Через сорок минут все проснулись и занимали места. Судно начало огибать кишащее рыбами пространство, выпуская по следу трал. Улов ожидался невероятный.
Скрип лебедок смешался с порывами ветра, удары волн и брызги из-за бортов с мельканием рук и лиц, а потрескивание тросов с криками появившихся невесть откуда чаек.
Не двигался лишь один человек. Трал ушел вовремя и без задержек, а капитан смотрел за корму, пытаясь понять причину собственного беспокойства. Оно таилось внутри и ничем себя не выдавало.
Что-то было неправильно.
Погода не баловала, но для начала осени была в норме. За судно он тоже не волновался, ремонт и последнюю профилактику проходили недавно, в те самые сроки, когда радист собирал аппаратуру.
Было что-то еще.
Стоило взгляду переместиться от уходящих тросов на воду, оценивая весь охватываемый объем, и он наконец понял. Трал.
Когда-то давно, уже готовясь к будущим неприятностям, он выбил на базе новые снасти вместо старых и донельзя изношенных. Сделанные из более современных материалов, они представляли собой другую идеологию и другие возможности. С одной только неувязкой – размер их был вдвое больше нормы. Выбирать не приходилось, он рассудил, что много не мало и брал, что дают и пока дают.
Сейчас этот трал был выпущен полностью и переполнен.
Уже давая команду выбирать, он понимал, что сделать это будет непросто. Если удастся вообще. Сеть, уходившая с легкостью, шла обратно с натугой. Можно сказать, не шла почти ни в какую. При всем исступлении, с которым рыба двигалась к кораблю, запрыгнуть на борт сама она не могла.
Капитан, команда и траулер находились в ста с лишним милях от ближайшего берега с огромным мешком за кормой, не в силах поднять его. И никого вокруг. Как ни обидно, но в данной географической ситуации оставалось только одно – стравить часть мешка и отпустить половину добычи. Легко сказать.
Извечная тема – быть или не быть. Рыбацкая упертость и разум, подсказывающий, что улов надо отпускать – все перепуталось. Капитан мучительно пытался думать, но в голове лишь крутилась фраза, услышанная в кино:
– На это я пойтить не могу.
Пока он маялся, море затихло. Небо, начавшее было светлеть, потемнело. Для начала осени это что-то значило, но никто не отреагировал. Тянуть, решил капитан. По метру, по два.
За историю судоходства не было случая, чтобы шторм оказался кстати. Как и болезнь, он всегда не вовремя.
Шквал налетел внезапно. Он был резким, мощным и продолжительным. Ударом, к которому не был готов никто, судно буквально прибило. Потом подняло на невесть откуда возникшей волне, оттащило в сторону и швырнуло вниз. От такой коварной атаки разметало не только команду, но и троса на лебедках. Трал стал неуправляем.
Радист потянулся к тумблеру, но тут же неведомая сила бросила его в конец рубки. Рука в полете задела регулировки, излучатель сменил частоту. Музыка, бывшая наяву или в сознании, пропала. А новая частота оказалась другой – не призывной и наркотической, за которой рыбы шли как сомнамбулы, а пугающей.
Косяк повернул обратно.
Корабль, взлетая и падая по налетавшим из мрака волнам, приобрел вдруг новый вектор в движении. Его ощутимо тянуло назад за корму. Это был трал, набитый пленниками, которые, желая сбежать, исчезнуть, прорваться – сделать хоть что-нибудь, лишь бы избавиться от нового, неприятного для них шума – налегали на каждую из ячеек снасти.
Подгоняемый ветром, траулер стал набирать задний ход.
Но это едва ли кто видел. Все смешалось – черные облака на фоне бортов, волны, ветер и шквалы брызг. Главное было держаться.
Сколько прошло времени, когда начали попадаться первые льдины, никто не заметил.
Часть первая. ИСТОРИЯ НАУКИ
Глава 1
Озеро, расположенное в глубине Карельского перешейка, не имело названия. Это был географический феномен, о котором мало кто знал. При кажущейся доступности, если смотреть по карте, на деле оно считалось почти таежным. Окруженное полосой болот и каменистыми грядами, озеро не потеряло девственный вид даже за годы так называемой цивилизации. Помоек и свалок, досаждавших подобным местам, вокруг так и не появилось, как и других следов человеческой деятельности. Выглядело это не очень понятно. От магистральной трассы, ведущей из Петербурга на север, до водоема было несколько километров. Но съезд с шоссе почему-то отсутствовал, поэтому посещали его немногие. Любители пикников на джипах или кроссоверах не появлялись здесь, как и обычные отдыхающие, предпочитавшие хоть и общественный, но все же транспорт. Те же, кто освоил эти места, в душе удивлялись недогадливости остальных – достаточно было сойти с дороги и через пару часов ходьбы по пересеченной местности попасть на удивительные по живописности берега.
Людей на озере, как всегда, было мало. Только свои, любители глухих мест и воды. Способные жить в лесу без удобств и запасов, готовые, если что, помочь и спасти. А если надо, и морду набить.
Среди нескольких лодок, покачивающихся на воде, только одна выделялась особенной неказистостью. Все в ней выглядело неправильно. Рюкзак торчал как из задницы, а удочки свисали словно бы не с того боку. Не лучше смотрелся и сам рыбак. Чужаки, иногда забредавшие в эти места, одевались, как правило, одинаково – в яркие куртки с карманами, заметные даже при камуфляжных расцветках. И веяло от них не рыбалкой, а шашлыками и ценниками из магазинов. У этого же наоборот – случайная одежда, темные очки и что-то неопределенное на голове делали его похожим на шпиона из бедной страны.
Усугубляла картину и общая угрюмость, в которой пребывал незнакомец. Издалека ему можно было дать как двадцать лет, так и сорок.
Появился он здесь недавно. Встретили чужака поначалу без любопытства – мало ли кто забредает на выходные. Но выходные прошли, а незнакомец остался. Через пару недель рыбаки отчего-то забеспокоились. Несмотря на наличие лодки, рыбалкой пришелец не очень-то увлекался, а одеждой напоминал бомжа.
Бомжей на озере не хотелось.
Самозванец же, выставив удочку, смотрел на воду и обреченно пытался думать.
Интересно, что я здесь делаю… – мысль, появившаяся с утра, была единственной. Он напряг голову, размякшую после зноя с покачиванием на воде. Вместо воспоминаний появлялась лишь хаотическая ерунда: всполохи света, лица, отрывы по лестницам, вечеринки…
Руки непроизвольно подергали удочку.
На соседних лодках зашевелились. У новичка определенно клевало.
Воспоминания чужака говорили о том, что он молод и как минимум не в себе. Невзирая на путаницу, одно для начала он помнил – что зовут его Андрей Соколов.
Никакой амнезии, собственно, не было, скорее бардак и смятение от происходящего. Чем дальше он находился на озере, тем меньше что-либо понимал. Хотелось разложить все по полочкам и разобраться. Лучше это было делать с начала.
Он всегда занимался спортом. С самого детства – футбол, хоккей, лыжи… Остановиться на чем-то не получалось. В их поселке при воинской части спортивных секций попросту не было. В гарнизоне этого добра хватало, но поселковых туда не пускали. Все из неблагополучных семей, они плохо учились и хулиганили.
Андрей в этом плане был исключением, но под общую лавочку попадал.
Главной страстью был, конечно, футбол. Это занятие оказалось всем – увлечением, страстью и даже религией. В шесть лет Андрей впервые увидел, как взрослые, отставив в сторону алкоголь, раздеваются до трусов и носятся по поселковому полю между двумя воротами. В восемь лет услышал о Марадоне, Пеле и Аршавине. А в девять купил учебник юного футболиста.
Книжка была с картинками, и на первом месте там шел удар. Он состоял из двух важных разделов – расположения ноги и точности попадания. Андрей всю зиму прикладывал ногу к мячу, приучая себя к грядущему таинству. А весной, когда сошел снег, взял мел и нарисовал на соседском сарае ворота.
После чего принес мяч и долго целился. За белым тщательно выведенным прямоугольником просматривалась дорога в большой футбол.
Он ударил. Мяч полетел по центру ворот. Он сменил прицел и стал бить в угол. И снова попал. А дальше уже только бил – по разным углам и траекториям.
Это было как наваждение. Он не помнил, как происходили оставшиеся события. Прошла весна, закончилось лето, а он продолжал бить. Сосед, обеспокоенный за сохранность сарая, пошел разобраться со злоумышленником, но увидел безумные глаза пацана, и прогонять его передумал. Он тоже любил футбол.
За несколько лет Андрей разбил два сарая и пять мячей, но ничему кроме удара не научился.
Наверное, ситуация так и осталась бы тупиковой. Все изменилось, когда они с матерью переехали в город. Он оказался огромным и состоял из отдаленных районов, разбросанных по берегу Волги. Андрей никогда раньше не видел такого количества одинаковых домов.
Спортивных секций там было много. Хотелось пойти во все сразу, но этого-то и не получилось – в четырнадцать лет он уже числился переростком. Единственное, куда приглашали с охотой, было спортивное ориентирование.
Но бегать по лесу с бумажкой и компасом не хотелось.
Через год ему повезло. Новый физрук, появившийся в школе после летних каникул, оказался тренером по волейболу. Шаманов, а точнее Шаман, как его звали все, человеком был легендарным – лучший в городе специалист, уволенный из местной ДЮСШ то ли за пьянство, то ли за трудный характер. Пьянства за ним никто не заметил, а вот за школьников со своим волейболом он взялся серьезно. Тренером Шаманов оказался крутым. Набрал обычных девятиклассников и натаскал за год так, что уже к десятому классу они играли на равных со сверстниками из спортшкол.
Спортивное начальство хваталось за голову – Шаман чудом не выиграл с командой обычных подростков возрастное первенство города. Случись такое, пришлось бы ставить его на область и отвечать за провал остальных. От греха подальше Шамана позвали обратно.
Отметив победу демонстративным загулом, Шаманов вернулся к прежней работе. Обнаружилось к тому времени, что человек он благодарный – ребят не бросил и в школу заглядывал регулярно. А двоих, особо переживавших окончание тренировок, забрал к себе в секцию. Стоило это ему приличных раздумий, на фоне сверстников из спортшкол смотрелись они дубово.