– Побегу, лекаря извещу. Да и поесть принесу. Теперь-то всё будет хорошо. Вам нужно восстанавливаться.
Она убежала.
Грида закрыла глаза и задумалась. Похоже, сейчас будет самым правильным и надёжным изображать потерю памяти. Ну, не помнит она ничего, какие к ней претензии. Может, вспомнит потом, а, может, и нет.
Пришедший с сиделкой лекарь после осмотра излучал удовлетворение. Больная очнулась, идёт на поправку, магические каналы в порядке. А память… дело наживное, если мозги в порядке. Теперь главное, спать и хорошо питаться.
После обеда первой примчалась бабушка.
– Как ты нас напугала, дорогая! – прямо с порога начала говорить она, а потом пододвинула к кровати стул, села и ласково погладила внучку по голове. Грида улыбнулась. Бабушка казалась усталой, но довольной и даже счастливой. С её шеи исчез кулон-артефакт, удерживающий иллюзию старой дряблой шеи и обвисших щёк. Теперь она выглядела удивительно красивой.
– Девочка моя, мы ведь так и не знаем, что случилось!
Грида открыла было рот, чтобы по привычке поделиться пережитым с бабушкой, но потом прикусила язык. У стен есть уши. Да и стоит ли толкать опальную графиню Эльфиру Элиндаль на конфронтацию с влиятельным королевским советником? Она ведь сцепится с ним, не взирая на то, что герцог Брамси слишком близок к королю и безусловно очень опасен. Иргант вообще может вызвать Кейта на дуэль, и в любом случае всё закончится безобразно и с дурными последствиями! Ох, похоже, теперь изображать потерю памяти придётся перед всеми и всегда. Во избежание. Причём изображать придётся очень убедительно.
– Кто тебя похитил и для чего? – спросила непривычно помолодевшая бабушка.
– Я не помню, – произнесла шёпотом Грида, виновато глядя в родные глаза. Эльфира Элиндаль напряжённо выпрямилась на стуле:
– Как, совсем ничего? Своё имя? Меня помнишь?
– Имя помню. Тебя помню. Но всё смутно и путается.
– Фух, слава небесам, меня помнишь, а это, поверь мне, самое главное. Остальных вспомнишь или снова познакомишься. Ещё интереснее.
Грида усмехнулась. А что, действительно, ничего страшного. Любопытно, какими словами Иргант будет рассказывать ей о вечере на танцевальной террасе, да и о том последнем вечере перед похищением, когда у неё от его поцелуев заходилось сердце.
– Ты же мне поможешь снова познакомиться?
– Конечно.
– Что со мной произошло?
– С тобой произошёл несчастный случай. Что точно, пока неясно, пока выясняют. Однако ты потеряла много крови, и у тебя магическая перестройка, – расплывчато и неопределённо ответила бабушка. – Наверное, поэтому и не помнишь ничего. Но сейчас всё позади. Позже, когда немного восстановишься, расскажу обо всём поподробнее.
– Долго меня продержат тут в лечебнице?
– Как главный лекарь скажет. А потом заберём тебя домой.
– Домой? – удивилась Грида. После месяца напряжённой работы с секретными службами тихое провинциальное существование в маленьком домике близ столицы показалось ей пасторальной картинкой далёкой от жизненных реалий.
Графиня поняла это удивление по-своему.
– Домой. Ты забыла дом, где ты жила тут в Тигрисе? Ничего, вспомнишь или заново освоишься. Временно в твоей квартире обитаю я. Думаю, мы подвинем Ирганта и прекрасно разместимся в доме втроём.
– Вам пора, госпожа! – объявила сиделка, появившись в проёме двери. – Больной нельзя переутомляться в разговорах.
Графиня послушно поднялась, погладив на прощание забинтованную на запястье руку Гриды, безвольно лежащую поверх простыни.
– Выздоравливай, Дарочка! Думаю, твой Иргант примчится сюда уже к вечеру.
– Иргант? – вопросительные интонации вполне удались, однако на Гриду тут же нахлынуло жгучее чувство вины за обман, пусть даже и вынужденный. Да уж, роскошь абсолютной искренности теперь ей недоступна. Эта былая привычная роскошь полного доверия стала ей не по карману. За свою жизнь и спокойствие для близких ей людей придётся платить постоянно окружая щитом обмана. Что ж, она заплатит.
– Ирганта ты наверняка узнаешь. Он не даст о себе забыть, – улыбнулась бабушка. – Отдыхай. Я приду завтра.
Как оказалось, Грида действительно устала. После ухода бабушки она сразу провалилась в сон и проспала до самой ночи.
Когда она в следующий раз открыла глаза, то за окном уже царила ночь, а сквозь ветви с чернильно-фиолетового неба в палату заглядывали золотые искры звёзд.
Тусклый магошар со стены освещал полутёмную палату, а сиделка устроилась прямо под ним и бесшумно вязала что-то пушистое.
Она сразу бросила вязание и заботливо наклонилась над своей подопечной.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
Грида действительно чувствовала себя гораздо лучше, словно протёртый суп-пюре, съеденный ею днём, оказался волшебным бальзамом.
– А вашего пробуждения тут посетитель дожидается.
– Кто?
У Гриды чуть не вырвалось имя Иргант, но она вовремя вспомнила, что демонстрировать наличие памяти нельзя абсолютно никому, слишком опасно.
Очень своевременно вспомнила, потому что совершенно неожиданно в тишине палаты прозвучало другое имя:
– Господин Кейт Брамси.
Грида замерла. Вот оно и наступило, время демонстрации настоящей потери памяти. После объявления имени визитёра её отказ от посещения будет выглядеть подозрительно. Так что необходимо настроиться и сыграть сцену в этом спектакле.
– Не помню такого… – пробормотала она для сиделки. – Посадите меня повыше и волосы пригладьте. Пусть заходит, раз хочет меня видеть.
– Ещё господин Иргант Саймон приходил ещё днём, но вы уже спали, – сообщила женщина, подкладывая подушки и поправляя своей подопечной растрёпанную косу.
– Что ж, пора играть новую роль, – сказала сама себе Грида, закрыла глаза и постаралась настроиться на ложь.
Голос сиделки в коридоре, скрип открывающейся двери, слабый шорох шагов и звук пододвигаемого к кровати стула.
– Грида, – хорошо знакомый голос прозвучал совсем близко, и ей пришлось открыть глаза.
Кейт сидел совсем рядом и внимательно смотрел на неё с какой-то странной смесью глубокого внимания, жалости, опасения и его обычной самоуверенности.
– Добрый вечер, – осторожно сказала Грида, одновременно внушая себе, что видит этого красивого мужчину в первый раз в жизни.
– Ты меня помнишь? – спросил её Кейт.
В тусклом свете магошара его волосы отливали золотом, а карие глаза казались чёрными. Сейчас он казался совершенно чужим, и это очень помогло.