Тайны лабиринтов времени

Мелик начал громко кричать и бегать вокруг костра:

– Я послан своей семьей на поиски огня, потому что огонь охотников умер. Я прошел через степь, леса, горы и реки. Если вы позволите мне взять несколько головней из вашего костра, я уйду, не вступая с вами в борьбу! Но для людоедов язык чужака был понятен не более чем вой волков. Он был один, а их было четверо, и этого было достаточно, чтобы страстное желание убить его овладело ими. Мелик отступил в надежде, что они нападут на него порознь, и он сумеет пробраться к костру. Но воины бросились на него все вместе.

Самый рослый людоед на бегу метнул в него копье с кремневым наконечником. Удар был не очень метко направлен, и копье, только задев плечо Мелика, упало на землю. Охотник, желая сберечь свое оружие, поднял это копье и швырнул его обратно в своего противника. Снаряд просвистел в воздухе и, описав дугу, вонзился в грудь одного из людоедов. Тот пошатнулся, пробежал еще несколько шагов и упал. Его товарищи завопили и одновременно метнули копья. Мелик упал ничком на землю, чтобы уберечься от кремневых наконечников. Решив, что чужак ранен, людоеды радостно вскрикнули и подбежали к лежащему врагу, чтобы прикончить его. Но Мелик уже вскочил на ноги и был готов к отпору. Один из людоедов с разбегу напоролся на его копье и свалился замертво на землю. Два других метнули свои топоры; кровь брызнула из бедра Мелика, но рана была не глубока, и охотник в пылу борьбы даже не почувствовал боли. Не боясь теперь быть окруженным врагами, он то отступал, то бросался вперед с таким расчетом, чтобы очутиться между врагами и костром. Наконец, это удалось ему.

– Мелик бегает быстрее, чем людоеды! – крикнул он. – Он может взять огонь, а вы потеряли двух воинов!

И одним прыжком он подскочил к костру. Протянув руки, чтобы схватить головню, но с ужасом увидел, что в костре оставались одни угли, пылавшие жарким пламенем. Он переворошил костер в надежде найти хоть одну несгоревшую ветвь, которую можно было бы взять в руки, но тщетно, а враги приближались. Мелик хотел было бежать, но споткнулся и чуть не упал. Тем временем воины подбежали и преградили ему дорогу к отступлению. Мелик мог бы перескочить через костер, но для этого ему нужно было повернуться спиной к своей смерти, то есть к вражеским воинам. Раздумье Мелика было недолгим и, подняв палицу и топор, он принял бой. Вождь не мог решиться уйти без огня.

Противники осторожно подходили к Мелику. Рослый воин почти в упор метнул в него последнее копье. Мелик отбил его обухом топора, и тонкая палка, переломленная пополам, упала в костер. В ту же секунду три палицы со свистом рассекли воздух. Мелик отбил палицу – и тут же присел, вторая палица пролетела над головой Мелика. Он бросился к врагу – и страшным ударом проломил ему голову, но и сам Мелик получил при этом ранение. Второй воин ударил его в левое плечо, и хорошо, что Мелик успел отскочить, не то палица, направленная умелой рукой, раздробила бы ему череп. Ошеломленный вождь с трудом устоял на ногах. Подняв кверху палицу, он ждал врага, хотя теперь перед ним оставался только один противник.

Положение Мелика было незавидным, он едва мог шевелить раненой левой рукой, тогда как вражеский воин, вооруженный палицей и топором, не получил ни одной царапины и был полон сил. Это был великан с широкой грудью и длинными руками, – на целую треть длиннее, чем руки Мелика. Короткие кривые ноги его, не способные к быстрому бегу, были, однако, великолепными точками опоры и сообщали телу людоеда устойчивость гранитной глыбы.

Перед решительной схваткой людоед исподлобья окинул взглядом своего противника. Решив, что он легче добьется победы, если будет бить обеими руками, он отбросил в сторону топор и остался с одной палицей. Затем он перешел в наступление. Две дубины почти одинакового веса столкнулись в воздухе. Удар, нанесенный людоедом, был сильнее удара охотника, так как тот не мог пользоваться левой рукой. Но все-таки Мелику удалось отбить нападение. Когда людоед вторично опустил палицу, она рассекла воздух, не встретив ничего на своем пути. Мелик ловко увильнул в сторону. В третьей схватке его палица обрушилась на врага, как молния. Людоед едва успел поднять свое оружие, чтобы отбить удар. Снова узловатые дубины с треском сшиблись в воздухе, но на этот раз отступить должен был людоед. Однако он скоро оправился и напал на Мелика с таким бешенством, что чуть не выбил палицу из его руки и, прежде чем охотник собрался с силами, людоед взмахнул дубиной, Мелик несколько ослабил удар, но не смог отвести его от себя. Палица обрушилась на череп охотника, и у него подкосились ноги. Деревья, земля, костер закружились перед глазами. Чудовищным усилием воли он устоял на ногах, и прежде, чем людоед сообразил, что происходит, Мелик швырнул в него палицу с такой силой, что тот, даже не вскрикнув, свалился мертвым.

Победа, охотник не помнил себя от радости. Мелик пристально смотрел на костер, над которым плясали языки пламени, не веря своей победе, не веря своим глазам, осмотривался, приходя в себя. Кругом все было мирно и тихо: приглушенно рокотала река, чуть шелестела трава под дыханьем ветерка, и только издалека, с противоположного берега реки, доносился лай шакалов и рев вышедшего на охоту льва. Тогда победитель закричал прерывающимся от волнения голосом:

– Мелик завладел огнем!

Закон войны и осторожность требовали, чтобы Мелик прикончил побежденных. Он подошел к первому, раненному в бедро, и занес над ним копье, но тут какое-то странное чувство волной залило его сердце. Мелик испытывал, непонятное ему самому, отвращение от мысли, что еще одна человеческая жизнь сейчас угаснет. Он не чувствовал ненависти к поверженному врагу, к тому же – куда умнее было загасить костер, чем добивать немощного. Мелик раскидал во все стороны пылающие головни и палицей, принадлежащей одному из убитых врагов, разбил их на мелкие угольки, которые не могли сохранить огонь до возвращения воинов. Затем, связав раненым руки и ноги гибкими стеблями растений, он сказал:

– Людоеды не захотели дать охотнику даже одной головешки, а теперь у самих людоедов нет огня! Они будут страдать от темноты и холода до тех пор, пока не уйдут с нашей земли! Охотники стали сильнее людоедов!

Когда Мелик подошел к подножью холма, у которого он должен был встретиться со своими молодыми спутниками, их там не было – это нисколько не удивило его. Очевидно, Верному и Сому пришлось сделать большой крюк, чтобы избавиться от своих преследователей. Обложив ивовыми листьями свою рану, охотник уселся подле плетенки, в которой блестел яркий огонек. Время текло, и луна все выше поднималась по небосклону, а когда ночное светило достигло зенита, Мелик поднял голову и прислушался. Среди тысячи разнообразных шумов, наполнявших ночь, он расслышал характерный звук человеческих шагов. Это был быстрый и четкий шаг, который никак нельзя было смешать с дробной поступью четвероногих. Сначала шум был чуть слышен, но по мере приближения он становился все более отчетливым. Порыв ветерка донес до Мелика запах этого человека. Охотник сказал себе:

– Верный обогнал своих преследователей и теперь возвращается! Действительно, равнина была совершенно спокойна, и за Верным никто не гнался. Через несколько мгновений молодой охотник подошел к подножью холма. Мелик спросил его:

– Людоеды потеряли след Верного?

– Верный увлек их за собой на север, затем побежал во всю прыть и оставил их далеко позади. Потом, чтобы уничтожить следы, он долго шел по воде и остановился только тогда, когда ни глазом, ни слухом, ни обонянием не мог обнаружить близости людоедов.

– Хорошо! – сказал Мелик, положив ему руку на плечо. – Верный – ловкий и хитрый воин. А где Сом?

– Сына Реки преследовали другие людоеды. Верный нигде не встретил его следа.

– Мы подождем Сома. А теперь пусть Верный посмотрит сюда.

И с этими словами Мелик подвел своего спутника к углублению в склоне холма. Верный увидел маленький, но яркий и распространяющий тепло огонек.

– Вот, – просто сказал воин, – Мелик добыл огонь.

Молодой охотник радостно вскрикнул, и глаза его наполнились слезами. Он упал на землю перед сыном Леопарда и, задыхаясь, проговорил:

– Вождь один хитрее, чем целое племя людоедов. Он станет великим вождем охотников-воинов, и никакой враг не сможет устоять против него. Охотники сели на землю возле плетенки. Теплившийся в ней крохотный огонек согревал их, как большой костер у порога родных пещер. Их не пугала больше мысль об огромном расстоянии, отделявшем их от семей. Когда они покинут берега Большой реки, людоеды вынуждены будут прекратить преследование, и на дальнейшем пути надо будет опасаться только одних хищных зверей. Долго охотники грезили, и будущее не страшило их, жизнь, казалось, обещала только радость, но, когда луна начала спускаться к западу, беспокойство снова овладело охотниками.

– Что случилось с Сомом? – прошептал Верный. – Неужели он не смог уйти от людоедов? Не попал ли он в западню?

Равнина была нема, молчали звери, даже ветерок затих, перестали шелестеть большие прибрежные камыши. Только несмолкающий рокот потока нарушал тишину ночи.

Мелик и Верный не знали, что делать – ждать рассвета или немедленно пуститься на поиски Сома? Мелик понимал, что нельзя оставлять огонь на попечение молодого охотника, но, с другой стороны, он не мог покинуть Верного, которому угрожали свирепые людоеды.

Долг перед семьями требовал, чтобы он предоставил Сома его собственной судьбе и заботился только об огне, но за время совместных поисков он привязался к молодым охотникам. Они стали словно частью его самого: опасности, грозящие им, тревожили его так же, как угроза ему самому, и даже больше, ибо он знал, что Верный и Сом слабее его, что они не способны постоять за себя в борьбе со стихиями и зверями, а тем более с людоедами.

– Мелик пойдет искать следы Сома! – сказал он, наконец. – Верный останется, чтобы ухаживать за огнем. Он не должен спать, он будет смачивать водой кору плетенки, когда она перегреется, и ни на миг не отлучится от огня.

– Верный будет охранять огонь больше, чем собственную жизнь, – решительно сказал молодой воин и гордо добавил: – Я умею поддерживать огонь. Мать научила меня этому, когда я был еще не больше волчонка. Если Мелик не вернется прежде, чем солнце поднимется над верхушками тополей, Верный уйдет под защиту мамонтов, но, если же вождь не придет до конца дня, Верный должен будет один направиться к становищу семей.

Мелик ушел, но сердце его было неспокойно. Много раз он оборачивался и глядел на Верного, склонившегося над плетенкой с огнем. Мелик решил вернуться в становище людоедов, чтобы оттуда пойти по следам Сома. Он шел медленно, раненое плечо горело, а в голове стоял шум, огромная шишка вскочила на черепе в том месте, куда попал удар палицы. Грустные мысли толпились в голове охотника. Даже после завоевания огня и его молодым спутникам, и ему самому продолжали угрожать бесчисленные опасности. Когда же они вернутся к своим семьям, и удастся ли вообще вернуться живыми? Наконец, он дошел до опушки ясеневой рощи. Отсюда несколькими часами раньше он увидел стоянку людоедов, но тогда свет восходящей луны меркнул в зареве яркого костра, а теперь стоянка вымерла, головни, которые Мелик разбросал, угасли, и темная ночь нависла над мрачным полем. Напрягая слух, зрение и обоняние, Мелик пытался определить, вернулись ли назад преследователи. Но все было неподвижно, и только изредка стонали раненые. Тогда Мелик решительно зашагал к становищу. Раненые мгновенно перестали стонать, и казалось, что у погасшего костра лежат только одни трупы. Мелик не стал задерживаться здесь. Определив место, откуда Сом пустился бежать, сын Леопарда легко разыскал его след. Вначале Мелику не представляло никакого труда идти по нему, Сом бежал почти по прямой, и отпечатки его ног сопровождали многочисленные глубокие следы его преследователей людоедов. Но вскоре следы Сома начали описывать петли среди холмов, замкнутые круги проникали в заросли кустарника и, наконец, уперлись в болото. Мелик с трудом снова разыскал их на берегу реки. Следы теперь были влажные, как будто Сом и его преследователи вышли из реки.

Мелик прошел по следу еще тысячи три-четыре локтей, и тут ему пришлось остановиться: тяжелые тучи заволокли луну, а заря еще не занялась. До рассвета нечего было делать, и сын Леопарда сел на ствол дерева, видевшего уже десять поколений людей. Ночные хищники закончили охоту, а дневные животные еще не просыпались в своих норах, дуплах деревьев или в чащах густого кустарника, куда они забрались на ночь. Мелик отдыхал, нетерпеливо поглядывая на восток, где за линией холмов медленно занималась осенняя заря, тусклая, холодная и неприветливая. Уже поднялся предрассветный ветерок, и заколыхались пожелтевшие листья деревьев.

Проглотив кусок сырого мяса, Мелик снова принялся за поиски. Из рощи след Сома шел по песчаной равнине, покрытой редкой травой и чахлым кустарником, потом свернул в тростниковую заросль на краю болота, поднялся по склону холма и, наконец, затерялся на берегу реки, которую Сом, очевидно, перешел вброд. Мелик, в свою очередь, переправился на противоположный берег реки и там, после долгих поисков, установил, что следы людоедов разделились – видимо, они окружили Сома. В продолжение нескольких минут сын Леопарда нерешительно топтался на месте. Он понимал, что не имеет права рисковать: огнем, жизнью Верного, в конце концов – своей собственной жизнью, и только лишь за тем, чтобы прийти на помощь Сому. Теперь он должен был опасаться встречи не только с двумя группами преследователей Сома, но и с отрядом, который пустился в погоню за Верным и потеряв его следы, рыщет поблизости. Встреча с этим отрядом была бы тем опасней, что, следуя за Верным, отряд обогнал Сома и мог отрезать Мелику путь к отступлению. Но желание спасти молодого охотника так увлекло вождя, что он решил пренебречь опасностью. Зная, что в быстроте бега с ним не может сравниться ни один из людоедов, он, не колеблясь, пошел по следу Сома, лишь изредка останавливаясь, чтобы оглядеть окрестность.

Рыхлая почва равнины сменилась твердым гранитом, едва прикрытым тончайшим слоем чернозема. След огибал подножье холма с отвесными, крутыми склонами. Мелик решил взобраться на холм. Отпечатки шагов на земле были совсем свежие, и можно было надеяться с вершины холма увидеть самого Сома или его преследователей. Охотник стал карабкаться по склону холма, цепляясь за кусты. Достигнув вершины, он увидел Сома, молодой воин бежал по участку красной глины, казавшемуся обагренным кровью бессчетных тысяч животных. За ним, не отставая, бежали несколько широкоплечих длинноруких и коротконогих людоедов.

С севера, наперерез беглецу, приближалась другая группа людоедов. Несмотря на то, что погоня длилась уже несколько часов, сын Реки, по-видимому, сохранил еще достаточно сил, и в поступи его не было заметно усталости.

В продолжение этой долгой осенней ночи Сом бережно расходовал свои силы, пускаясь бежать со всей скоростью, на какую он был способен, только чтобы избегнуть засады или чтобы подразнить своих преследователей. Но, к несчастью, в пылу бегства он заблудился, и теперь не знал, в каком направлении искать холм, где Мелик назначил ему свидание. Сом направлялся к сосновому лесу, темневшему на северо-востоке. Ближайшие к нему преследователи, рассыпавшись цепью длиной в тысячу локтей, перекрыв ему отступление на юг.

Группа, бежавшая с севера, разгадав замысел Сома, вдруг переменила направление. Очевидно, людоеды решили одновременно с ним добраться до опушки леса.

Положение беглеца не было ни угрожающим, ни даже опасным, но при условии, что, попав в лес, он сразу свернет на северо-запад. Проворный сын Реки без труда мог значительно опередить людоедов, тогда Мелик догонит его, и они вместе вернутся к берегам Большой реки.

Оглядев окрестность, Мелик увидел, что под прикрытием высокого кустарника можно незаметно подойти почти вплотную к опушке леса. Мелик собрался было спуститься на равнину, чтобы привести этот план в исполнение, как вдруг новое обстоятельство заставило его остановиться. На северо-западе появился еще один отряд людоедов. Сом мог надеяться теперь на спасение, только удирая во всю прыть в западном направлении, но он, по-видимому, не заметил этой опасности и медленно трусил по прямой. Снова в груди Мелика стали бороться противоречивые чувства. Он хотел спасти Сома и понимал, что тем самым он подвергает опасности огонь, Верного и свою жизнь. И вновь чувство привязанности к молодому воину одержало верх над осторожностью.

Бросив еще один пристальный взгляд на равнину и запечатлев в памяти все особенности ее, Мелик поспешно сбежал с холма и под прикрытием кустарника побежал на запад. Когда кустарник кончился, он скользнул в высокую траву и, согнувшись, стрелой понесся прямо к опушке леса. Он бежал значительно быстрее, чем Сом и людоеды, которые берегли силы, и первым очутился на опушке леса. Теперь необходимо было дать знать беглецу о себе, и он трижды закричал, подражая крику оленя – это был обычный сигнал охотников. Расстояние было слишком велико, и Сом не расслышал или, быть может, озабоченный мыслью о преследователях, не понял сигнала – это заставило Мелика выдать свое присутствие. Он выскочил из-под прикрытия и издал громкий боевой клич охотников-воинов. Протяжный рев, подхваченный всеми отрядами людоедов, наступавшими с юга, севера и востока, был ему ответом. Сом остановился, как вкопанный, он не верил своим ушам и глазам, но убедившись, что слух и зрение не обманули его, со всех ног радостно кинулся к вождю. Уверившись в том, что Сом заметил его, Мелик повернул и побежал прямо на запад. Прибывший отряд людоедов, увидев это, изменил направление и несся теперь наперерез охотнику. План людоедов был понятен: они преграждали беглецам дорогу на север, юг и восток, тесня их к западу, где вставала высокая каменная гряда, взобраться на которую было почти невозможно. Видя, что Мелик все-таки бежит прямо к этой гряде, людоеды радостно закричали и еще теснее сжали кольцо вокруг охотников.

Передовые преследователи уже были в пятидесяти локтях от них и на ходу занесли копья, готовясь метнуть их в противников. Мелик, увлекая за собой Сома, неожиданно нырнул в кусты и скрылся в ущелье, которое он высмотрел с вершины холма. Людоеды заревели от бешенства, часть из них последовала за охотниками в ущелье, другие же бросились в обход препятствия.

Мелик и Сом, как вихрь, неслись вдоль ущелья. Они намного опередили бы людоедов, если бы почва не была здесь такой неровной и изрытой, и когда они вышли из ущелья по ту сторону каменной гряды, трое людоедов, успевших обогнуть препятствие, преградили им путь к северу. Мелик и Сом хотели было податься в противоположную сторону к югу, но и оттуда доносился нарастающий шум погони. Наконец, сзади с минуты на минуту могли появиться воины, устремившиеся вслед за беглецами в ущелье. Каждая секунда колебания грозила гибелью.

Мелик быстро принял решение. Держа палицу в одной руке и топор в другой, он смело бросился на людоедов. Сом, не отставая от него, взмахнул копьем. Три людоеда разбежались в разные стороны. Они ждали подкрепления и заботились только о том, чтобы охотники не прорвали кольца. Мелик разгадал их замысел – и с угрожающим криком бросился на ближайшего, молодого и высокого, воина. Тот поднял топор, готовясь отразить удар, но одним взмахом палицы Мелик выбил у него из рук оружие, а вторым уложил воина на месте. Тогда двое других людоедов кинулись на Сома, они рассчитывали быстро справиться с ним и затем соединенными силами напасть на Мелика.

Сом метнул копье в одного из противников и ранил его, но не опасно, и прежде чем Сом успел поднять палицу, тот в свою очередь ранил молодого охотника топором в грудь. Сын Реки быстро отскочил в сторону – и тем спасся от второго удара, который был бы смертельным, отскочив, охотник что есть мочи побежал. Людоеды погнались за ним и, догнав, окружили. Один воин напал на него спереди, а другой в это время готовился оглушить сзади. Казалось, Сом был обречен, но Мелик взмахнул огромной палицей – и один людоед повалился на землю с раздробленным черепом. Второй поспешно отступил к северу, под защиту большой группы сородичей, бежавших к месту сражения со всех ног. Однако они опоздали, охотники уже вырвались из западни и бежали по открытому полю, с каждым шагом увеличивая расстояние между собой и врагами. Прежде чем солнце достигло зенита, Мелик и Сом обогнали преследователей почти на шесть тысяч локтей.

Иногда им казалось, что людоеды оставили погоню, но, взобравшись на вершину какого-нибудь холма, они тотчас же обнаруживали разъяренную толпу людоедов, упорно бежавших по их следам.

Сом заметно ослабел, кровь беспрерывно сочилась из раны на его груди. Иногда это была тончайшая струйка, и тогда охотники надеялись, что рана закрылась, но стоило юноше сделать один неверный скачок, как кровь снова начинала обильно течь. Мелик нарвал листьев молодого тополя – и кое-как прикрыл ими рану. Однако кровь не унималась. Сом бежал все медленней и медленней. Теперь, оборачиваясь, Мелик видел, что передовые воины людоедов догоняют их. Сын Леопарда с отчаянием подумал, что, если Сому не станет лучше, людоеды скоро настигнут их. Между тем, с каждым новым шагом слабость Сома все росла. Он с огромным трудом взобрался на склон очередного холма, а добравшись до вершины, почувствовал, что сердце у него замирает и ноги подкашиваются. Лицо его стало пепельно-серым, он зашатался, и Мелик, поискав глазами преследователей, с грустью увидел, что расстояние еще больше сократилось.

– Если Сом не соберется с силами и не побежит, – сказал Мелик глухим голосом, – людоеды настигнут нас раньше, чем мы доберемся до реки.

– У Сома темно в глазах и в ушах трещит, словно неугомонный сверчок поселился в его голове, – чуть слышно ответил молодой воин. – Сын Леопарда должен бежать один. Сом умрет за огонь.

– Нет, Сом не умрет! – воскликнул Мелик.

И, перекинув через плечо обмякшее тело своего спутника, он бросился бежать. Сначала мужественному охотнику удавалось сохранять расстояние, отделявшее его от преследователей, но вскоре и его огромная мускульная сила стала сдавать. Вниз по уклону, увлекаемый тяжестью Сома, он бежал даже быстрей, чем людоеды, но при подъеме на холмы тяжело дышал и с трудом передвигал ноги. Если бы не рана в бедро, если бы не удар палицей по черепу, от которого у него до сих пор стоял шум в ушах, Мелик, пожалуй, даже с Сомом на плече опередил бы коротконогих людоедов, но раненому это было непосильно. С каждой минутой людоеды догоняли его. Он слышал уже шум их шагов и, не оборачиваясь, знал, какое расстояние отделяет их: пятьсот локтей, четыреста, двести. Мелик остановился, осторожно положил Сома на землю и после тяжелой борьбы с самим собой сказал:

– Мелик не в силах больше нести Сома.