Запах теней

– Да, да, да-а-а, – ответил криком Дима, чтобы только поскорее выйти из оцепенения.

«Скорее… скорее уходите… они здесь…»

С коридора послышался рёв. Оглушённый шумом в голове Дима сразу и не понял, что этот звук бумажных рыданий заходит в его уши. Вопль нарастал и в следующий миг смешался с топотом множества шагов. Они были здесь, их было много, очень много.

«Без сомнений ровно столько, сколько людей в больничном городке» – подумал Знаков.

– Давайте же! – не выдержал Георгий. Его глаза почернели, и в этот момент молодые люди окончательно осознали, с кем в действительности имеют дело. – Не стойте, как истуканы!

– Что нам делать? – сиплым от ужаса голосом завопил Дмитрий. – Что?

– Подойдите ко мне, – превозмогая шум, достаточно громко произнёс старик.

За распахнутой дверью нарастали крики. Исполненные изничтожающей души ненавистью они сотрясали воздух безрассудными воплями, проникающими в каждую клеточку тех, кто мог их слышать. Они приближались.

– Алиса, скорей! – потребовал Георгий и указал на неподвижно сидящую супругу. – Прикоснись к ней.

«Уходите… они здесь… бегите…»

Подчинившись больше не требованию старика, а воле инстинкта, девушка бросилась к старухе и схватила её за руку. Алиса прекрасно запомнила леденящий холод её пальцев, бьющуюся в нервных конвульсиях злобу внутри и тьму, которая тут же затмила разум девушки.

Обмякшее тело Алисы шлёпнулось об пол, когда ошарашенный происходящим Знаков подскочил к старику и хотел ответить на протянутую стариком руку, но резко застопорился. Он прекрасно помнил свой недавний эпизод перемещения, который закончился лишением жизни бездушного.

– Дмитрий, у нас нет времени на разъяснения и душераздирающие прощальные речи, – заявил старик. Его беспросветные глаза, хоть и были черны как ночь, но не вызывали того всеобъемлющего ужаса, который не раз приходилось испытывать Диме. – Я прожил слишком длинную жизнь, непомерно длинную, и совершил достаточно зла, чтобы заслужить смерть. Я ждал этого момента двадцать с лишним лет, и вот ты здесь. Позволь мне уйти достойно… по-человечески.

– Но… – попытался возразить Знаков и спросить, что же будет дальше, как быть дальше. Ядовитая тень сомнений и червь разочарований до сих пор ютились в израненном сердце молодого человека, подавляя и без того блеклую надежду на жизнь. Жизнь, в которой нет больше места для любви, нет Мирры.

– Заткнись, – оборвал его Георгий. – Как ты не понимаешь, только ты сможешь… только ты и больше никто…

Прежде, чем Дмитрий почувствовал на затылке холод пропитанного жгучей ненавистью взгляда ворвавшихся в палату безумцев, Георгий схватил его за руку. Знаков интуитивно обернулся, когда жуткая картина серой бескровной массы десятка монстров, жаждущих только его смерти, растворилась во тьме, а рассудок озарила пьянящая тишина.

***

Сдавило грудь. Вдох – безрезультатно. Ещё вдох – резкая боль вонзилась в плоть и паутиной расползлась по груди, поднимаясь выше, к шее и голове. Лёгкие налились раскалённым свинцом, по окаменевшим жилам брызнули похожие на мелкий песок частички и кубарем поплелись вперед, стирая стенки атрофированных сосудов и принося неимоверные страдания. Муки пробуждающейся жизни. В самом центре раздирающего грудь пепелища вздрогнуло сердце, и частички побежали быстрее, подключая в процесс пытки новую мелодию боли.

За следующим вздохом следует новый приступ адской болью, словно внутренние органы поджаривают на костре. Сорвавшийся крик тут же поглощает тишина, и как ни кричи – звука нет, поскольку его не существует вообще.

Жар внутри и холод снаружи. Леденящий пустой бездушный холод. Превозмогая парализующую боль в теле, которая уже добралась до тонких сухих конечностей, Знаков приподнял веки. Пустота, а с ней её извечная спутница тьма. Лишь на миг её разрубает слабый переливающийся свет, и снова чёрная пучина.

«Как холодно»

Дмитрий лежал и чувствовал, как приобретённое чужое тело судорожно бьётся в чаше пробуждения. Заскрипели зачерствевшие суставы, и пришли новые совершенно не похожие ни на что ощущения. Плоть растягивалась и пульсировала, образуя в голове мерзкую картину происходящего.

Оголяя взору тонкую невидимую материю, мрак осеняет ещё одна вспышка тусклого света. Словно комета, волоча за собой искрящийся в слабом разноцветье хвост, она стремительно проносится перед глазами, и Дмитрий понимает, где находится сейчас.

Боль медленно покидает тело. Ожившие, наконец, мышцы позволяют поднять корявые палки именуемые руками. Затянувший всё вокруг мрак становится проницаемым, и глаза начинают немного видеть.

«Я снова здесь. Только в другой капсуле»

Знаков повернулся влево: на серо-матовом желе подобно огромной коряге лежало такое же существо. Если в прошлый раз монстр лежал в застывшей, казалось на век, позе, то сейчас его конечности вздрагивали, а голову слегка потрясывало. Испытывая нестерпимые муки, оно боролось с ощущением, которое ни одним словом не назвать.

«Боже, помоги ей»

Дмитрий скрёб с тугой серой массы, на которой лежал, нижнюю часть тела, названную в прошлый раз абажуром, опёрся на тонкие руки и поднял туловище. Ощущение колючей боли в голове смешалось с привкусом дерьма во рту, а затем пришёл он. Как и тогда, гул возник из неоткуда, ворвался и прокусил оболочку тишины, заливая ядовитой злобой внутреннее пространство. И, конечно, как и в прошлый раз, он абсолютно не походил на ставший весьма привычным радиошум.

«Низший… здесь… убить…»

Осознавая, что чужая плоть ещё не готова для передвижений, но нужно действовать незамедлительно, Дима сполз с желеобразной лежанки и опёрся на так называемый абажур. Он попытался сдвинуться с места, но вместо этого с треском шмякнулся о холодный пол. Передвигая кривыми костями, Знаков пополз вперед к другой капсуле, в которой без сомнений находилась Алиса.

«Низший… снова здесь… торопитесь… убить… »

Протиснувшись через мерцающую оболочку, он вывалился перед такой же желеподобной массой, на которой лежал дрожащий от боли серый. Боль заскрипела в суставах, вынуждая на миг скрючиться и застыть.

«Низший… опасность… здесь… низший… убить… »

Ещё несколько секунд кажутся бесконечными, но Дима справляется и с этой болью. Скрипят иссохшие суставы, напрягаются и растягиваются тонкие мышцы – похожее на кусок срубленного дерева существо приподнимается и склоняется над себе подобным.

Знаков и подумать не мог, точнее – он вообще не задумывался об этом, что испытает в этот момент столько отвращения. Усеянная мелкими рытвинами вытянутая голова и чёрные как ночь глаза тряслись в неприступных судорогах. На него смотрела не просто уродливая ослепляющая своим безобразием тварь, существо было безумно. Каждая частичка чужого создания несла в себе зло. Оно воняло ненавистью, оно гнило в испражнениях собственной ненасытной вражды.

Дмитрий невольно отстранился. Поражённый до глубины души, он искал в себе силы совершить то, зачем пришли сюда. Скрутило желудок и захотелось выблевать всё, и Знаков, наверняка, освободил бы его содержимое в своём настоящем теле, но только не в этом. Фантомные ощущения вели злую игру: мало того, что подкатившая совсем некстати рвота с каждой секундой усиливалась, так ещё и несуществующие ноги то и дело намеревались поднять туловище выше. Между тем неугомонное облако ядовитого шума почернело и превратилось в оглушительный визг.

«Низший… он не один… не дайте им уйти… они здесь… убить… убить…»

Лежащее на мягкой подложке корягаобразное существо на миг замерло и протянуло к Знакову похожие на сухие ветки конечности. Борясь с невыносимым отвращением, Дмитрий немного помедлил и всё же ответил тем же. Их скрюченные пальцы сжались, и сияющий искрящимся многоцветьем свет, будто приветствуя их, на миг вспыхнул и погас. Сквозь непреодолимый скрипучий звон тысячи злобных существ Дима неожиданно услышал совсем другой, не похожий на этот.

«Дима, Дима, я здесь… Здесь… Мы здесь…»

Странно, когда на тебя смотрит Алиса, а в действительности приходится созерцать совсем другое существо. Существо, причинившее много зла человечеству, убившее десятки, а может быть и сотни, тысячи, невинных людей, презирающее всё живое на Земле. Существо, вот уже не один десяток лет находящееся в неком состоянии отрешённости, взаперти собственного сгнившего разума, в которое так невозмутимо вогнал тот, кто называл себя Анатолием. Дмитрий не сомневался, совершив это, старик страдал не меньше своей второй половинки.

«Мы здесь, Дима…»

Словно больные, полностью не отошедшие после общего наркоза, неуклюжими, весьма нескладными движениями они попытались встать, но вместо ощущения твёрдости в несуществующих ногах, они повалились как брёвна. Тонкие кости заскрежетали в зачерствевших суставах, но не сломались. Нос наполнил омерзительный запах, запах теней, спутавшийся с не менее мерзким дерьмовым привкусом во рту.

«Низшие… не дайте им уйти… убить…»

В громовом нарастающем визге серых возникло что-то такое, что заставило душу Знакова на миг застыть в боязливой искре ожидания. Их неугомонный шёпот обрёл силу, которая неуклонно увеличивалась. Дима знал: он здесь. Тот, кто в прошлый раз действовал по воле оставшихся в живых инстинктов, ненависти и злобы, кто убил его. Он совсем рядом, безмолвно ждёт своего часа, чтобы вновь свершить злодеяние и защитить свой род. И не возникает никаких сомнений, что на этот раз серый уже знает, куда направятся «низшие» так нахально вторгнувшиеся на его территорию.

Скрюченными конечностями Дмитрий и Алиса ползли по холодной ровной без изъянов поверхности, приближаясь к вздрагивающей от пульсирующего мерцания сфере. Их взятые на прокат тела не желали слушаться. Заложенные природой, ещё с рождения, общие восприятия пространства, мер длины, интенсивность света, мышечные и кожные ощущения, не находили откликов – чужая плоть неукротимо сопротивлялась. Время стремительно ускользало, но для них оно утратило силу.

«дуит… дуит…» – повторял Знаков про себя снова и снова, ни на секунду не сомневаясь, что его слышат все. Они знают, они боятся. Страх – чувство, которое они испытывают при его появлении. Такое жуткое, за сотни, тысячи лет позабытое ощущение панического страха. И виновник тому – он.

Наконец, корягообразные тела достигают оболочки и переваливаются через неё.

«дуит… дуит… дуит…» – не выпускает сознание.

Желтоватый тусклый свет накрывает безобразные корявые тела, и глаза настилает мутная пелена, в тот же миг обернувшаяся бесконечным множеством крупиц, словно пространство рассыпалось на крохотные составляющие. Стремительно текущей массой мельчайшие зёрнышки ринулись вперёд.

«дуит… дуит… дуит…» – брызжет разум.