Все это время наш витязь во власти смутного сна,
Занавешен в гардинах, согрет голубым горностаем.
Ан лизунья в любовном томленье, ей не лежится,
Страсть так и колет в самое сердце, спать не дает,
Ретивое ее разбудило едва разрумянилось утро,
И в мантильке на лисьем меху летит к молодцу:
Пряди не под повоем, переливаются в перлах,
Жемчуга как живые огни, два десятка на жгут,
Гордое личико горит, и горло лебяжье оголено,
Перси полуобнажены, спина почти что по пояс,
В спальню скользнула, за собою сторожко прикрыла дверь,
Открывает настежь в опочивальне окно, и озаренная
Солнцем, смеясь и сияя, стыдит его такими словами:
«Ишь!
Ну, лентяй, ну, лежебока,
Всю-то красоту проспишь!»
Он узнал, хоть спал глубоко,
Звонкий смех, пронзивший тишь.
Тяжелые, темные думы душили его и во сне,
Мрачные метались пред ним видения смерти,
Через сутки всего слово свое изречет ему Судьба:
Чудится ему, что в часовне бьет он кому-то челом -
А! Это Зеленый заносит над ним заостренный топор!
Однако ж, очнувшись, он справился с отчаянием,
И поспешил пожелать милой прекрасного дня.
Искусительница, вся искрясь, идет к его одрине,
Наклоняется, никнет к нему, нежно целует в уста.
Весело, восхищенно, с восторгом он встречает ее,
Ибо она обворожительна в ослепительном наряде,
В очах пылает огонь и в облике такое очарованье,
Что теплая волна стесняет его тоскующее сердце.
Радостно рассмеявшись, растворяются друг в друге,
Будто душа беседует с душой, доверяя ей все беды,
Не скрывая ничего.
И горят глаза влюбленно
У нее – и у него.
Грозный миг: спаси, Мадонна,
Паладина своего!
Эта княгиня красоты калила его, гнала к краю,
Вводила в великий соблазн, вынуждая выбирать –
Либо взять ее всю с ее любовью, либо выгнать вон: и вся любовь.
Учтив сэр Гавэйн, да и вообще грубить женщине гнусно,
Но грех еще гаже, он гибель души, не говоря уж о том,
Что, поддавшись, он подло предаст хозяина дома.
«Огради, Отец!» – шепчет он, – «Отведи обваду!»[120 - наваждение]
И успокоившись, он с учтивой улыбкой отклоняет
Все прозрачного смысла слова, слетающие с ее губ.
И баит барынька непобедимому батырю: «Бессердечный!
Вы не любите, не ласкаете ту, что лежит подле вас,
И сохнет, страдает из-за вас сильней всех на свете.