– Зря ты, княгиня уехала. Посмотрела бы какой костёр был!Огнём древляне очистились и тризну по ним уже справлять не надо. Из земли вышли в землю и ушли! Когда баньку им истопили, решили, что чистыми их хочешь видеть с дороги…А я и приказал дверь входную закрыть и поджечь баню со всех сторон. Когда огонь запылал, то пытались они дверь выбить. Но приказал я брёвнами хорошими их подпереть, чтобы уже наверняка. Недолго банька и горела, одни угли остались и от неё и от Мала с древлянами.
– Уволь меня от этих подробностей, – сказал усталый женский голос.
– Пожалела что ли их, княгиня? Не жалей. Думай о себе да сыне лучше. Не будешь волю нашу боярскую исполнять, выгоним из Киева. Куда пойдёшь? Может опять людей перевозить?
– Не пугай меня, не надо. К работе я привычная, сам знаешь. За сына боюсь. По праву ведь ему княжить надлежит.
– Вот то- то же. Поэтому никакой жалости быть не должно. С врагами надо разбираться, чтобы другим не повадно было.
– Алекс, скажи, ведь Мал им врагом не был. Он просто любил Ольгу. Я же это видела. Ведь неправда всё это? – с надеждой в голосе спросила Любава. Не могли они сжечь Мала. За что?Просто так, только потому что…– и голос девушки умолк. Она не могла понять причины. А значит не могла поверить в то, что сделали с её братом. Всё это не вмещалось в голове. Сердце не принимало это, рассудок противился.
– Ой, Любушка, Любушка тебе всё это послышалось. Они разговаривали о чём то другом, а ты уже надумала такого! Вот приедет Мал, во всём разберётся, всё тебе расскажет. А завтра солнышко поднимется и все страхи уйдут, запрячутся. – Алекс тихим голосом шептал Любаве, поглаживая её по голове. Она притихла и он решил. что успокоилась…
Но внезапно Любава вскочила, схватилась обеими руками за голову и закричала
– Нет, нет так оно и было. Боги! Почему вы отвернулись от нас? Разве мы плохие дары вам приносили, разве не почитали вас и не следовали вашим законам?
Она зашаталась и рухнула на пол. Алекс подбежал к ней, поднял на руки и положил на кровать. А в дверь с плачами и причитаниями уже бежали к бесчувственной девушки нянька, дворянки.
Алекс вышел из терема. Гроза миновала и тучи плыли далеко у горизонта. Лес стоял чистый, умытый и спокойный, чего нельзя было сказать о мыслях Алекса.
Он не мог понять, где в словах Любавы был вымысел, а где правда. Девушка была сама не своя, придумать она не могла такого и Алекс решил с ответами подождать до утра. Авось что прояснится. Эти люди, их обычаи оставались для него загадкой. После мирной жизни, из которой прилетел, перед ним раскрылась непонятная и необъяснимая реальность. Где всё как-бы просто, но в то же время сложно так, что вовек не понять. Ладно, пойду спать. Утро вечера мудренее.
По пути в свою опочивальню он зашёл к Любаве. Возле неё дремала старенькая нянька, а девушка спала. Её сон был тревожным…
Утро не принесло ни ясности не успокоения. Алекс заметил, что в городе сейчас только старики, женщины и дети. Постепенно к обеду стали сходиться дружинники, отроки. Но их было немного и из обрывков разговоров Алекс понял, что то, о чём рассказывала Любава – правда. Киевские дружинники перебили многих захмелевших древлян, которые будучи в хмельном угаре даже и не сопротивлялись. И самым главным ударом для Алекса был рассказ о том, что они тоже слышали похвальбу о сожжении самых достойных мужей во главе с Малом в бане по приказу княгини Ольги. Всё постепенно становилось на свои места и вырисовывалась общая картина, но дальше анализировать не пришлось, потому что прибежали девушки –дворянки и стали голосить. Алекс едва разобрал, что плохо с Любавой.
Он и сам уже недоумевал, почему этой ранней пташки ещё не видно, но ничего дурного и подумать не мог.
Когда вошёл в комнату девушки, то сразу же в глаза бросилась необычайная белизна её лица и только щёки горели как после мороза. Положив ей руку на лоб, сразу почувствовал жар. Вчера к нервному потрясению, подкосившему девушку, добавились гроза, дождь, под который она попала.
Алекс попросил принести холодной воды для компрессов, чтобы сбить жар. Он внезапно понял, что если то, о чём поведала Любава правда, то ждать ей помощи неоткуда.
Парень каждый день надеялся, что его найдут, спасут и скоро он будет дома, где так спокойно и почти всё предсказуемо. Где много друзей, которые поддержат и помогут. Мир, в котором есть мама и отец, любящие и любимые.
Он не вмешивался ни во что, полагая, что всякое вмешательство, может изменить ход истории. Алекс просто с любопытством наблюдал за всем, как в кино за сюжетом, в котором были и прекрасные моменты и жестокие, но вот какой конец этого фильма… Познавая этих людей, он верил, что окончание будет хорошим. Во всяком случае о пожаре в Малине он не читал, а Искоростень был для него каким-то просто мифическим городом, о котором он ничего не знал да и по правде говоря, и не пытался ничего узнавать. Когда приезжали оттуда послы, они, наверное, походили на всё остальное население, к которому он совсем не собирался привязываться.
А вот сейчас ему самому придётся, наверное, решить многие проблемы.
«С каких это пор Любава стала называться проблемой? – с долей сарказма подумал Алекс… Ну что же, пора брать всё в свои руки, и первым делом постараться выходить Любаву. Потому, что она княжна… И снова мысли о Мале, горесть и неприятие утраты друга, ведь успел принять в своё сердце древлянского князя. И вот того уже нет, зато осталось слово данное ему, что будет опекать Любаву … Мал предчувствовал свою кончину? Почему его просьба перед отъездом звучала так странно?
Сейчас, как и предполагал Мал, Любава осталась одна. Это она сейчас вместо брата, и пока что-то новое не решат бояре, им придётся принимать эту девушку, как свою княжну. Исходя из рассказов отроков и дружинников, пострадали все города и городища древлян. Нет, их не разрушили, просто своеобразно срубили головы. Ведь самые храбрые и почитаемые этим народом, были заживо сожжены, захоронены. И десятки, если не сотни их полегли на тризне по Игорю. Даже при мысли об этом у Алекса предательски поползли мурашки по спине. И это было не проявлением страха, а скорее непринятие того, что он о сейчас видел вокруг. Только какие-то надежды народа Малина слабо цеплялись за Любаву, сейчас беспокойно метавшуюся в беспамятстве.
Алекс провёл возле девушки день. Она не открывала глаз и только потрескавшиеся губы что –то шептали…Чтобы как-то сбить жар, он обкладывал Любаву полотном, намоченным в родниковой воде. Но и полотно, и рубашка, в которой была девушка очень скоро становились сухими и горячими.
Вдруг он увидел новое лицо. Это была опрятно одетая пожилая женщина. Она подошла к Любаве и дворянки испугано расступились перед нею.
Женщина подошла к девушке и притронулась тыльной стороной ладони к её лбу. Строгим голосом, не терпящим возражений приказала всем выйти.
– Ты останься, – посмотрев на Алекса сказала она. – Я знаю кто ты…
Алекс в испуге отшатнулся: что такого она может знать? То что было в его прошлой жизни?
– Любава не рассказывала, но я давно живу на свете и знаю, что ты друг. Ладно, поговорим потом, а сейчас нужно спасать девочку…
Она приказывала и Алекса удивило, что все её слушаются и всё исполняют, притом очень быстро: принести горячей воды, ступку, чистые тряпки…
Женщина вынула со своей холщовой сумки какие-то травы. Одни измельчив, бросила в горшок и залила кипяченой водой, другие истолкла в ступке до состояния порошка. Движения её были быстрыми, уверенными.
– Помоги –ка, молодец, поднять голову Любавы. Нужно напоить её отваром. Если не собьём жар, ой худо будет…
Алекс бережно поднял голову девушки и они общими усилиями влили ей немного жидкости в рот. Любава глотнула и закашлялась.
– Давай милая, давай моя пташечка ещё немного, ещё…Умница ты моя.
Алекс очень обрадовался, что он не один, что есть человек, знающий своё дело и наверняка выравняет ситуацию .На Земле проще – там врачи, лекарства. А здесь ничего под рукой, что бы спасло жизнь.
Он намочил холстинку в воде и бережно стал вытирать Любаве лицо, виски.
В вырезе девичьей рубахи увидел странное украшение – образ молящейся женщины.
– Оберег это, – услышал возле себя голос.– Хорошо, что он при ней.
Алекс уже где-то это видел…Но память подводила – он не мог вспомнить где. Решил что это сейчас не актуально, можно напрячь память попозже, когда в доме снова станет по прежнему, хотя и понимал, что при любом раскладе «по прежнему» уже не будет.
Ночь прошла беспокойно. Наступило утро, а улучшения состояния девушки не было. Любава тряслась от озноба и сразу же ведунья набрасывала на неё лёгкое из лебяжьего пуха, одеяло, а через некоторое время девушка срывала его с себя, сгорая от жара, сжигающего её изнутри.
Ведунья не сдавалась – через ровные промежутки времени поила девушку отваром трав, окуривала чем-то помещение, шепча какие-то заклинания. Женщина настояла, чтобы Алекс немного поспал, а сама осталась возле Любавы.
Это был не сон… Отрывками проносились спокойное лицо Мала, искажённое болью и непониманием, лицо Любавы. Алекс поворачивался на другую сторону, но были снова и снова те же картины в той же последовательности.
От безнадёжности парень ударил кулаком о подушку, чтобы не закричать. Он привык к Малу, считал его своим другом, а Любаву младшей сестрёнкой. Своей семьёй. И вот всё рушилось- дорогие ему люди уходили: сначала Мал, а теперь Любава…
« Нет, этого не может быть…Почему это случается со мной: вначале авария корабля, а теперь потеря друзей»?– птицей билась мысль.
Он вскочил и бросился в опочивальню Любавы. Ничего не изменилось: девушка так же металась в горячке. Но Алекс увидел, что устала ведунья, не так быстры были её движения.
– Расскажите, что за чем делать, а сами отдохните. Я всё сделаю как надо. А вы немного наберитесь сил, они нам ещё понадобятся.
Она хотела возразить, но увидела в его взгляде непреклонность и решимость , поэтому благодарно кивнула, но далеко не пошла – постелила себе одеяльце возле стены, легла и притихла.
Алекс поменял свечи и присел возле Любавы. Она лежала спокойно, видно жар немного спал. Ресницы откидывали глубокие тени на её лицо и парню вдруг показалось, что она умерла. Он наклонился к её губам и прислушался. Нет, девушка дышала…
– Слава Богу. Прошу тебя, Любушка, борись, не сдавайся.– тихо попросил.
Любава видела озеро, но оно было не бирюзово-голубое, а красное…
Она приближалась к нему, её обдавало жаром. Было больно. Но что-то толкало её вперёд и она падала, летела, парила, но яркие языки пламенного озера доставали её, обжигали. Было трудно дышать и тогда чьи -то ласковые прохладные руки уносили её оттуда, от этого озера, которое превращалось в красный глаз, неусыпно следивший, когда же устанут руки и выпустят её снова.