Смерть под вуалью

Близился вечер. Калошин сидел у себя в кабинете, когда ему позвонил Карнаухов. По учащенному дыханию и возбужденному: «Привет!», майор сразу понял, что эксперту есть, что сказать.

– Токсин тот же, что и в случае с Вагнером! Концентрация огромная. Боюсь, что Черных обречён.

– Как яд проник в организм, установил?

– Да у него масса игольных проколов, ему же уколы делали. Пока сказать трудно.

– А с водкой мог попасть?

– Теоретически – да. Этанол способствует проникновению токсина в кровь, а там уже гематогенным путем, то есть с кровотоком, попадает в легкие, сердце, и так далее. А если изначально была простуда, то она ужесточила действие стрептококков.

Калошин тотчас же вновь позвонил Дубовику:

– Андрей Ефимович, надо срочно вытрясти из Каретникова, где он брал токсин со стрептококками. У нас ещё один потерпевший!

– Хорошо, я понял тебя, майор! Сейчас же свяжусь с коллегами. Знаю, что до сего дня этот жук ничего об этом токсине не сказал. Завтра буду у вас! Жди!

Вечером позвонила Циля Абрамовна и сказала, что Черных пришел в себя, но следует поторопиться.

Калошин буквально сорвался с места, он понял, что может не успеть совсем: по тону врача было ясно – человек умирает.

Едва накинув в вестибюле халат, майор устремился к палате, на которую ему указала медсестра.

Черных оказался довольно тщедушным человеком, а болезнь ещё больше усугубила его и без того слабые физические данные. Дышал он очень трудно, с хрипами, впалая грудь тяжело вздымалась, горячечный взгляд блуждал по лицам, присутствующих в палате, врача и жены, перекидываясь на белые стены, и, как бы, обжигаясь об их искрящую белизну, возвращался вновь к людям.

Циля Абрамовна молча показала Калошину на свои часы и подняла два пальца. Он кивнул. Подойдя к кровати больного, низко наклонился к нему и спросил, стараясь четко произносить каждое слово:

– Кто ехал с вами в субботу и воскресенье в автобусе? Кто мог положить водку вам в карман?

Черных какое-то время непонимающе смотрел на майора, потом прошептал с хрипом:

– Капут… капут… – это были его последние слова, мужчина впал в кому.

Калошин был обескуражен. Эти слова привели его в замешательство. «Почему *капут*, а не *конец*? Или он имел в виду того человека? Значит, придется искать всех, у кого так начинается фамилия. Не думаю, что их много», – размышлял майор, возвращаясь из больницы, – «А если что-то другое? Как было в случае с Вагнером-каретником? Какая-нибудь измененная фамилия? Это тоже не сбросишь со счетов».

Глава 7.

Дубовик появился рано утром, как и обещал. Встретили его очень тепло и дружелюбно. Обнялись, похлопали друг друга по плечам. Из пузатого портфеля майор достал две бутылки коньяка, и, подав их Калошину, сказал:

– Убери. Позже отметим встречу. – Расположился по-хозяйски за столом и сразу же приступил к делу: – Ну, давайте по порядку. Кстати, лагерный архив был уничтожен или вывезен немцами, но остались сведения о женщинах, отбывавших там наказание, в Министерских архивах. Ребята вплотную занялись им.

Выслушав всё, что ему поведал Калошин, Дубовик сказал:

– Я думаю, что причину убийства вы определили верно. Ревность, деньги, вообще, бытовуха – эти причины не вписываются в саму картину преступления. Сама внезапность говорит о том, что оно не было задуманным. А что с этими последними словами Черных?… – Дубовик задумался, – кстати, как он?

– Пока по-прежнему, – ответил Калошин, – но шансов ноль.

– В таком случае нам необходимо дать объявление в районную газету, чтобы откликнулись те, кто ехали в автобусе в субботу и воскресенье, – Дубовик повернулся к Воронцову: – Давай, Костя, дуй в канцелярию, пусть Мария немедленно звонит редактору. – Потом обратился к Калошину и Моршанскому: – А ведь у меня очень важное дело. Я собирался приехать попозже, кое-что надо было сделать там, но ваша новость меня поторопила, – Дубовик достал портсигар.

– Интригуешь? Можешь не тянуть? – заерзал Моршанский.

– Не спеши. Успеешь напрячься, – выразительным жестом Дубовик показал, как именно будет напрягаться следователь, чем вызвал нервный смешок последнего, но перехватив укоризненный взгляд Калошина, поспешил продолжить, понизив голос: – Вы в курсе того, какая продукция производится на нашем закрытом предприятии?

– Это почтовый ящик №***? – уточнил Моршанский.

– Да, он самый. То, что эта информация строго конфиденциальна, предупреждать не стану, вы люди опытные. Так вот, с некоторых пор на этом предприятии начались разработки новых технологий и выпуск одной важной детали по военным заказам. Подробности упускаю.

– Ого! – выдохнул Моршанский, Калошин же только смачно крякнул.

– Да-да! И вот с этого «ого» поступила информация о том, что кто-то пытался выкрасть некоторые документы. Ну, подробности вам ни к чему, главное не это. Несколько дней назад, а вернее, в воскресенье вечером в районной больнице скончался один из инженеров этого предприятия, – он достал из папки и положил на стол фотографию моложавого мужчины, немного похожего на актера Владимира Самойлова. – И знаете от чего?

– Неужели пневмония? – ахнул Моршанский.

– Она самая. И вот если бы тогда, когда умер Вагнер, Карнаухов случайно не нашел бы истинной причины заражения, все прошло бы гладко. Но наш судебный медик по моей просьбе более углубленно произвел вскрытие и все необходимые манипуляции, какие у них там положены. Нашел то же, что и Карнаухов. По словам нашего медика, токсин ввели… – он заглянул в свои записи, – …парентерально, то есть, сделав укол. Стали разрабатывать версию убийства. Оказалось, что этот инженер в пятницу вечером поехал к какому-то другу в гости. Своим сослуживцам имени он не называл. А так как жена его сейчас отдыхает в Гаграх, то все решили, что этим самым «другом» была женщина.

– А мы причем? Это дело района, – резонно заметил Моршанский.

– Так-то оно так, но поехал он сюда, в Энск. Вернулся в субботу и сразу слег. «Скорую» вызвала соседка, которая по просьбе жены готовила обеды и следила за порядком. Так эта соседка, вразрез убеждениям коллег, считает, что поехал он именно к другу, потому что перед этим купил подарок… – Дубовик поднял палец, – …внимание! Сигареты «Winston»! Место покупки мы установили. Там просто мелкое жульё промышляет дефицитом.

– А в нашем случае сигареты-то курила женщина! – воскликнул Калошин.

– Но она могла быть и женой этого друга! – предположил Моршанский.

– Вот именно, что могло быть и так, и этак. Вот это-то и затрудняет наши поиски. Но… – Дубовик протер свои элегантные очки, – … ведь этот токсин – такое специфическое вещество, что оно не продается в аптеках. О его действии может знать только человек, специализирующийся на подобном. Ведь это область медицины и микробиологии. В первом случае, укол сделал Каретников. Во втором, кто-то отравил водку. В случае с инженером – опять укол. Нам необходимо понять, был ли два последних раза один и тот же человек, или же он не один?

– Надо искать следы пересечения всех этих людей, – заключил Калошин.

– Правильно, этим мы с вами займемся вплотную.

Пришел Воронцов.

– Фу-у, кое как дозвонились до редактора. Никак не хотел принимать заявку, сказал, что утренний номер уже сверстан, и пошел в набор. Я сослался на вас, – он кивнул Дубовику, – сразу скис.

– Правильно сделал. А теперь распределим наши обязанности, – майор разложил перед собой документы. – Главное, ничего не упустить.

У следователей началась кропотливая работа. Собирая по крупицам сведения о преступнике, они составляли из разрозненных фрагментов его портрет.

Доронин в очередном телефонном докладе рассказал, что одна девочка видела, как какой-то дяденька в длинном плаще шел в хранилище. Она прошла рядом с ним, а потом сказала матери, что от него пахло вкусно, «как от артистки».

– Я спросил её, почему не «артиста»? Она упорно доказывала, что дяденьки так не пахнут, – чувствовалось, что Доронин, рассказывая это, улыбался. – Уж не знаю, дает нам это что-то или нет…

– Это очень может пригодиться, так что продолжай, – успокоил его Калошин, и, отдав очередные распоряжения, отправился к Богданову.

Было видно, что там все подготовлено к похоронам. Горе осязаемо витало в воздухе. У крыльца сидели какие-то старики, в самом доме сновали туда-сюда старухи. Но Калошин не удивился, когда увидел на кухне Клавдию Васильевну Рыбалко. Она, протирая руки полотенцем, показала майору на табурет, приглашая к столу. Сама стала объяснять:

– Вот, осталась пока у них. Мужчинам я представилась давней подругой Риммы, ничего – приняли. Даже рады были. Тяжело им одним. Девочке сказали, что я её тётя. Детки хорошие, воспитанные. – Потом показала на стоящие у окна большие корзины: – Мои с деревни все к столу привезли.

Калошин в очередной раз поразился широте души этой русской женщины. В глубине души он порадовался за семью Богданова. Подозревать же Клавдию Васильевну в корысти у него не было ни малейшей причины.