой, а после об Агине и все не могла вспомнить, где я эту фамилию встречала. Перелистала все свои записные книжки. Внезапно меня осенило. Ко мне в отделение неделю назад во время дежурства Мити санитары привезли парнишку – Алексея Татрова. Он оказался у нас из-за того, что учинил разгром в доме профессора Агина и пытался изнасиловать его жену. В его бумагах записано, что он аспирант Агина, родом из Москвы, прописан в общежитии. Тут я предположила, что Татров, будучи в гостях у своего шефа, совершил какую-то оплошность. Ну, обнял Катю, когда подавал пальто или дотронулся, пододвигал ей стул. Она, естественно, запустила в него тем, что попало под руку. С этого все и пошло. Чтобы утешить супругу, Агин созвонился с другом. Тот послал санитаров, и они поместили мальчишку ко мне. Все было бы ничего. Но я, опираясь на диагноз, поставленный Митей, прописала парню соответствующие инъекции. Больному они на пользу, а вот здоровому ни к чему. Больной потемпературит, и у него в голове прояснится. А вот у здорового жар может подняться за сорок. Организм выдает реакцию, как на вирусную инфекцию. Короче, понеслась я в больницу. Слава Богу, успела. У мальчишки температура сорок один. Он без сознания, практически без пульса, а дежурные чаи в ординаторской гоняют. В отделении тишина, все спят, позвать на помощь некому. Вы не представляете, что такое в нашей больнице, да еще в субботу в одиннадцать вечера оказаться в подобном состоянии. На всей территории не найти ни кардиолога, ни соответствующих лекарств. Хорошо, у нас за забором приличный роддом. Там у врачей нет выходных, и реанимация оборудована, как положено. В общем, позвонила я им. Прибежали врачи, сделали все, что надо и вытащили пацана. Уже позже, когда Татров пришел в себя, ему сказали, что в отчете врачам роддома придется записать, что оказали помощь беременной Олесе Татровой. Вы думаете, наш пациент улыбнулся? Напротив. Он сказал, что отдал бы все на свете, если бы это оказалось правдой. Мальчишка-то оказался геем! Когда приехал Стас, я попросила его выудить из этого несчастного подробности того, что произошло у Агина. Мне Алекс наотрез отказался это рассказать.

– Прости, Аня, если я тебя обидела. Ты даже не представляешь, как я тебя ценю! Ты – врач от Бога! Я бы тебе здоровье своих детей доверила, не то, что свое собственное! Просто обо всех отклонениях в вашей области я сужу по литературе. Кстати, у Генриха Манна описана подобная особа. Она постоянно грезила о самых невероятных сексуальных изысках, но на деле была девственна. Самое удивительное, что с ней начиналась истерика, едва до нее дотрагивался кто-то из поклонников.

Анна Николаевна удовлетворенно хмыкнула и примирительно улыбнулась.

– Что бы ты ни говорила, Лина, я тебе благодарна. Я бы со свету себя сжила, если бы этот голубок сегодня ночью загнулся у меня в отделении. Ты даже не представляешь, в какую историю угодил этот несчастный гей!

– Я не представляю? Да хочешь, я ее тебе прямо сейчас поведаю. Естественно, с изрядной долей вымысла. Но, думаю, попаду в яблочко.

– Расскажите, Эвелина Родионовна! – воскликнул Стас. – Алекс мне все выложил, как на духу. Если угадаете, я Вам помогу во всех Ваших делах. А нет, так увольте! Буду действовать в своих собственных интересах.

– Ну, по-моему, они совпадают. Вы хотите наказать Агина, а я и подавно. Не из-за него ли Вы бросили учиться? Похоже, это было в тот период, когда он набирал силу, как самый молодой, перспективный и остепененный лектор?

Градов покраснел, как помидор и, сцепив руки так, что побелели пальцы, произнес:

– Можем, поговорим не обо мне? Вы, кажется, хотели поделиться своими домыслами о ситуации, в которую угодил Татров.

– Извольте, – ответила Эвелина Родионовна и, уставившись в потолок, начала.

– Могу предположить, что Борис с Алексом познакомились на какой-нибудь престижной голубой тусовке, где-нибудь в Москве или в Прибалтике. У них завязались отношения, и он пригласил полюбившегося ему паренька сюда, пообещав все на свете, от диссертации до крыши над головой. Татров приехал, получил все, что было обещано, прожил какое-то время у Агиных, а потом у них что-то незаладилось. Может, Алекс нашел кого-то посимпатичнее. Вот ему Боря и отомстил. Договорился с другом и засунул мальчишку в дурдом. Конечно, смерть парня не планировалась. Но измучить его и поставить на пожизненный учет в психдиспансере можно было организовать без особых усилий.

– Вы правы, Эвелина Родионовна, – пробормотал побледневший Градов. – Агин и меня довел до нервного срыва. Я был типичный мамсик, отличник и скромник… Был самый яркий студент на курсе. А тут не могу сдать его предмет. Какой-то паршивый зачет, и не могу. А без него к экзаменам не допускают. Родители заели, если нужно – заплати, только получи. Я тогда заканчивал третий курс, меня все преподаватели знали. Пошел к ним, договорился, меня опросили по всем предметам, а после в один голос заявили, что знаю весь материал на отлично… Но в ведомостях-то пусто. Без зачета у меня нет даже допуска к сдаче экзаменов. В общем, бросил я тогда все. Не знаю, что уж там произошло, но через месяц мне экзаменационный лист оформили. Но я уже не вернулся. У Агина мне предстояло заниматься еще два года и сдавать четыре экзамена. Этого я бы не выдержал. Меня тогда Анна Петровна поддержала. Она может подтвердить. Я тогда был не в лучшей форме. Потом я ушел в армию, отслужил. После поступил на заочное… Не здесь, конечно. Сейчас, слава Богу, и при дипломе, и при хорошей работе. А с Татровым все произошло так, как вы, Эвелина Родионовна, и сказали. С Агиным он познакомился в Юрмале. Борис пригласил его сюда, помог сдать экзамены в аспирантуру, стал его руководителем и поселил у себя. Все было терпимо, пока на Алекса не взъелась Катерина. Стала так донимать, что парень ей пригрозил сообщить обо всем в органы. Видимо, Агины перепугались, посоветовались с Миликовым. Ну и тот подсказал, как управиться с не в меру строптивым геем. В общем, парню что-то подсыпали в еду, он психанул, и его тепленьким доставили прямо в кабинет Митрофана Алексеевича.

– Какой наш Ми-Ми подонок, – воскликнула Загорина и вышла из-за стола.

– Об этом я только сегодня говорила своему другу, – устало прошептала Пазевская. – Да, странный день. Нет, ни день, а сутки. Событий хватило бы на целый год, да и информации тоже…Налей-ка мне, Мариночка, чего-нибудь покрепче. Пора составлять план действий. Мы, как я понимаю, теперь союзники.

– Я всем налью. Право, с такой интересной ситуацией я еще ни разу в жизни не сталкивалась! – сказала хозяйка и отправилась на кухню.

– Скажи мне, Стас, только на ушко. Что там в этой сексуальной кутерьме делала мадам Агина?

– Да ничего. Абсолютно ничего! Просто благодаря Ми-Ми эта особа обнаружила, что ее невероятно захватывает эротический театр с голубым отливом. Став супругой Бориса, она получила возможность регулярно смотреть любимый порносериал, не выходя из дома. Похоже, Катя боготворит мужа точно так, как обычно не в меру экзальтированный девочки обожают популярных актеров. Короче, она фанатка Агина. Он ее кумир.

– Невероятно! Просто фантастика! – воскликнула Загорина и плюхнулась в кресло, широко раскрыв свои покрасневшие после бессонной ночи глаза. Уже чокаясь с Аней, Эвелина ей тихо шепнула:

– Посмотри на часы, подружка! Примерно, в это время мы с тобой расстались у подъезда театра. Прошло чуть больше суток, а событий хватило бы на пол жизни. Кстати, как ты еще держишься на ногах?

– Я немного подремала у себя в кабинете, пока Стас раскручивал Татрова. Лучше скажи, откуда ты узнала, что Агин гей?

– Мне на это Рийден-старший намекнул, когда привозил билеты на “Фауста”. Сказал, что это были слухи, и они заглохли, как только Борис женился. Естественно, после этого отпали все препоны на пути его продвижения по служебной лестнице. Так, что мы с тобой можем хаять Миликова сколько угодно, но то, что он личность незаурядная любому ясно.

– Вот поэтому надо быть очень осторожными. Догадается, что мы что-то замышляем, головы не снесем, – пробормотала Загорина. – Уверена, что о ЧП в отделении он уже знает. Дежурила-то его Рубцова. Наверняка, уже позвонила своему хахалю. Бьюсь об заклад, завтра в больнице его ноги не будет. Появится только после приезда, когда страсти поутихнут.

– Еще одно усилие, Анечка. Позвони ему, узнай, будет ли он завтра на работе? Если нет, то у меня уже завтра к ночи на него появится компромат.

Анна Николаевна недоверчиво покачала головой и взялась за телефон. Несколько минут разговора, и Аня, положив трубку, сказала: