Хроники Нордланда. Грязные ангелы

Я и не подозревала, что история моя окажется такой длинной! Я столько бумаги уже истратила, столько перьев сточила и выбросила, но даже к середине ещё не подобралась. Зато время летит незаметно, и ожидание моё стало легче. А главное – меня захватило это погружение в моё прошлое. Сначала мне казалось, что писать про то, что когда-то происходило с нами, будет тяжело, и это действительно, нелегко, но так завораживает меня саму! Сначала мне казалось, что я не вспомню никаких подробностей, так давно это было… Но чем глубже погружаюсь я в книгу, тем отчётливее проступают самые мелкие детали, запахи, оттенки, звуки… Даже ползущая по стеклу божья коровка, которой давным-давно и след остыл, в моей памяти ползёт и потирает усики, как живая. И она и есть живая… Сказал же кто-то, что пока нас помнят, мы живы. Мы – живая память прошлого, такого ещё близкого, и уже такого безвозвратного! Мир принадлежит юным, будущее – детям… А нам принадлежит прошлое. Мы ещё здесь, мы ещё любим, ещё живём, ещё строим планы, ещё надеемся, и всё же мы – уже отчасти то, что ушло. Наши дети сидят сейчас у камина, головами друг к дружке, что-то горячо обсуждают, то и дело взрываясь весёлым смехом, и мне кажется, что настоящие – это они… А настоящие мы остались в прошлом, когда были вот такими же, лёгкими на смех, на слёзы и на любовь.

А на самом деле-то, о чём я?.. Разве не меня ждёт такое счастье, что голова кружится, стоит только подумать об этом?! Мне кажется, что я вынырнула сейчас из омута, в который превратилось всё, что мы пережили, и мне даже как-то странно видеть вокруг себя нечто совсем иное. Своих героев в этот раз я оставила в самый чёрный час их жизни, но не зря же говорят, что ночь темнее всего перед рассветом?.. Вот только не все они дожили до него, и мне сейчас хочется просто посидеть и вспомнить их, погоревать о них немножко… Я так давно этого не делала. Вспомнить всех, всех – тех, кого до сих пор помню, о ком тоскую, и память о ком во мне никогда не умрёт.

Глава первая: Найнпорт

В Найнпорте, городе на юго-востоке герцогства Элодисского, удивительным образом переплетались нищета и роскошь, эльфийская красота и человеческие трущобы. Построенный на руинах эльфийского Дариала, столицы Дуэ Сааре, уничтоженной драконами, Найнпорт, Ночные Врата, был неповторим, отвратителен, прекрасен, удивителен и уникален. Эльфы когда-то создали его прямо в скале, обработав её естественные уступы и неровности и превратив их в улицы и площади. Эльфийские мостовые и лестницы сохранились по сей день, не подвластные ни человеческому разгильдяйству, ни времени, сохранились и части эльфийских построек, любимых эльфами Дуэ Сааре аркад, кариатид и гротов. Благодаря тому, что барон Драйвер не стремился к процветанию своего титульного города, напротив, прижимал налогами и поборами, а так же тому, что большие торговые корабли, не желая платить барону огромную пошлину, предпочитали Ашфилд, Элиот и Клойстергем, Найнпорт стремительно беднел и с каждым годом ветшал, но пока держался, по большей части за счёт контрабанды, рыбной ловли и охоты на морского зверя: китов, тюленей, котиков и моржей, за которыми найнпортские промысловики ходили аж до самого Длинного Фьорда на севере. Издали, особенно с моря, город казался неповторимо-очаровательным благодаря прилепившимся к скалам домам, остаткам эльфийских построек с ажурной резьбой и светлому цвету местного камня. Внутри было похуже, мягко говоря. Места на скальных уступах было мало, и дома росли ввысь, срастаясь верхними этажами с домами напротив и превращая улицы в длинные, тёмные, зловонные тоннели. Из окон верхних домов можно было запросто выйти на крыши нижних, и здесь частенько возникали лавочки и харчевни. Улицы, проулки и тупики Найнпорта подчинялись не строгому плану, а прихотям скалы, на которой он был построен, и превращали город в непостижимый лабиринт, полный ловушек в виде тупиков, обрывов, лестниц, балконов и просто арок в никуда. Где-нибудь в узком проулке меж двумя высокими домами можно было вдруг обнаружить лестницу вниз, которая, спускаясь меж двух глухих стен, в полумраке могла вывести на нижнюю улицу, а могла и завести в чей-нибудь глухой дворик, где на неосторожного путника могли броситься злобные сторожевые псы. И даже те, кто жил здесь всю жизнь, хорошо знал только свой район, ну, от силы соседний, но блуждал в чужом.

Эту особенность своего города удачно использовала Жанна Стерн, которая как-то неосторожно попалась на глаза кватронцам барона. Эти его кватронцы, эта его любовно подращённая сволота, три десятка высоченных, холёных, безжалостных подонков, которых сам барон звал своей Семьёй, самым настоящим образом терроризировала город. Время от времени кто-то из них, обычно всей десяткой, во главе с вожаком, отправлялись в Найнпорт, поразвлечься, и не отказывали себе ни в чём. На рынках и в лавках они брали всё, что понравится, а что не нравилось, могли разбросать, разбить и даже поджечь. То же самое происходило и с людьми – их могли избить, изнасиловать, убить, поглумиться – и порой и то, и другое в раз, и ни пол, ни возраст для бывших рабов Садов Мечты значения не имели, так же, как и место: не раз они ловили и насиловали женщин и подростков прямо на людных улицах, провоцируя очевидцев.

Жанна попалась на глаза одному из главарей десятки, здоровенному полукровке, ветерану – ему было уже под тридцать, он успел заматереть и совершенно утратить всякие совесть и жалость на службе барону, – на рынке у городских ворот. Собственно, Жанна там отиралась вот уже пять лет, продавала всякую мелочёвку вроде ниток, иголок, кресал, напёрстков, оселков и тому подобного, но только в эту зиму гадкий утёнок с голенастыми коленками и длинными руками, чьи тощие запястья торчали из любого платья и любой куртки, вдруг оформился в стройную длинноногую девушку с приятными округлостями в нужных местах. В первый раз она от Вепря – так звали главаря, – сбежала. Соседи по рынку говорили ей, чтобы она не возвращалась, но девушке жаль было оставлять прикормленное место, приносившее семье небольшой, но стабильный доход. Она уже трижды была вынуждена удирать от Вепря по запутанным улочкам Найнпорта, и лёгкость, с которой ей это удавалось, вскружила девушке голову. Но Вепрь был кто угодно, но не дурак. Драйвер и Сады Мечты вытравили из него всё человеческое, извратили его натуру, но дураком не сделали. Иначе он не выжил бы и не стал тем, кем стал! В первые разы он сразу же забывал о наглой девке, но в третий раз она уже его зацепила, и сегодня он ехал с определённой целью: поймать наглую тварь. Выяснив, что девушка на рынке, он организовал облаву по всем правилам, перекрыв все четыре выхода с рынка.

Жанна, заметив конных кватронцев и их вожака, споро скатала покрывало с товаром – в первый раз столько добра пропало у дурочки! – и отдала на хранение соседке, и только после этого попыталась, прячась за прилавками, смыться с рынка… Но вовремя заметила всадника и бросилась к другому выходу. И заметалась по рынку, ускользая от охотников, выкрикивающих глумливые обещания, улюлюкающих и веселящихся от души, в панике видя, как отворачиваются и спешно собираются люди, ещё недавно такие радушные, приветливые, и начиная понимать: всё, она попалась. Охотники ещё погоняли её по рынку, так, для забавы, пока она совершенно не выбилась из сил, и не прижалась к какому-то прилавку, с горящим лицом, с бешено колотящимся сердцем, на дрожащих от усталости и страха ногах, с холодком ужаса в животе. Вепрь неторопливо подошёл: огромный, на полторы головы её выше, с красными огоньками в глазах, взял её за горло, и Жанна, помертвев, тихонько простонала:

– Мамочка…

– Вот и попалась, Чуха. – Хрипло сказал он. – Не ссы, дура, я добрый. Я всего раз тебя трахну. И он – всего разок. И они – всего по разу.

Кто-то сзади разрезал юбку Жанны от пояса до самого низу, стиснул ягодицы. Все остальные охотники собрались вокруг, больно лапали девушку, награждали шлепками и тычками, больно выкручивали грудь. Те посетители и торговцы, кто остался на рынке, старательно делали вид, что не только не видят, как на прилавке с дорогими тканями насилуют девушку, но и не слышат ни криков о помощи, ни визга, ни болезненных жалобных стонов. Кто-то стискивал зубы в бессильной ярости, кто-то молился про себя, но не вмешался никто. И только когда Вепрь и его кватронцы, побродив ещё по рынку, в надежде, что кто-нибудь спровоцирует их на новую забаву, ушли в ближайший трактир, Жанну подняли – всю покрытую синяками и кровоподтёками, в разорванной одежде, со слипшимися от спермы волосами, – и, прикрыв, отвели на улицу, где жили её родители. Там и оставили на мостовой, не решаясь взглянуть в лицо её отцу. Жанна так и сидела, где её оставили – от пережитого она повредилась рассудком. Во что бы её ни одевали потом родные, она норовила распороть себе подол, как ей распороли тогда на рынке, и в таком виде отправиться в город, выбирая самые людные места. Даже когда стал всё сильнее выпирать живот. Родами Жанна умерла, вслед за этим умер отец, который так и не перенёс позора. А младенец, мальчик, выжил – маленькое, ненавидимое родной бабкой существо, отчаянно цепляющееся за свою ненужную никому жизнь.

Гарету пришлось проявить изобретательность, чтобы, огибая дельту Фьяллара, избежать посещения Элиота и королевы. В Ашфилде «Единорог» встал на якорь, чтобы набрать свежей воды и оранжерейной зелени, и через бухту Гарет, не отрываясь, смотрел на далёкий Найнпорт. Когда-то, до войны Драконов, это было королевство Дуэ Сааре, со столицей в Найнпорте, и тогда это был прекрасный город, блистающий и славный, соперник Лисса. Драконы сожгли его почти полностью, уничтожив и дворцы, и леса вокруг, и почти всех жителей. Король Дуэ Сааре тоже погиб, не оставив наследников и преемников. Драконы налетали с моря, неся смерть и огонь, и спасения от них не было… Теперь на здешних пустошах паслись овцы и коровы, как и пятьсот лет назад – ничего не изменилось. А Найнпорт, когда-то великолепный и славный, превратился в провинциальный портовый город, не самый лучший даже по южным меркам. Вокруг него и других южных городов витали дурные слухи, крестьяне и горожане были угрюмы и казались запуганными. Гарет пытался узнать в Ашфилде что-нибудь о местных проблемах, но ему никто ничего не хотел говорить; бургомистр отделывался общими словами, люди попроще вообще молчали. Гарет подозревал, что Драйвер правит этой землёй из рук вон плохо. Тиберий возражал, что отчёты с юга всегда хорошие, и налоги в королевскую казну, и десятину герцогу барон платит исправно. Жалоб от его людей не поступает, и пытаться сейчас что-то предпринимать против него – это напомнить всему Острову об их вражде и дать повод обвинить Хлорингов в предвзятости. Мол, они третируют верного вассала из мести за прошлое, которое давно забыто и быльём поросло. Гарет не боялся обвинений в предвзятости; но пока что он был в полном подчинении у отца, которого любил и безгранично уважал.

Но выяснить правду было жизненно важно, и потому Гарет, как всегда, прибег к помощи своего приятеля Марчелло. Марчелло, не смотря на итальянские имя и фамилию, был евреем-выкрестом, которого в Европе Гарет практически вырвал из рук инквизиции. Смена религии была формальной – и только Гарет знал истину и нисколько по этому поводу не волновался, хоть и был добрым католиком. На Острове вообще довольно терпимо относились к евреям, здесь были другие враги и злодеи, а Гарет успел полюбить своего спутника, который отвечал ему взаимностью – сначала вынужденный скрываться под защитой странного иностранного вельможи, а потом – и искренне, от всего сердца, так как узнал и тоже полюбил его. Гарет был, не смотря на ветреность и внешнее легкомыслие, человеком – хоть это слово и не очень подходило в данном случае, – глубоким, бесстрашным, честным и благородным. Все эти качества, свойственные и самому итальянцу, врачу, авантюристу, бродяге и учёному, нашли живой отклик в его горячем сердце, и он посвятил молодому Хлорингу свои меч и жизнь от всего сердца, став для него другом, соратником, телохранителем, личным врачом и всем на свете ещё. В Ашфилде он взял некоторую сумму денег и отправился к местным соотечественникам, для сбора информации. Гарет остался на корабле. Было тепло и свежо, пригревало мартовское солнышко, кричали чайки, поскрипывало дерево… Шумел большой порт. Ашфилдский порт был больше, чем Найнпортский, хоть сам Ашфилд был городком поменьше и попроще, чем баронский сосед. По местной легенде, когда-то он был подарен Арне Гуннару, легендарному Стражу, тогдашним герцогом Элодисским, Бьярне Хлорингом, отцом Генриха Великого, как своему внебрачному сыну от озёрной феи. Так или не так, но город любил эту легенду и постоянно подчёркивал свою принадлежность местному божеству – здесь повсюду были изображения золотого ястреба и белого волка, горожане даже особый герб себе изобрели уже двести лет назад. Гарет, потягивая вино, смотрел на город, уютно и очень живописно расположившийся по уступам мелового холма, невысокого, как все местные скалы и холмы, золотисто-рыжеватого. Ему хорошо видны были и ратуша, и замок, куда его уже приглашали отцы города, явившиеся с положенным визитом к нему на корабль. Гарет отказался, сославшись на кратковременность визита, задал горожанам обычные вопросы, и получил крайне обтекаемые ответы: мол, всё прекрасно, всё хорошо, все их проблемы решает барон Драйвер, пожаловаться им не на что. Гарет в это не верил. В Гранствилле к нему тянулись просители и жалобщики с утра до вечера, и если бы не вездесущий Альберт Ван Хармен, который сам разбирался с девятью десятыми их них, Гарет утонул бы в этом море сутяжничества, жалоб, попрошайничества и доносов. Здесь же – о, чудо! – даже доносить никто ни на кого не рвался… А ведь Гарет был местным графом, Драйвер был всего лишь его вассалом. Что, никто не хотел пожаловаться даже на него?! Гарет не верил в это. Он ненавидел Драйвера лютой ненавистью, хоть никогда и не видел. Драйвер оскорблял его отца, оскорблял мать, так, что его высочеству пришлось даже вызвать его на поединок чести, а главное – Гарет был уверен, что мать и брата похитил он. Его высочество тоже был в этом уверен и не раз обыскивал со своими людьми замок Драйвера, его люди много лет следили за замком, и если бы мальчика привезли туда, это сразу же стало бы известно. Драйвер постоянно жаловался всем и везде на то, что его подозревают и обвиняют безвинно, всего лишь из мстительных чувств и личной неприязни, делают из него монстра, тогда как он давно просил прощения за вырвавшиеся в гневе слова, давно раскаялся и является преданным вассалом, искренне уважает, даже боготворит его высочество и страдает безмерно от его предвзятости. В дело вмешивались и королева, и даже кардинал. Принц Элодисский был вынужден формально отказаться от своих обвинений и оставить Драйвера в покое, тем более, что никаких доказательств того, что он и вправду причастен к той истории, не было найдено, а эльфы, нашедшие в лесу поляну, на которой кипел последний бой эскорта Лары Ол Таэр, и озеро, где были обнаружены трупы её эльфийской и человеческой охраны, обнаружили и следы рыжего тролля – страшной твари, которых, как считалось, перебили ещё Генрих Великий и Арне Гуннар. Эти твари были нечувствительны к эльфийской магии, страшны и безжалостны, и их участие в нападении в какой-то мере объясняло поражение луа. И отсутствие ребёнка – его тролли могли сожрать без остатка, с костями, как ни страшно это звучало. Рыжего тролля эльфы, по слухам, искали по всему Острову до сих пор, но он как в воду канул… или в болота Далвегана. Теперь принц Элодисский считал, что, возможно, и в самом деле погорячился и заподозрил Драйвера зря, а ноги всей этой страшной истории росли вовсе не из Редстоуна, а из Клойстергема. Далвеганцы тоже были давними врагами Хлорингов, это нельзя было не учитывать. И только Гарет продолжал считать именно Драйвера виновным в том, что у него нет матери и брат неведомо, где. Иррационально, инстинктивно, но уверенность его была абсолютной и яростной. Он считал Драйвера подонком и грязной мелочной тварью, и не мог поверить в то, что тот правил, не вызывая в подданных ни страха, ни недовольства. Этого просто не могло быть!

А значит, – думал Гарет, мрачно глядя в сторону Найнпорта, в такую ясную погоду отчётливо видного на другой стороне Ашфилдской бухты, – здесь всё ещё хуже, чем могло бы показаться. Либо Драйвер запугал местных, либо они заодно – но вот в чём?.. А может, и то, и другое. Одних запугал, другие заодно с ним, и разумеется, против Хлорингов. Так что Междуречье – это только одна из проблем, и как знать, не самая ли малая?..

Крик ястреба раздался прямо у него над головой. Гарет стиснул зубы, решив не смотреть. Была легенда, что Страж, явившийся Хлорингу в виде золотого ястреба, исполнит его желание. Самое невероятное, самое фантастическое, даже совершенно неисполнимое, правда, всего одно за всю жизнь, но исполнит… так как сам по отцу тоже был Хлорингом. В детстве Гарет верил в эту легенду, и, потеряв надежду на отца, на эльфийских дядек и на себя самого, часами высматривал в небе золотую птицу, с одним-единственным желанием, с одной-единственной просьбой, вернуть маму и брата домой. С тех пор разочарование постигло его и здесь… И он больше не хотел надеяться ни на кого, кроме себя, не хотел ни просить, ни ждать. Он вырос, стал рыцарем, научился сражаться и убивать, у него были силы, золото, люди… И только это Гарет и согласен был принимать во внимание.

Но ястреб закричал снова, совсем близко, и Гарет не сдержался: внутренне посмеиваясь над собой, глянул.

И обомлел: на рее сидел золотой ястреб, очень большой, гораздо больше своих обыкновенных собратьев. Зоркие глаза полуэльфа различали каждое перышко, и в самом деле отливающее золотом, видели яростный золотой глаз, даже язык в приоткрытом клюве.

– Не может быть. – Сглотнув, хрипло произнёс Гарет, растерявшись и даже испугавшись. – Не может этого быть!!!

Ястреб чуть склонил голову, разглядывая его в свою очередь. А Гарет вдруг понял, что не знает, как попросить, как сформулировать вопрос правильно. Просто смотрел на ястреба, быстро впадая в панику. Тот переступил когтистыми лапами, и Гарет, боясь, что тот сейчас улетит, и он потеряет, может быть, свой единственный шанс, выпалил:

– Я хочу, чтобы брат вернулся домой! – И тут же ястреб с громким криком сорвался с реи и канул в небо.

Марчелло поднялся на корабль одновременно с кастеляном Редстоуна, Гестеном, который вручил Гарету приглашение погостить в Найнпорте. Вежливое и достаточно верноподданническое. Просто, на вкус Гарета, издевательски верноподданническое.

Гестена сопровождали двое высоких кватронцев в чёрной стильной одежде и с закрытыми нижними половинами лиц. Куртки и штаны у них были красивыми, из чёрной шерсти, с кожаными вставками и стальным плетением, защищавшим уязвимые места. Назвав себя, Гестен вручил Гарету письмо от своего господина, которое Гарет порвал и бросил на пол.

– Милорд… – Гестен чуть переменился в лице, – я готов немедленно забыть это, если вы соизволите…

– Не соизволю. – Ледяным тоном отрезал Гарет. – Я никогда не забуду, что твой хозяин называл мою мать разными погаными словами. И подозреваю его в её гибели.

– Ваш батюшка, насколько мне известно, вызвал моего господина на честный рыцарский поединок, после которого принял его извинения и простил его.

– Мой отец – человек. Человек благородный и великодушный. А я, как видишь, нет. Я полукровка; как говорите вы, люди – тварь мстительная, жестокая и исключительно подлая. И во всём, что касается твоего хозяина, я намерен и впредь давать волю всем этим порокам, до единого. А если он чем-то недоволен, я к его услугам, в любое время и в любом месте.

– Вы молоды…

– Что ж, это поправимо. И в любом случае, я рыцарь; и получил я этот сан в бою, от датского короля, а не купил его за деньги колдуна и извращенца!

Гестен побледнел.

– Ваше неразумное поведение…

– А об этом не тебе судить. Знай своё место! Вот увидишь, Драйвер простит меня и стерпит всё, что я ещё скажу и сделаю, коли мне будет угодно. После того, как мой отец дал ему хлыстом по роже, он стал на удивление сговорчив. Забирай свой мусор, – Гарет движением бровей указал Гестену на обрывки письма, – и ступай к хозяину. Скажи ему, что ответ сына Лары Ол Таэр другим быть не мог!

– Не зависимо от моего господина, – бледный от ярости, Гестен стиснул рукоять меча, – я считаю, что вы нанесли мне обиду, которую стерпеть нельзя!

– И что?.. – Скривился Гарет.

– Вас защищает ваша кровь. Вы знаете, что пролить королевскую кровь – святотатство.

– Слышь, ты! – Грубо оборвал его Гарет. – А ты наплюй на мою кровь и вызови меня! Решим всё, как подобает рыцарям! Или ты, как твой хозяин, тоже будешь свою трусость моим титулом прикрывать?!

– Мне нужно доставить ваш ответ моему господину. – Официальным тоном сказал Гестен. – После этого я к вашим услугам.

– Выбирай место. – Пряча азартный блеск в глазах, ответил на это Гарет. Гестен повернулся и вышел, нарочито стуча шпорами и припечатав каблуком обрывки.

– Хоть у слуги есть яйца! – Гарет принят от Марчелло кубок с вином. – Убью его кастеляна… Мелочь, а приятно.

– Патрон, – осторожно произнёс Марчелло, – может, не стоило…

– Я ненавижу Драйвера. – Сказал Гарет. – Я всегда считал, что маму и брата похитил он! То, что его в этом никто не смог уличить, для меня ничего не значило!

– Местные говорят о Редстоуне много всего, в том числе и то, что барон держит в подвале молоденьких девочек-полукровок и кормит их мясом своих собак. И что его слуги, кватронцы, тоже питаются человечьим мясом.

– Всё это тебе рассказали твои друзья-евреи?

– Это всё слухи, патрон. – Они вновь говорили по-итальянски, прохаживаясь по корме. – Мои друзья ручаются, что в подземельях Редстоуна нет никого, кроме самых обычных узников. Но с замком что-то нечисто, и это совершенно точно.

– Что именно? – Остановившись, нахмурился Гарет.

– Последние лет пять, по словам моих друзей…

– А у тебя здесь уже есть друзья? – засмеялся Гарет, и Марчелло прижал руку к сердцу:

– Обижаете, патрон! Так вот, по словам моих друзей, последние лет пять из скалы, на которой стоит замок, доносится странный гул, и земля в это время слегка трясётся.

– Похоже на вулкан? – Удивился Гарет, и посмотрел в сторону Редстоуна. Сгущались сумерки, и в той стороне видны были только цепочки огоньков.

– Совсем не похоже, патрон! – Воскликнул Марчелло. – Один из моих друзей, как бы это сказать, имеет некоторое отношение к магии, и он утверждает, что этот гул – магического происхождения. Ещё мне рассказали о том, что людей барона здесь панически боятся. Они никогда не платят в лавках и магазинах, забирая всё, что им нравится, а что касается убийств и изнасилований, то они, по слухам, не стесняются делать это прямо на городских улицах. Во всяком случае, в Найнпорте и окрестных деревнях. Но жаловаться на барона не смеют.

– Почему?

– Здесь есть три небольшие деревни, которые были полностью сожжены, а жители уничтожены, патрон. Как раз за попытку пожаловаться.