– Я… пока не знаю… – незадачливо ответил Игорь и тут же заметил, что парень с “ёжиком” пристально смотрит на него. Гордов быстро взглянул на парня, но тот ещё быстрее отвёл глаза в сторону и как-то неловко поспешил нарезать свою несчастную колбасу. Игорю тоже почему-то стало неловко. Так ничего и не выбрав, он молча вышел из “Свежая мясо”.
– Ну? Как там твои русские? – весело закричал Мэтью, высовываясь из кабриолета.
– Да… да… – задумчиво ответил Гордов и сел в машину.
Лос-Анджелес – город горьких и сладких ироний. Одной из этих ироний (сладкая она или горькая, решайте сами!) было соседство русской коммуны с радужным гей-тауном Западного Голливуда.
– А теперь уж точно – гляди в оба! – съехидничала Джессика, передразнивая Мэта и весело подмигивая Игорю.
Сначала мимо кабриолета промелькнул огромный плакат с двумя прильнувшими друг к другу мускулистыми мужчинами в тугих брюках из чёрного латекса. Потом на аккуратно вымощенном разноцветными плитами тротуаре показалось двухметровое чудо в короткой мини-юбке. Оно было закутано в огромный плюшевый шарф и локоны своего белокурого парика. Умело ворочая бёдрами, чудо быстро двигалось по бульвару на высоких каблуках и, видимо, куда-то спешило, отчего его полная грудь постоянно колыхалась, как водяной матрас.
– Shemale, – прошептал Мэтью тихо, с какой-то странной слащавостью в голосе.
– Как, как? – переспросил Игорь, всё ещё оглядывая двухметровую диковинку.
– She – male. Он и она в одном флаконе, – повторил Мэтью. – Выше пояса – женские груди. Ниже пояса…
– Я думаю, он уже догадался, – перебила Джессика. – И ещё я думаю, нам уже давно пора показать Игорю Сансэт-стрип.
– Где-то я это уже слышал, – задумался Игорь.
– Конечно слышал! – обрадовался Мэтью. – Сансэт-стрип когда-то называли рок-н-ролльной “меккой” всей Америки.
– Здорово! Едем скорее туда! – радостно отозвался Гордов.
Мэтью тоже довольно потёр руки: стрип была дорога ему по-своему…
Если двигаться по Лос-Анджелесу с востока на запад в направлении океана, то можно легко проследить, как унылые районы-проекты постепенно перетекают в муравейники рабочих кварталов, а те, в свою очередь, растворяются в океане туристов центрального Голливуда – и чем западнее, тем богаче и роскошнее становится город, разнообразие которого заставит любого не раз употребить в своих описаниях приставку “мульти”. Сансэт-стрип была неофициальным началом богатства и роскоши города ангелов. Дорогие рестораны-отели, легендарные рок-клубы, красивые женщины, находившиеся не только на неоновых афишах – всё это придавало особый шарм знаменитому отрезку бульвара Сансэт.
– Так вот она, рок-н-ролльная мекка Америки! – прошептал Игорь, невольно оглядывая стройную темноволосую официантку, кружившуюся над столиками летнего кафе. Кабриолет завяз в очередной пробке, и ещё несколько секунд Игорь любовался этой невысокой брюнеткой в скромном синем платьице и красных сетчатых чулках. На мгновение огромное солнце метнуло свои лучи в стекла кабриолета и тут же отразилось изумрудами в её глазах. Девушка прищурилась.
– Как мило она это сделала, – невольно подумал Игорь и тоже зажмурился.
– А теперь уж точно – смотри в оба! – засмеялся Мэтью, на этот раз передразнивая свою подругу с рыжими шиньонами.
И они оба наперебой стали перечислять русскому гостю регалии великого бульвара.
– Вон там за углом, на Ларраби-драйв – это легендарный клуб “Viper room”…
– “Nirvana” играли здесь один из своих первых концертов в Эл-Эй. А глянь направо!..
– … “Whiskey A Go-Go”. Здесь рвал сцену молодой Джим Моррисон. Ух, жила бы я в шестидесятые, я бы ему дала…
– А вот и “Roxy” – там зажигали Guns'n'Roses!..
– Джим Моррисон… Нирвана… Ганз-н-роузес… – восхищенно повторял Игорь, впиваясь глазами в праздничную улицу Сансэт-стрип и мысленно представляя, как по её тротуару расхаживали в своё время эти полулюди-полубоги.
– Но рок давно уже мёртв, – неожиданно заключил Мэтью. – Ты, Егор – тьфу! – Игорь, лучше сюда поздним вечером наведайся! Здесь такие попки ночью – просто блеск!..
– Опять за своё? – пригрозила Джессика, но тут же улыбнулась так, как это умеют делать только дерзкие девочки-неряхи.
Вырвавшись из объятий очередной пробки, глянцевый кабриолет разогнался по гладкому Беверли Хиллз – эпицентру шика и роскоши Эл-Эй. Изящные фонтаны, холёные газоны, грандиозные особняки, всё великолепие которых никак нельзя было разглядеть за огромными воротами, обвитыми плющом… и эти голубые, ясные небеса без единого облачка, под которыми жили настоящие звёзды – всё это окончательно очаровало Игоря. Даже воздух казался ему теперь каким-то сладким и пряным на вкус.
– А это правда, что здесь на улице можно встретить настоящую кинозвезду? – снова любопытствовал он.
– Правда, но только отчасти… – отвечала Джессика. – Беверли Хиллз действительно набита звёздами, только вряд ли встретишь их теперь просто так в каком-нибудь супермаркете. Им настолько надоели сумасшедшие фанаты и папарацци, что они теперь прячутся от нас в своих лимузинах.
– Ах, бедные звёздочки!.. – прыснул Мэтью.
– Тут и бездомных совсем нет, – заметил Игорь.
– Неправда! – вмешался Мэтью. – Я тут одного встретил. Не поймёшь, баба он или мужик, и называет себя Томом Крузом.
– Врёшь! – засмеялся Игорь.
– Не вру! Клянусь самой круглой попкой на Сансэт-стрип, не вру! Я к нему как-то нарочно подъехал и спрашиваю: “Как тебя звать?” Он отвечает: “Том Круз”. Я ему: “Ты где живешь-то?” А он серьёзно так: “Там живу, на холме!” – и показывает куда-то далекодалеко – на Луну, наверное. Дурак дураком и похож на Франкенштейна!
Увидеть Тихий океан – это всё, что оставалось сегодня русскому гостю для полного счастья. Юркий кабриолет лихо завернул на фривэй-405 и разогнался теперь во всю мощь, веселя и задоря своих пассажиров ездой с ветерком. “Пять минут – и мы на краю Запада!” – торжественно объявил Мэтью и тут же добавил: “Молитесь, чтобы не было пробок!” Игорь весело кивнул головой и зачем-то снова высунулся из окна машины. Джессика сделала радио погромче. Мэтью откинулся на спинку сидения и нажал на газ. Нет, ни Голливуд, ни Сансэт-стрип, ни Беверли Хиллз не шли ни в какое сравнение с тем, что увидел Игорь через обещанные пять минут. Уходящий в бесконечность туманный, голубой “каток” внезапно всплыл перед его глазами и также внезапно пропитал своей голубой прохладой каждую трещинку шумной Санта-Моники.
До самого побережья оставалось ещё около трёх миль, но Игорь уже перестал моргать… В конце концов, океанский бриз прослезил ему глаза. Кабриолет остановился недалеко от улицы Променад, являвшейся праздничным предисловием к главному блюду сегодняшнего дня – пляжу Санта-Моники. Променад, как всегда, была наполнена уличными артистами. Здесь можно было найти кого угодно: и азиатскую танцовщицу с “чудотворными” бёдрами, и испанского гитариста-виртуоза, и каскадёра-комедианта, и начинающих рэперов… и даже японские жареные бананы! Но Игорю было наплевать на жареные бананы – ему нужен был сам океан.
– Ты разве никогда не видел большой воды? – ухмыльнулся Мэтью, видя, как Гордов реагирует на голубую громадину влаги, раскинувшуюся впереди.
– Никогда… – смущённо ответил Игорь, не сводя глаз с океана.
Вдоль пляжа Санта-Моники и на восток к Венис Бич протянулась дорога, на которой разместился своеобразный народный базар. Туристов здесь было, пожалуй, больше, чем в самом Голливуде, и, признаться, здесь было на что посмотреть. Тут мастер из Либерии продавал самодельные ожерелья и талисманы. Там статный индеец торговал пёстрыми ирокезами. Чуть дальше разноцветный растаман собирал с наивных туристов подписи за легализацию марихуаны. И весь этот коктейль лиц и красок растворялся в свежем, солёном тихоокеанском бризе. Мэтью и Джессика разговорились с растаманом. Игорь же больше не мог оставаться на суше. Разгорячённый огромным калифорнийским солнцем, он лихо пробежал вперёд на шёлковый песок пляжа, быстро разделся до своих маленьких русских плавок и, разогнавшись, зарылся с головой в прохладные, пенистые барханы волн…
– До чего же он смешной! – не удержалась Джессика, глядя, как Игорь резво борется с огромными гребнями зелёной воды, то и дело выносящими его обратно на берег.
– Как он тебе? – улыбнулся Мэт.
– Ммм… лакомый кусочек, – промычала мулатка и с какой-то вычурной нежностью закрыла глаза. – Наверное, девственник ещё… хотя не знаю точно.
– Когда хочешь узнать?
– Не сейчас… Погоди пока.
Накупавшись вдоволь и даже успев поиграть в волейбол с местными любителями сёрфинга, Игорь снова присоединился к своей сегодняшней компании, и они вместе пошли исследовать огромный пирс Санта-Моники. Уходящий далеко в океан, пирс был несомненным центром всеобщего скопления и нескончаемым праздником мороженого, уличного блюза и мексиканских рыбаков. Но особенно поразил Гордова аттракцион с огромным колесом обозрения, находившийся на краю пирса. Уже начинало смеркаться. Колесо внезапно вспыхнуло сотнями неоновых огней, исполнявших сложную световую мелодию. На пару с неистовым детским смехом и вечерним гулом тёмного океана, оно медленно перетекало на полотна уличных художников Санта-Моники, в очередной раз пытавшихся увековечить в масле и акварели это бездумное веселье двуногих светлячков в лапах у бесконечной, бушующей природы…
– Ну, как тебе?.. – вкрадчиво спросила рыжеволосая мулатка, стоя рядом с Игорем на самом краю пирса.
– Когда мне было пять лет, родители привезли мне с Чёрного моря огромную морскую раковину. Они поднесли её к моим ушам и научили меня слушать шум океана. А я всегда мечтал превратиться в маленького человечка, проскользнуть по этой белой загогулине в чёрную пещеру раковины и выбраться наружу уже там – у самого океана… И вот… я, кажется, вылез!.. – хрипло прошептал Игорь и молча уставился на беснующиеся внизу волны “пацифики”.
– И вылез-то уже совсем большим и упругим! – прошептала Джессика и тут же вспыхнула новой идеей: – Слушай, а давай до Венис Бич пройдёмся! Это в двух шагах отсюда. Там, я уверена, тебе ещё больше понравится.
– Да куда же ещё больше? – засмеялся Игорь.
– А ты когда-нибудь слышал про “круг барабанов”?