Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Все, сын мой, все. Просто для очень крепкой двери нужно больше золота, вот и всё. И рука, которая откроет дверь, если вложить в неё золото.

Гор сжал в кулаке монеты, глядя в глаза, таинственно мерцающие в прорезях маски.

– А зачем ты мне это говоришь? – Спросил прямо. Гелиогабал отстранился:

– Меня задело то презрение, с которым ты берёшь моё золото. Ты не прав, сын мой, ты не прав. – Он вновь погладил его плечо. – Во многом не прав. Подумай о том, как ты живёшь. Подумай о грехе, в котором ты погряз, подумай… О двери, которую Господь держит для тебя открытой… Пока не поздно.

– Да что вы. – С презрением возразил Гор. – Я обожаю свою жизнь.

Он мог остаться здесь, в роскошном будуаре, допить вино, доесть изысканное угощение, выспаться в мягкой постели, но Алиса была одна и уже очень долго, и он поспешил к ней. Его аж морозило от напряжения и волнения, он знал, как бежать! Во всяком случае, идея оформилась почти полностью. Он хотел ещё обсудить её с Алисой – он очень ценил её мнение, – но в целом уже был уверен, что это может сработать. Это была такая новая для него мысль, совершенно новый уровень, на который он неожиданно для себя вышел, что его захлёстывала эйфория от самолюбования, гордости собой. На волне этой эйфории он влетел в Приют, мельком увидел Алису на своём месте, и бросился в бассейн. И тут же почувствовал напряжение, возникшее с его появлением. Локи и Ашур тут же отправились на кольца, а Арес встал на краю бассейна, виновато глядя на Гора. Ледяная игла страха прошила Гора насквозь. Неужели в его отсутствие они что-то сделали с Алисой?! У него всё оборвалось внутри; такого ужаса он не испытывал никогда в жизни. У него даже ослабли на какие-то мгновения ноги, он чуть не ушёл под воду, но это дало ему возможность совладать с собой и спросить довольно резко, но нормально:

– Что вы опять накосячили?

– Гор, – пряча глаза, сказал Арес, – я думал, до утра как-то всё… Но раз ты пришёл…Я, это, смотрел сначала за ними, и запретил им собаку из неё делать, но потом своими делами занялся, а Эрота заказали, ну, я и просмотрел… Она не кричала, понимаешь? Они ей рот заткнули, верёвкой, ну, я и это… Потом увидел, что они хлещут её, и отнял, но она уже… Ты сам посмотри. Я не знаю, что делать.

Гору было жутко. Он выбирался из бассейна целую вечность, ноги и руки были словно чужие. Подошёл к стойлу Алисы и в первый момент не узнал её. Рот её распух и был окружён страшными кровоподтёками, под обоими глазами легли синяки, тело было в ссадинах, рубцах от хлыста и кровоподтёках, под носом была кровь.

– Я её помыл, – сказал Арес. Гор слышал его словно через вату. – У неё солома в жопке была, я её вынул, но не совсем – она вдруг закричала так, и того… вот такая стала.

Алиса мучительно вздрогнула, и у неё вырвался короткий мычащий стон.

– Вот так всё время. – Сказал Арес. – Дёргается и мычит.

Гор страшным усилием воли подавил готовый вырваться из него звериный вопль ярости и горя. Алиса была жива. Алиса была жива… Это было главное. Её надо было спасти, больше ничего в этот момент его не волновало. Как – тоже было не важно. Он бережно поднял её на руки:

– Я к Доктору. Заночую в будуаре.

– А эти?

– Завтра с ними разберусь. – Гор поспешно вышел из Приюта.

Уже темнело, и он сразу бросился в Девичник. Доктора на месте не оказалось, и Гор вновь едва не закричал от отчаяния. Но тут взгляд его упал на Паскуду. Положил Алису на стол, сказал:

– Эй, ты! Иди сюда.

Девушка подошла и привычно опустилась на колени.

– Встань. – Сказал Гор. – Голову подними и посмотри на меня. Смотри, не бойся. Я знаю, что ты можешь лечить не хуже самого Доктора. Да?

Девушка молча смотрела в пол. Алиса вновь вздрогнула и замычала, и Гор тоже содрогнулся.

– Да не молчи ты, дура! – Вырвалось у него. – Ты можешь говорить, я разрешаю, слышала?! Ничего тебе не будет, клянусь! Да посмотри ты на меня! – Он схватил её за плечи и встряхнул. – Она умирает, слышишь?! Да слышишь ты?!

Девушка молчала, безвольно поникнув в руках Гора. И он опустился на колени перед ней.

– Я знаю, – сказал, чуть не дрожа от напряжения и страха за Алису, – что ты умеешь лечить не хуже Доктора, и знаю, что ты разговариваешь и ходишь, куда хочешь – мне Алиса рассказала. Я не говорил этого ни одной живой душе и дальше не скажу. Чего ты хочешь? Ненавидишь меня – так избей, я не шелохнусь, клянусь! Хочешь, я носить тебе еду буду, потихоньку от Доктора, скажи же, чего ты хочешь, в конце-то концов!!! – Это он почти проорал, стиснув её запястья, и услышал тихое:

– Я хочу, чтоб вы сдохли, сдохли, в муках сдохли все!!!

Замер… и произнёс так же тихо:

– Хорошо. Спаси её, дай мне её вытащить отсюда, я приду, и убей меня, как хочешь. Скинешь потом тело в колодец, никто и не узнает, что это ты. А чтоб тащить было легче, прямо к колодцу пойдём, там и убьёшь.

Девушка отшатнулась от него, зашипела:

– Издеваешься?!

– Нет. – Ответил Гор, глядя так, что она поверила, и так была поражена, что на миг забыла всякое притворство, всякую осторожность:

– С ума сошёл?!

– Полукровки с ума не сходят, тебе ли не знать? – Гор по-прежнему стоял на коленях. – Ты была добра к Алисе, почему не хочешь помочь ей?

– А зачем? – Дрогнула Паскуда. – Чтобы вы и дальше издевались над нею?.. Для неё смерть здесь – благо!

– Как для той девушки, которую ты отравила?..

– Что ты знаешь?!

– Я всё знаю. Ну… многое. С недавних пор. С тех пор, как появилась Алиса, я другой. Не знаю, как тебе это сказать, но я уже не тот урод, который перед тобой тогда в будуаре куражился и думал, что объедками тебя осчастливил. Я изменился, Па… Нет. Не хочу так тебя называть. Я знаю, простить мне всё это нельзя, ну, что я делал. Я и сам себя не могу простить, как мне у вас просить прощения?.. Но для себя я ничего и не прошу, и не жду ничего. Помоги ей, пожалуйста. Её избили, пока меня не было, но больше её никто не тронет, клянусь.

Девушка колебалась несколько секунд, но Алиса вновь застонала, на этот раз чуть слышно, и она быстро склонилась над ней.

– Что с ней делали?

– Меня не было. Я не знаю. – Гор заставил себя встать. – У неё внутри что-то, они пихали ей туда солому и что-то ещё. Я… не знаю.

– Сейчас сюда стража придёт. Они напоследок обходят всё, сам знаешь. Ты вот что… Отнеси её в ту комнату, где её держали. Я запру снаружи, тогда они туда не заглянут. А моя клетка часто открыта остаётся. Быстрее.

Гор больше не спрашивал. Понимая, что она права, подхватил Алису на руки и быстро поднялся в знакомую комнату. Бережно уложил Алису на постель, встал рядом на колени, сжал её руку, горячую, как огонь, вялую, прижал к щеке. Здесь было светло, и Гор хорошо мог разглядеть синяки и рубцы Алисы. Мысль о том, что она вынесла, пока его не было, рвала его душу в клочья. Сердце его билось тяжело и часто, он вдруг почувствовал, что задыхается, что кровь бросилась в голову… Уткнулся лицом в волосы Алисы, спутанные, смешанные с соломой, почувствовал эту солому, и машинально начал выбирать её, бережно перебирая и распутывая кудрявые прядки; руки его при этом страшно тряслись и почти не слушали его.

– Солнышко моё. – Шептал тихо. – Прости меня. Прости меня, пожалуйста. Только не умирай, не бросай меня, пожалуйста, пожалуйста, держись… Я не оставлю тебя больше одну, клянусь, я не брошу тебя больше, только не умирай…

Девушка вошла, с какими-то вещами, тряпками и склянками, и Гор сказал в отчаянии:

– Она такая горячая!

– Это хорошо. – Та склонилась над Алисой, пощупала лоб. – Если горячая, значит, борется. Вот если станет холодная, значит, всё, конец. Вонючка всегда так говорит, а он-то знает. – Осторожно ощупала синяки Алисы, заглянула в зрачки.

– Синяки и ссадины не опасны, мы и не такое выдерживаем. У неё что-то внутри. Помоги мне. – Она осторожно запустила руку, смазав её мазью, внутрь Алисы. – Так… Тут чисто. Посмотрим в попке…

Алиса вдруг содрогнулась и издала короткий вопль боли. Девушка отпрянула от неё:

– Точно! Там что-то твёрдое, возможно, острое… Молись, Гор, чтобы оно не проткнуло ей кишку – если так, то её ничто не спасёт.

Алиса вся как-то неудобно выгнулась, бёдра её мелко дрожали, она часто-часто дышала, и Гор, от ужаса и жалости, больно укусил себя за руку.

– Держи её крепко-крепко. – Сказала девушка. – Если она дёрнется, то может пораниться сильнее. Держишь?