Я устало присел на эстакаду и остатками воды смочил голову. Уф-ф, давненько я так не воевал. Отвык. В последнее время всё больше мечами, саблями да ножамимахать приходилось. Сашка заворочался, очнулся:
– Где я?
– Ты Александр Мефодьевич в полной безопасности у друзей, – зная Сашку, я старался быть как можно более доброжелательным.
– Кой на хрен в безопасности! Наши насмерть бьются, а я в безопасности?! – его лицо буквально перекосило от гнева. – А ну, возвращай меня обратно!
– Не могу. Некуда тебя возвращать, – я старался подбирать слова, – Тот бой давно закончился, но тебе отмечать победу не пришлось.
– Это ещё почему? Я труса не праздновал! Воевал честно!
– А, потому, что тебя не было там после боя, вернее, раздавленный танком ты лежал завёрнутый в старый брезент вместе с семнадцатью другими погибшими бойцами.
– Так, я что… помер что ли?
– Ты мыслями то шибко не терзайся, но в той реальности тебя и вправду раздавил танк, который сбросил тебя с кузова машины. И похоронили тебя на высоком берегу на окраине городка Красное.
– А… где же тогда я сейчас? – на растерянного Сашку было жалко смотреть.
– Ты находишься в 2016 году на южной оконечности полуострова Камчатка на особой территории «Надежда», которую все местные жители называют Лукоморьем. А я Павел Смирнов, который раньше был Василием Захаровичем Батовым, твоим командиром, выдернул тебя сюда за несколько секунд до твоей смерти. Меня, кстати, тоже убило бомбой пятью днями позже.
Сжав голову, Сашка сидел на эстакаде и качался взад-вперёд. Похоже парня нешуточно торкнули перемены. Стараясь вывести его из футуршока, я продолжил говорить:
– Наша рота победила в том бою и потом освободила лагерь с военнопленными, всю войну наши бойцы прошли вместе и победителями вошли в Берлин в мае сорок пятого.
– Так, наши победили? Германия разгромлена? Уф-ф, уже легче. Значит, не зря мы погибли, – Сашка явно оживился, и я почувствовал, что его начинает отпускать.
– Если тебе станет от того легче, то наш Ванька Иванов тоже здесь. Там он тоже попал под танк. А здесь жив и почти здоров.
– Где он! Хочу его увидеть. Поехали скорее к нему.
Я кивнул и, удовлетворённый результатом, подсадил Сашку в медицинский электром, а сам сел рядом. По дороге он не отрывал взгляд от окрестностей, жадно впитывая всё, что видел: крупные и мелкие сооружения Паужетки, вулкан с гейзерами и горячими источниками, ровную широкую дорогу, мосты через реку Озёрная, вид Доброграда, серпантин, ведущий к Центру, скалы Орлиного Крыла. Через полчаса мы встали на площадке возле Центра. Ещё через четверть часа Сашку уже вертели и обследовали врачи в медицинском секторе. Там же в соседних боксах находились Ванька и Валет, Дитрих сейчас общался с безопасниками, поскольку в лечении не нуждался.
Я вышел на воздух и, зажмурившись, глубоко вздохнул и улыбнулся, наконец-то избавившись от тяжкого бремени невозвратной потери близких людей. Вместо подспудно ноющей вины пришло ощущение безмятежного покоя. Благодать! Все мои друзья рядом и все живы. А в соседнем отделении находятся мои жена с сыном. Пытаясь не упустить блаженное ощущение счастья, я достал коммуникатор и набрал код Лары.
– Привет, страдалец, – с экрана устало улыбалось осунувшееся лицо жены, – вот ты и дождался. Сын получился замечательный, похож и на тебя и немножко на меня. Молоко есть, кормлю. Сама в порядке. Обещали через три дня выписать. Сам-то как?
– Спасибо тебе, Ларчик, за сына. Поздравляю и горжусь. Мы все ждём тебя, особенно мама. Тут ещё вот какое дело. Сегодня я вытащил из прошлого отца наших ребятишек, и теперь они не сироты.
– Ой, как здорово, – лицо жены озарила улыбка, – я рада за ребят и за их отца. Кажется, его зовут Юрий?
– Да, Карпин Юрий Владимирович, тридцати шести лет от роду. Я решил, что первые пару месяцев ты побудешь у наших, с мамой тебе будет полегче, пока не втянешься и не поправишься. Юрий с ребятишками, пока поживёт у нас, подберёт жильё, а я помогу им пережить все невзгоды.
– Ты всё правильно решил. Скоро увидимся, целую, до встречи, – и изображение на коммуникаторе исчезло.
Появление малыша в нашей семье произошло торжественно и беспроблемно. После недолгого семейного совещания назвали его Вячеславом, по-домашнему Вячко или Славка. Парень оказался спокойным и даже с голодухи не кричал, а только кряхтел и угукал. Ночью спал и никого не доставал истошными воплями. Меня, как «косорукого бабуина», жена с маманей к ребёнку не допускали, и сами вдохновенно занимались уходом.
После пяти дней тщательного обследования и неотложных манипуляций Юрия отпустили из клиники для амбулаторного долечивания. А после того, как он ознакомился с приказом об отставке от службы в Конторе в связи с гибелью на боевом посту, он будто огромный камень с души сбросил и крылья расправил. Впереди у него была новая жизнь и новый смысл. Танюшка и Сашок не отходили от него ни на шаг, и он тоже не мог оторваться от детей, жадно впитывая радость, которой он был лишён последние годы.
Немало обнадёживало то, что вся «воскресшая» четвёрка моих друзей довольно быстро врубилась в нынешнюю реальность. Валет моментально освоился и влился в команду, о Дитрихе и говорить нечего, но, что удивительно, Ванька с Сашкой тоже стали проситься в хронодесант. Немного подумав, я принял их, поставив под начало Валета, чтобы, совместно долечиваясь, они быстрее освоились в новом времени и новом мире. А через недельку милости прошу на тренировки вместе с моим братцем Олегом.
Сашка получил позывной Шет из-за его вездесущности и пронырливости. Ивана прозвали Зуб, из-за того, что в последнем бою выбил передний зуб. А моего братца Олега мужики с самого начала звали Новиком, пусть так и остаётся.
Ко всем прочим проблемам меня с головой захлестнули повседневные дела и заботы, заставляя мотаться между Порт-Надеждой, Паужеткой и Орлиным Крылом. До дома добирался за полночь, да и то не каждый день. Однако всё на свете когда-то кончается, и у меня наступил долгожданный момент, когда неизбежная текучка осталась позади, и можно было приступить к непосредственной подготовке экспедиции, контуры которой уже чётко обозначились.
Как и планировали, первый шаг за кромку мне предстояло сделать вместе с Лунём, Ополем и Ставром. Нашу четвёрку ждала Черногория 1899 года. Почему именно Черногория? По нескольким причинам.
Эта маленькая балканская страна в 19 веке фактически в одиночку успешно противостояла Турции, самостоятельно освободилась от ига, и в 1878 году на конгрессе в Берлине европейские страны признали её независимость. Ещё во времена борьбы с Османской империей в Черногории сложилось самоуправление, которое возглавил старинный уважаемый род Негошей, проводящий независимую политику. На рубеже веков Черногорию возглавлял Никола Петрович, принявший трон из рук родного дядьки. Никола получил прекрасное образование во Франции и считался сторонником европейских светских манер, поощрял предпринимательство, строил дороги и мосты, развивал города, порты и уделял внимание культуре и образованию. Он отличался простотой в общении, обычно ходил в одиночку по городу, сам принимал людей и судил. Родив девять дочерей, Никола умудрился шесть из них отдать в жёны в европейские монархические семьи.
Теперь, что касается причин. Во-первых, выйдя из-под ига османов и опеки австрийцев, Негоши наладили прекрасные отношения с Россией, через тесные экономические, культурные и матримониальные связи. А одна из дочерей Николы Милица вышла замуж за Великого Князя Петра Николаевича. Тоесть русские люди не были чужими в Черногории.
Другим не менее важным для нас обстоятельством являлось обладание Черногорией участком адриатического побережья, отдалённого от крупных портов с отличной глубоководной бухтой возле города Бар. Проще говоря, это был удобный медвежий угол на задворках Европы.
В-третьих, эта бедная захудалая страна на балканских задворках испытывала острейший денежный голод.
Четвёртый аргумент –нехватка продуктов питания и частые голодные периоды. Достоверно известно, что в Черногории голодными были 1900, 1903 и 1904 годы.
И последней, пятой причиной было то, что Черногория – единственная страна, которая в 1904 году сразу объявила Японии войну в знак солидарности с Россией.
Вот на этих пяти струнах я и собирался играть.
Что касается морской части операции, то здесь рулил флотский клуб «Цусима», перебравшийся в Порт-Надежду и обосновавшийся в морском собрании. Заседая ежедневно, моряки наконец-то сформировали экипажи будущих кораблей. Но с поправками, поскольку модернизация внесла существенные изменения в штатные расписания и сократила численность личного состава. Осетра значительно урезали, но даже при всех сокращениях суммарная численность экипажей всё равно равнялась тысяче.
Что касается оснащения будущих кораблей, то флотские начальники со скрипом и жалобами всё-таки разрешили подчистить склады и перебросить к нам на баланс уже безнадёжно устаревшее оборудование и снаряжение, место которому либо в музее, либо в мартеновской печи. Однако по меркам начала20 века всё это барахло было выдающимися технологическими новинками. К отправке в прошлое время приготовили контейнеры со стрелковым оружием разного калибра, стрелочными индикаторами и датчиками, механическими вычислителями, ручными инструментами, с бухтами кабелей, электродвигателями и генераторами, оборудованием электро-газосварки, сильными и слабыми источниками света, разной оптикой, эхолотами и гидрофонами, оборудованием телефонной и радиосвязи, специальными красками, комплектами одежды и бытовой мелочёвкой.
В Орлином Крыле подготовка к операции тоже набирала обороты. Все наши группы занимались по своим планам, поскольку им предстояло решать разные задачи. И, не смотря на то, что этапы операции будут разнесены по времени на четыре года, все команды отправятся за кромку почти одновременно, ведь теперь для хроноустановки неважно, когда, куда и сколько отправить людей в 1899 или в 1903 год, в лето или в зиму.
С профессором Артемьевым я виделся редко, но как-то встретившись, услышал столько восторженных отзывов о новой подаренной «Мелитой» операционной системе, что слегка растерялся от фонтана эмоций обычно сдержанного учёного. Выслушав профессора, я осторожно опустил его на землю, заказав производство сотни генераторов-преобразователей для обработки огромных судов и два десятка генераторов-деструкторов для резки массивных деталей и перфорации броневых листов.
В Порт-Надежде работа тоже шла полным ходом. Прежде, чем приступить к переобучению на старую технику группы моряков проходили личное «бронирование». Потом морские спецы начинали чесать лбы, не зная, как подступиться к старинному оружию и технике. Чего только стоили монструозные орудия главного калибра в чудовищных башнях, с их системами подачи, наведения и электрического обеспечения. С не меньшими проблемами столкнулись и механики, разбираясь в хитросплетениях использования паровых котлов и турбин старого образца.
Отдельной группой работали радисты и радиотехники, которые до этого понятия не имели, с какой стороны подступиться к ламповым рациям фирмы «Телефункен» 1915-20 годов. Электрикам тоже приходилось не сладко, все комплектующие, инструменты, приборы, генераторы и даже кабели и провода требовали полностью пересмотреть их профессиональные навыки. Слава богу, что нашлись деды, которые ещё застали ту древнюю технику в работе.
Более иных пришлось потрудиться штурманской группе и группе обеспечения наведения артиллерийского огня. Они буквально по крупицам собирали информацию, и восстанавливали методики работы с допотопными приборами навигации и управления огнём.
Вы не поверите, но порой сущие мелочи доводили меня до отчаяния. Я буквально изощрялся и изворачивался, уговаривая офицеров отрастить бороды и усы, а матросов усы по тамошней моде. Отказывались наотрез. А ларчик просто открывался. Достаточно было предъявить им фотографии командного состава и нижних чинов императорского российского флота.
Что касается меня и моих напарников по «черногорской» группе, то мы наметили переход на конец января. За эти два месяца я подтянул немецкий и освоил сербский язык и научился правильно носить одежду того времени. Сначала мне мешала трость, но потом я понял, что это не только некий статусный атрибут, но и отличное оружие самозащиты.
Мои спутники тоже заметно изменились и приобрели бюргерскую основательность и некий викторианский лоск. Теперь с нашими подстриженными бородками, завитыми кверху усами, расчёсанными бакенбардами, набриолиненными волосами, моноклями, часами на цепочках через пузо, шляпами-котелками, жилетками и галстучными булавками мы ничем не отличались от типичных европейских буржуа.
Одновременно с нами готовилась к выходу в 1919 год группа наших боевиков. Они весьма экзотично смотрелись в форме каппелевского полка, вернее отряда Народной армии КОМУЧа, или иначе – белой армии Восточного фронта. Мужики обнашивали зимнюю форму цвета тёмного хаки с красным кантом и красными погонами. К ней прилагалась тёмно-серая бекеша, фуражка цвета хаки, тёмный башлык, чёрные сапоги и перчатки и длинный прорезиненный плащ грязно-зелёного цвета. Мои «буржуи» вместе с «белогвардейцами» смотрелись в коридорах Орлиного крыла весьма экзотично.
По общему мнению, от современного оружия мы отказались. Моя группа «черногорцев» вооружилась увесистыми тростями со скрытыми клинками. А «каппелевцы» получили на оружейном складе укороченные мосинские карабины, многозарядные пистолеты-маузеры и кривые артиллерийские кинжалы-бебуты. Из современного оружия они взяли лишь биокорректор с сильным снотворным.
День начала операции выдался холодным. Лёгкий морозец усугублял противный ветер, который так и норовил забраться под наши летние костюмчики. Заскочив в корпус хроноустановки, мы облегчённо вздохнули, наслаждаясь мягким теплом. Александр вручил каждому из нас портмоне с ассигнациями и монетами России и Австро-Венгрии, трости и российские паспорта образца конца 19 века. Помимо этого мне достался саквояж, в котором лежали разные принадлежности, а также подарки правителю Черногории: в бархатных футлярах шикарная ручка-самописка «Паркер» с золотым пером и золотые наручные часы, сработанные под швейцарский образец Бурэ. Там же находилась папка с рекомендательными письмами от министра финансов Российской империи Сергея Юльевича Витте и гарантийными письмами от Государственного банка России и Петербургского международного коммерческого банка. Документы, конечно, поддельные, но безупречно сработанные
Мы подъехали к концу павильона, дождались, когда замерцает кольцо портала и все вместе шагнули в Черногорию конца 19 века.