Запах теней

«А ты уверен, что оно вообще гналось за нами? Ответить весьма затруднительно, поскольку всю дорогу ты так ни разу не обернулся».

Странная и в то же время вполне допустимая логика. Он бежал – летел. Шальные мысли крутились в голове, варились кашей в котелке безумия, а ноги преданно несли своего хозяина подальше от проклятых мест. Что до странностей, то сегодня они входят в закономерность. Не правда ли? Заново оживают, как и вчера!

Они бежали вдоль забора мимо коттеджей и деревянных домов, встречающих их лаем разгневанных присутствием чужаков собак. Миновали улицу, затем ещё одну, и у высокого забора Знаков всё же остановился. Громоподобный стук собственного сердца, одеревеневшие ноги, и вот уже обессиливший Дмитрий падает на раскинутое вдоль забора бревно. Он бросил боязливый взгляд в ту сторону, из которой только что примчался: никого.

«Кого ты хотел увидеть там? Глупец! Никто и не гнался за тобой».

Разум наполнила картина: длинноволосый замирает и ненавистным чёрным взглядом провожает беглецов, затем ещё мгновение и человек падает, серая муть растворяется в воздухе, оставляя за собой неподвижное тело. Картинка была настолько яркой и возникла столь внезапно, что не возникло никаких сомнений, что на самом деле так и было. Будто сторонний наблюдатель, ставший невольным очевидцем, он увидел происходящее с иного ракурса. Такое впечатление, что вырезанный в памяти кусочек вклеили обратно, заполняя тем самым пустое пространство недостающим элементом, вот только этот кусочек не из его памяти.

Дима глянул на сидевшую рядом собаку, которая тяжело дышала и с каждым вдохом издавала громкие хрипы.

«Сегодня она наоралась на всю жизнь»

«Я думаю, она надолго запомнит этот день… как и я»

Знаков вновь бросить взгляд в сторону, откуда они прибежали и, убедив себя в отсутствии опасности, прислонился к забору и закрыл глаза. Буря размышлений пошла на спад, позволяя обычному и размеренному ходу мыслей занять достойное место.

«Что творится со мной? Зачем это происходит?»

«Господи помоги мне» – молился Дмитрий.

Холодной волной накатили воспоминания прошлого дня. С пугающей действительностью яркими красками нарисовали всё то, что произошло с ним вчера. И когда в киноцентре памяти плёнка прошлого дня подошла к концу, её заменила новая – утренняя прогулка с собакой. Только тревога упрямо утверждала: «Всё ещё впереди»!

Дмитрий вдруг понял, ещё далеко не конец фильма. Кинопроектор до сих пор работает и непрерывно передает ему ужасы наступившего дня.

«Сегодня всё только началось, друг! Непременно продолжиться и, возможно, прямо сейчас.

Что за дурость? Эта идея, как проснувшийся в самый не подходящий момент будильник, забренчала в голове и в то же мгновение превратилась в безумно навязчивую. С замиранием сердца, что сейчас наступит что-то недоброе, Дмитрий открыл глаза и огляделся. Вдоль улицы никого не было, только тяжёлые похрюкивания Норы напоминали ему, что здесь он не один. Но всё-таки присутствовала одна странность – нет лая собак. Правда, он не мог припомнить, была ли собачья брань, когда они вбежали сюда, или же нет. Даже за спиной за высоким забором нет никаких звуков.

«Может, у хозяина просто нет собаки?» – успокоил он себя.

«Быть может, здесь вообще никто не живёт?»

Колокольчик опасности всё позвякивал, и Дмитрий не находил себе места, не знал, как ему поступить и что дальше делать. Острые непримиримые иглы неизбежности пронзили его грудь, терзали, устойчиво напоминая о том, что может или должно случиться. Но вот только что? Очередное убийство, свидетелем которого он вскоре станет? Или, может быть, он уже знает, кто будет убийцей?

«Что дальше? Зачем всё это? Что нужно от меня?»

Навязчивая стая жужжащих мыслей сводила с ума и, в то же время, приводила к конкретным размышлениям: сегодня оно устремилось к нему, и оно знает, что Дима видит его реальную сущность, и оно – тот же «актёр», которого он видел вчера на остановке, а потом в доме. Конечно же, оно узнало Знакова и решило покончить с ним. Неотступная мысль настолько разожгла панический ужас внутри, что Дима в тот час же окаменел. В какой-то безумный миг глупое умозаключение, воспользовавшись минутной слабостью, торжественно взошло на трон властвования.

Дима поспешил убедить себя в нереальности происходящего – вокруг всего лишь страшный сон. Сильная усталость навалилась на плечи. Поливая себя искусственным легкомыслием, изо всех сил стремясь не поддаваться страху, он закрыл глаза вновь. Умиротворяющая темнота и больше ничего, за исключением тугих хрипов запыхавшейся Норы. И всё бы ничего, но упрямое не покидающее грудь беспокойство не позволяло ему такой роскоши. Несмотря на желаемое отрешение от жестокой действительности, Дима всё же попытался собрать мысли и, может быть, найти хоть какие-нибудь решения.

Всё кувырком и всё хреново! Ужасно плохо!

Хрип собаки умолк – Нора как-то неожиданно замолчала. Забрасывая сознание шипами страха, обнажая реальность, правда взорвалась внутри человека. Вдруг, стало всё понятно, и… жутко. Он открыл глаза и бросил взор на свою собаку: переполненный глубокой вражды на него смотрело оно. Бледная маловыразительная дымка сейчас заменяла то место, которое только что носило звание «собачья морда», а всегда карие глаза теперь походили на чёрные дырки.

В горле пересохло. Довольно близко, на расстоянии вытянутой руки, они смотрели друг на друга, и в эти беспредельно бесконечные секунды, когда их взоры вели безмолвную борьбу, Дмитрий подумал: «Мне не уйти». Сквозь серую мглу он увидел слегка проглядывающийся силуэт головы Норы, а в остальном, пелена накрывала практически всё тело собаки, обращая её в некое подобие монстра из фильмов ужасов.

Сколько продолжался немой поединок, сказать трудно. И возможно продолжался бы ещё, если бы Нора, а точнее то, что в втиснулось в неё, не заговорила:

– Кто ты? – прозвучал вопрос, больше напоминавший кряканье, – Что ты?

Вот тут Дима окончательно оцепенел. Он не мог оторвать глаз от гипнотических дыр, он вообще ничего не мог. Существо будто парализовало тело, не позволяя даже поднять руки.

Из серой дымки вырвался треск:

– Ты видишь меня? – словно внутри него раздирали бумагу, – Ты ведь низкое…

Серый замолчал – в его дырках промелькнула искра изумления, может даже некоего мимолётного испуга. Дмитрий ещё не успел осознать, что существо собирается наброситься на него, когда внезапно включился радиоприёмник в голове.

Сопровождающийся секундной вспышкой света громкий радиошум заставил Знакова выскочить из-под действия гипноза, и когда Дима собрался было вскочить на ноги, серое тело собаки со всей, присущей может только дикому зверю, свирепостью набросилось на него. Чтобы обезумевшее чудовище не смогло ухватиться за горло, Знаков вовремя успел подставить руки и упал на грязный мокрый снег. На пике падении его взгляд уловил, как огромная клыкастая пасть со всей мощью вонзила зубы в подставленную в качестве защиты руку. Дикая неимоверная боль пронзила запястье. Дмитрий ощутил как острые зубы глубоко погружаются в плоть, мёртвой хваткой защёлкивается капкан, не оставляя жертве никаких шансов избежать ужасную боль.

Точно яростный хищник серый поначалу держал свою жертву, а затем начал трясти из стороны в сторону, разрывая мягкую плоть. Дима закричал, когда существо, будто передразнивая жертву, издало нечто похожее на рык вперемешку с воплем рвущейся бумаги. Отделяя среди звуков отдельные напоминающие слова элементы, белый шум перешёл в звон:

«беги… беги… беги…»

Но как бежать, если страх парализовал рассудок, и не можешь выбраться? Всё произошло слишком быстро – Дима просто не успел среагировать.

«беги… беги… беги…»

Лишь на миг существо отпустило руку и затем снова набросилось на Знакова. Новый приступ дикой боли вывел его из оцепенения – свободной рукой он схватился за горло собаки и с силой сжал пальцы, не обращая внимания на собственные несмолкаемые крики. Серый не отступал, он на миг отпустил руку снова и тут же набросился вновь, выпуская наружу своеобразный крякающий призыв. Весь в грязи, сырой с ног до головы, Дима не сдавался. Нисколько не уступая в силе врагу, он продолжал бороться, в то время как существо со всей беспощадностью хватало и рвало.

Вдруг, оно отпрыгнуло в сторону, чёрные дыры округлились, и из окровавленной огромной пасти донеслось:

– Ты не должен быть… ты низший…

Голова Знакова уже разрывалась от непрерывных воплей радиоголосов «беги… беги… беги…». К великому счастью, в этот момент ему ничего другого и не хотелось. Воспользовавшись секундной заминкой, Дмитрий вскочил на ноги и захотел было бежать, но что-то остановило его. Он прислонился на забор и, будто в оцепенении, не сводил взор с существа. В свою очередь, тот раскрыл пасть и громко зарычал. Только сейчас уже не было бумажного треска, и рык получился вполне по-животному. Серый присел, напрягся, по-видимому, подготавливая себя к очередному скорому нападению, и крикнул:

– Низший!

Словно в полусне, Дима увидел прыжок, и белый шум зароптал: «можешь… ты сможешь». И в этих словах что-то было, они несли в себе столько смысла, столько силы, что наряду с присутствием страха, Знаков почувствовал прилив энергии. Не позволяя парящему в затяжном прыжке чудовищу возможности добраться до него, Дмитрий ударил первый. Мощный удар кулаком перевернул собаку в воздухе и уронил её в грязь шлепком. Не в силах сдержать нахлынувший гнев, серый визгливо зашипел, в мгновение вскочил на лапы и опять бросился в бой.

Всё произошло как в замедленной съёмке: Дима увидел, как существо с силой подпрыгнуло и зависло в затяжном прыжке, как раскрылась его мерзкая чёрная пасть. Он даже успел разглядеть, как на морде собаки колеблется серая мразь. Обнажая недоступные человеческому глазу движения, поток времени замедлил ход. Серый демон летел, и каждая частичка его сущности несла в себе зло.

«Бежать…бежать…» – надрывался белый шум. Может именно сейчас Дима и собирался сделать так, если бы из забытья его не вытолкнул оглушительный выстрел.

***

Слава был одним из тех придурков, которые начинают курить в восемь лет, употреблять алкоголь – в десять, а уж воровать – сразу же как начинают говорить. Он рос в интеллигентной семье: папа профессор, а мама главврач в местном отделении больницы. Так уж в жизни вышло, что на воспитание сына времени у них совершенно не было. Поэтому они, не со злого умысла, конечно, но всё-таки с крупицей сознательности, а может от излишней легкомысленности, отдали мальчика в руки судьбы. И вот уже в тринадцать он в первый раз пробует курить травку и промышляет воровством. Обычно про таких говорят: «связался с плохой компанией», вот только подобное суждение не про него. Таким уж он родился, и одному творцу небесному известно зачем. В пятнадцать лет юного хулигана уже судят, и он отправляется в места, как это принято говорить, не столь отдалённые.

Так проходит его жизнь: украл – тюрьма, вышел и снова украл – опять тюрьма. Романтика! И казалось, в свои тридцать пять лет, из которых на свободе он был всего год, не считая, конечно, первые пятнадцать лет жизни, пора бы остепениться и прекратить заниматься криминальными делишками, но, увы – не судьба. Он был и из тех людей, которые ещё в юности легко без особого напряга и достаточно стойко занимают свою нишу в жизни. Зачем чего-то добиваться, к чему-то стремиться, если можно взять это у других? Железная выносливая логика. Ведь, это очень просто! И такая постановка вопроса, точно яд, довольно резво отравляет сознание подростка и толкает в пучину беспредельного и непринуждённого эгоизма.

Родители же почти всегда жалели отпрыска, потакали нервным прихотям и помогали, как могли. Они постарались вырвать его из лап преступной жизни, которая уже на двадцатом году никчёмной жизни порядком вскружила голову их единственному сыну, но – всё тщетно. Даже сейчас, после очередного освобождения, они подарили тридцатипятилетнему сыну дом (благо, могли себе позволить) с наивным убеждением, что именно сейчас всё будет иначе, и их милый мальчик возьмётся за ум и станет нормальным человеком. Вот только Славик так не думал. Что и следовало ожидать, он решил: дом – уникальная возможность наслаждаться жизнью и ни о чём не думать. По крайней мере не переживать, пока есть деньги, которые как и прежде заботливо вручили ему родители, поддерживая штаны сына и не теряя надежды в скором его излечении от тяжкого недуга.

Он напивался каждый день, и не было ни дня, чтобы он не общался с дружком-стаканом в окружении своих таких же друзей-алкашей. Несмотря на тяжкие времена, проведённые в тюрьме, здоровье позволяло совершать подобные издевательства над собственным организмом. Слава имел высокий рост и атлетическое сложение, что, в общем-то, и служило почвой сносить длительные запои, в которые он погружался каждый раз при освобождении.

После очередной отсидки прошло уже три недели. За минувшие дни он мало что мог вспомнить из пьяного досуга. Правда, один день всё же запомнился наверняка – ни за что на свете он не смог бы забыть его. День покупки оружия. Бывший зек давно мечтал иметь настоящий пистолет. И вот, наконец, настал тот день, когда в руках он держал собственный «пистолет Макарова» с полным магазином боевых патронов и ещё кобурой в придачу. Счастье настолько переполнило душу, что в тот же вечер Слава нажрался как свинья.

С тех пор каждое утро, преодолевая приступ жуткой головной боли, он в первую очередь спешил к новому другу. Бережно доставал из ящика железного дружка и безмолвно любовался силой металла и технического совершенства. Странное чувство мнимой свободы, вперемежку с рвущимся наружу стремлением показать всему миру, что он не так-то прост, как казалось бы, возбуждали внутри уверенность в завтрашнем дне. С оружием в руках он был сильный, очень сильный – мог горы свернуть. И сколько перспективных возможностей раскрывала эта ложная прерогатива! От этих мыслей весьма приятно кружилась голова.