– Проси пощады, скотина! – взревел вдруг Нуар так, что заложило уши.
– Это приказ? Простите мэтр, я не понял. Я выполню, но поскольку этому меня не обучали, я бы хотел получить дополнительные указания. Должен ли я громко завывать, или, наоборот, говорить тихо и проникновенно? Должен ли я расплакаться?
Нуар взвыл почти на ультразвуке, резко вскинул вверх растопыренную ладонь, вокруг пальцев которой клубилось полупрозрачное черное облако. Зеркало вдруг потемнело, пол рванулся вверх так резко, что Ольгарт невольно отшатнулся – казалось, сейчас по щеке ударит.
Нет, не ударит. Рука Рохора в зеркале оттолкнула красно-фиолетовый ковер, поставила на место. И снова в глубине зеркала проявилась осточертевшая до боли морда Нуара.
А безжизненный голос продолжал, почти не сбившись:
– Если же да, то должен ли я плакать громко и навзрыд, или, наоборот, тихо всхлипывать? Должен ли я…
Нуар завизжал. Изображение в зеркале задрожало и разбилось, разлетелось в дребезги. Зеркало почернело и медленно растворилось в воздухе.
За столом было тихо. Никто уже не галдел и не смеялся. А потом, после продолжительной паузы, вдруг заговорили все разом.
– Ты нарываешься, Рохор, – медленно проговорил Койер. – Зачем?
– Если ты решил спровоцировать эту скотину убить тебя, ты выбрал неподходящее время, – фыркнул аристократ.
– Да уж! Сейчас у нас самая работа, а ты… – высказался Кивк с оттенком обиды в голосе.
Рохор пожал плечами.
– Очень уж мне не понравилась идейка, что я именно ПОЗВОЛИЛ мэтру прыгнуть через парапет. – сообщил он, – Только мне ментального допроса не хватало. Мог бы и не потянуть. А так – отвлек, разозлил, вот и все в порядке.
Все в порядке? Б-рр. Еще раз реанимировать после такого «все в порядке», и всерьез захочется попроситься обратно в подвал.
– А я говорил, что надо было послать меня, – вылез Койер. – Только я, один я из нас… не считая мэтра, разумеется… смог бы в случае чего организовать себе очень убедительный разрыв сердца. Как бы с перепугу.
– А как же? – полушепотом спросила южанка. Ее черные глаза стали сейчас огромными, почти как у Сельды. – А договор?
– Говорю же – убедительный. Никому бы и в голову не пришло.
– Кретин! – высказался аристократ. – А если бы пришло? Поднял бы тебя Нуар, и расспросил бы с тщанием насчет внезапно пошатнувшегося здоровья. Вот тут всей нашей затее пришел бы кирдык. И вообще никому бы мало не показалось. А от твоей драгоценной рощицы остались бы щепки пополам с головешками нам всем в назидание.
– Ладно. Обошлось и порядок, – заявила Сельда. – Хорош трепаться, давайте уже кости бросать.
И вот тут случился скандал.
***
Как уже уяснил Ольгарт из задушевных бесед с подопечными на профессиональные темы, организация эпохального эксперимента была тщательно продумана, и работа вовсю шла. Ребята уже бросили кости и, согласно их повелению, разбились на три тройки. Каждая из троек будет ходить в Алтарную по очереди, в свой день. В Алтарной они снова кинут кости и рассчитаются на первый-второй-третий. Первый – основной исполнитель обряда, каковому надлежит лежать на алтаре и творить разработанную Грагором магию, пока с ним работают ассистенты – номера два и три. Без подробных разъяснений, как между ассистентами распределяются обязанности, Ольгарт охотно бы обошелся, но энтузиастов было не остановить. Вывалили все, подробно и досконально обсказали дорогому другу мэтру Ольгарту… демоны их порви!
Ну почему все люди так любят говорить о своей работе?
В итоге вопрос, как во время этой самой ассистентской поддержки номер первый сумеет творить какую бы то ни было магию, стал повергать мэтра в полное недоумение. И в очередной раз вызвал ощущение полной бредовости происходящего. Да… ну а дальше то, что по окончании обряда останется от первого номера, поднимут, зафиксируют и отнесут в медблок. И настанет его, Ольгартова, часть общей работы. А когда он ее выполнит, то пусть отдохнет, потому что работа скоро снова появится. А тройка опять пойдет в алтарную. Только теперь второй номер станет первым, третий вторым, а первый третьим. Все просто и понятно, не так ли?
Осталась мелочь – определить очередность уже сформированных троек. Все вроде бы очевидно – надо опять бросать кости.
Вот тут и вылез Рохор.
– Друзья, я понимаю, что решение организационных вопросов при помощи костей, это общепринятая, освященная тысячелетними традициями процедура, – проникновенно заговорил он. – Если нет аргументов для принятия взвешенного решения, кости выручают людей, помогают избежать конфликтов и…
– Это ты к чему? – подозрительно перебили разом насторожившиеся слушатели.
– К тому, что кости хороши, когда решение целесообразно предоставить воле случая. Если же существуют какие-то рациональные соображения, то…
– Так ты куда гнешь? Говори короче!
– Ну, если короче… – лучезарно улыбнулся Рохор, – Ребята, давайте рассуждать. Нуар наказал меня. Так?
– Так ведь мэтр тебя уже реанимировал!
– Вот именно! И разгуливаю я теперь по ордену весь такой цветущий и пышущий здоровьем. А если кто обратит внимание? И доложит? Что тогда? Нуар ведь может что-нибудь и заподозрить, не так ли?
– Так что, тебя снова малость обидеть? Что б не возникало подозрений? Там мы можем. Аж прямо сейчас.
– Именно! – Рохор улыбнулся еще обаятельнее и поднял вверх палец. – Я это и предлагаю. Давайте в виде исключения пропустим нашу тройку первой. Я понимаю, что это противоречит традициям, но неодолимое давление обстоятельств… Поймите, если конечно мои товарищи не совсем уж криворукие пеньки, то к вечеру мой вид не вызовет подозрений даже у самого что ни на есть осторожного человека. Даже у Нуара.
За столом начался непонятный, но отчетливо неодобрительный галдеж.
– Зараза! – темпераментно взревела Сельда.
– Рохор, это непорядочно! – аристократ брезгливо передернулся и сморщил свой породистый, аристократично вздернутый кверху нос.
Эти двое и есть его тройка? Что ж, подумал Ольгарт, можно понять их недовольство. Да, конечно, раз уж так решено, то всем придется лечь на алтарь. Но в свою очередь, и лучше попозже. Или, в крайнем случае, как кости распорядятся. Но зачем же самому вперед вылезать?
Ольгарт опять ошибся. Это не они его тройка. Койер и Уйх переглянулись и с энтузиазмом начали объяснять кипящему от возмущения коллективу, что они никоим образом не криворукие пеньки. Они работу знают. И, если их тройка будет первой, то уж они расстараются и обеспечат Рохору столь убедительный вид, что сам Нуар заплачет от жалости и решит, что малость переусердствовал с наказанием.
Ольгарт ошалело потряс головой. Не помогло. Кто-то здесь определено сошел с ума. Или он, или остальные здесь присутствующие. Или вообще весь этот мир.
– Поймите, – вдохновенно излагал тем временем Рохор. – Вопрос безопасности нашего предприятия стоит выше личных амбиций и…
– Зараза! – кипятилась Сельда. – Ты, ушлый купеческий сынок! Ты везде без мыла пролезешь. Думаешь, опять всех заболтаешь?
– У купчишек это в крови, – морщился аристократ. – Жулье они неприличное. Были и будут жульем.
– Ребята, но я же прав.
– Да? – шипела Сельда. – А вот пошлем мы тебя сейчас вместе с твоими жульническими идейками к семихвостым подземным сорокопяткам на полдник. И будет у тебя вид печальный и насквозь несчастный.
– Печальный, кто бы спорил. Но ведь здоровый и цветущий. А Нуар посмотрит и задумается… Сельда, но я же прав!
– Зараза! Тебя послушать, так ты всегда прав. Интересно, а в своей тройке вы будете бросать кости за первенство? Или ты и там всем мозги промоешь?
– Се-ельда, – укоризненно протянул Рохор. – В своей тройке мы уж как-нибудь без тебя разберемся.
Он кинул быстрый взгляд на несколько напрягшихся товарищей по тройке и закончил, – Главное, чтобы наша тройка пошла завтра в алтарную, и пусть сбудутся все наши планы и мечты!