Тайны лабиринтов времени

– Сын Леопарда уничтожит людоедов!

Три или четыре дротика просвистели в воздухе в ответ на его угрожающий жест, но они не долетели до охотника, так как расстояние было слишком велико. Мелик размахнулся и бросил камень. Людоед, в которого он целился, упал. Мелик сейчас же бросил второй камень, но ни в кого не попал. Зато третий камень сбил с ног еще одного воина. Четвертый камень он не бросил, а только показал людоедам, одновременно грозя им горящей палицей. Людоеды отлично понимали язык жестов – они и между собой чаще объяснялись знаками, чем при посредстве членораздельной речи. Людоеды поняли жест Мелика, как предупреждение, что огонь опасней камней и духи огня против их племени, а потому… стоит ли продолжать преследование? Бежавшие впереди поспешно отступили назад, и сын Леопарда медленно вернулся к ожидавшим его спутникам. Людоеды в почтительном отдалении продолжали преследование за охотниками. Мелик часто оборачивался и, если замечал, что кто-либо из преследователей опередил других, то сам останавливался и, угрожающе рыча, тряс копьем. После нескольких таких остановок людоеды решили, что безопасней держаться всем вместе, и собрались в кучу.

Мелик, достигнув своей цели – отпугнуть врага, убыстрил шаг и скоро догнал Верного и Сома. В продолжение большей части дня охотники безостановочно бежали вперед, когда они, наконец, остановились на отдых, людоедов уже не было видно.

Прорвав завесу облаков, солнце ярко освещало угрюмую равнину. Почва, вначале твердая и каменистая, снова стала болотистой, ноги увязали в ней, и надо было спешить вытаскивать их, чтобы не засосала топь. Крупные пресмыкающиеся ползали по суше; бурые водяные гады скользили в болоте; лягушки скакали по дороге, оглушительно квакая, а в воздухе с пронзительными криками носились болотные птицы.

Охотники наспех подкрепились холодным мясом, ведь они стремились поскорее выбраться из этой местности, где на каждом шагу их подстерегала опасность. Временами охотникам казалось, что они уже близки к цели: почва становилась тверже, появлялись рощи платанов, тополей; но затем снова возникали трясины, ямы, ядовитые болота, где каждый шаг стоил неимоверных усилий и мучений. Ночь надвигалась, кроваво-красный диск солнца скатился за горизонт, его затянуло мрачными тучами. Охотники шли вперед, не останавливаясь, пока последние лучи сумеречного света не были поглощены мраком. До наступления ночи они успели пройти самый трудный участок пути, где хаотически громоздились препятствия, и теперь перед ними лежала гладкая равнина. Охотники наломали ветвей, подкатили большие камни и, скрепив все вместе гибкими ветвями, устроили себе временное убежище. Затем, истомленные усталостью, легли спать. Ночь прошла спокойно: Мелик, Верный и Сом, которые поочередно стояли на страже до самого рассвета, так и не заметили ничего подозрительного. Ветер доносил до них только гнилые испарения болота.

При бледном свете утра охотники увидели беспредельно унылую равнину, граничащую с болотистой топью. Только островки липкой черной грязи местами нарушали однообразие степи. Повернуть назад охотники не могли – это значило наверняка идти навстречу людоедам. Оставалось следовать вдоль берега болота и искать выход из этой угрюмой местности, так как невозможно было определить, какое направление окажется лучшим. Охотники наудачу пошли на северо-запад, эта дорога им казалась наиболее легкой. И действительно, на первых порах идти было нетрудно, поросшая невысокой травой почва была достаточно твердой. Около полудня они вступили на участок, покрытый густым и высоким кустарником, здесь ощущение безопасности снова уступило место настороженности. Мелик не боялся нападения людоедов и полагал, что они отказались от погони, но даже в том случае, если они продолжили идти по следу охотников, то должны были сильно отстать.

Запасы мяса пришли к концу, и чтобы пополнить их, охотники углубились в кишащие дичью заросли на берегу болота. Сому удалось поймать леща в устье мелководной речушки, а Мелику – убить дротиком зайца. Охотники развели костер – и вскоре с наслаждением стали вдыхать аромат жареного мяса, жизнь снова показалась им привлекательной и радостной. К концу завтрака, когда они обгладывали косточки зайца, из зарослей кустарника вдруг выскочило несколько зверьков. Они, видимо, бежали от какой-то опасности. Мелик поспешно вскочил на ноги и увидел исчезающую среди деревьев тень.

–Людоеды догнали нас, – сказал он.

Опасность на этот раз была несравненно большей, чем накануне. Людоеды прятались в зарослях кустарника – и под этим прикрытием, невидимые, могли следовать за охотниками, выжидая благоприятного момента для нападения.

Узкая полоска голой земли тянулась между болотом и зарослями и привлекла внимание Мелика. Охотники быстро поделили между собой остатки мяса, подняли с земли оружие, плетенки с огнем – и бегом бросились к этой тропинке. Людоеды не пытались задержать их, и Мелик облегченно вздохнул при мысли, что продиравшиеся сквозь заросли кустарника преследователи неминуемо должны были опять остаться далеко позади. Тропинка извивалась между деревьями, кустарниками и берегом. Она то расширялась, то становилась уже, исчезая под покровом высокой травы. Тем не менее, почва все время оставалась твердой, и Мелик не сомневался, что ему и его спутникам удастся уйти от людоедов, если только не возникнут неожиданные препятствия. Но препятствия скоро возникли: сначала болото протянуло на равнину свои щупальца, и появились глубокие ямы, наполненные гниющей водой, вскоре появились канавы с вязкой тиной и непроходимые лужи. Беглецам приходилось поминутно сворачивать с пути, огибая, наполненные болотом ямы, а порой возвращаться назад. После долгих блужданий они очутились на узкой гранитной полосе, ограниченной справа бескрайним болотом, а слева – котловиной, наполненной водой, пришедшей с осенним разливом. Здесь можно было двигаться только прямо. Однако, пройдя несколько сот локтей, охотники вынуждены были остановиться, гранитная тропинка опускалась вниз и уходила под воду. Теперь беглецов с трех сторон окружала вода – нужно было возвращаться.

Мелик опустил голову: если людоеды устроили засаду в начале тропинки, то путь к отступлению был отрезан. Ведь появилась же тогда мысль бежать к стаду мамонтов, под его прикрытие, но он необдуманно отогнал ее от себя. Теперь Мелик горько упрекал себя за это. Нужно же было быть огромным дураком, чтобы пуститься странствовать по враждебной и незнакомой земле, но тогда он был уверен, что людоеды не станут преследовать охотников, коль от них отвернулись духи. Похоже, что людоеды даже не задумывались, покровительствуют им духи или нет. Мужество Мелика поколебалось, он почувствовал неуверенность и страх. Но это была только минутная слабость, и в следующее мгновение Мелик уже думал только о том, как спасти своих спутников и самого себя.

Впереди, в нескольких сотнях локтей, из воды выступала гранитная глыба. Быть может – это был островок среди болота, но глыба также могла служить и продолжением гранитной тропинки. По приказанию Мелика Верный и Сом стали искать брод, но повсюду были лишь бездонные ямы, предательская тина и вязкий ил. Без долгих размышлений Мелик первым зашагал назад, и молодые воины последовали за ним. Не пройдя и двух тысяч локтей, вождь внезапно остановился и сказал:

– Людоеды там!

Он указал пальцем на кустарник. Верный поднял с земли камень и бросил его в указанное Меликом место. Кустарник заколебался и послышался явственный звук чьих-то шагов. Вождь не ошибся: враг прятался в кустах, преграждая выход охотникам из водной западни. Надо было думать не об отступлении, а о сражении. Позиция охотников была невыгодной для боя, и людоеды могли незаметно окружить их, оставаясь под прикрытием кустарника. Прежде чем открыть военные действия, Мелик попробовал вступить с людоедами в переговоры.

– Воины! – крикнул он. – Напрасно вы преследуете нас! Охотники сильны как медведи и подвижны как антилопы, умны как совы и удачливы как духи, а главное – они бессмертны! Если людоеды осмелятся напасть на охотников, то многие из них погибнут! Я, Мелик, сын Леопарда, один убью больше людоедов, чем у меня пальцев на руках. Верный и Сом – такие же сильные бойцы. Зачем людоедам терять многих своих воинов, неужели, только ради того, чтобы убить трех охотников? Если вы до сих пор не смогли вернуть себе огонь, то, значит, духи не хотят этого! Убирайтесь, пока живы!

Из кустарника и из высокой травы в ответ раздались громкие воинственные крики, и вождь понял, что людоеды жаждут кровавой битвы. Это не удивило его, разве не так же поступали все охотники и воины? Разве они не убивали всех чужестранцев, которых встречали на своем пути и не мстили укравшим их огонь?

Мелик не собирался и не мог привести соплеменников, чтобы уничтожить людоедов, но он понимал, что те могли опасаться этого. Угрожающе рыча и потрясая оружием, он отступил вместе с Верным и Сомом к гранитной тропе. Тонкие дротики просвистели им вслед, но ни один не попал в цель. Мелик громко захохотал:

– У людоедов слабые руки! Дети семей – и те сильнее их. Каждый удар палицы Мелика будет стоить жизни одному людоеду!

Из зарослей высунулась рыжая голова, еле заметная на фоне пожелтевшей осенней листвы – и Мелик тут же метко швырнул в нее камнем. Послышался пронзительный крик, и воин упал.

– Глядите! – торжествующе воскликнул охотник. – Такова сила Мелика! Простым камнем он убил людоеда! – И, не обращая внимания на крики разъяренных противников, он повернулся спиной к ним и спокойно зашагал по тропе. В конце тропы была площадка, где свободно могли уместиться три человека. Это место было удобно тем, что людоеды не могли ни напасть на охотников всей толпой, ни окружить их, ни даже подплыть со стороны болота, ибо предательская топь тотчас же засосала бы смельчаков. Точно так же не приходилось опасаться нападения со стороны гранитной глыбы, служившей продолжением тропы, добраться до нее было просто невозможно, но охотники, на всякий случай, ждали нападения и оттуда. Это было томительное и мрачное ожидание.

В берлоге серого медведя, ожидая прихода зверя, они надеялись несколькими меткими ударами одержать над ним победу. Охотники, осажденные ледниковыми валунами с одной стороны, а львом с самкой – с другой, твердо знали, что рано или поздно дождутся времени, когда лев уйдет на охоту, и они смогут вырваться из ловушки. Людоеды же не собирались никуда уходить, их цель – умертвить и поживиться мясом охотников. Пока отряду людоедов ни разу не удалось окружить их. Теперь же охотников осаждало все племя людоедов, сильное своей многочисленностью, терпеливое и хитрое.

Дни потянутся за днями, а эти все будут преграждать путь к бегству, и, если решатся напасть на охотников, то, какое сопротивление смогут оказать трое воинов целому племени? Кровь стучала в висках Мелика. В мозгу его, быстро сменяясь, проносились картины битв, засад, бегств и погони. Он не переставал думать о врагах, осаждающих охотников. Временами Мелик, стряхивая с себя оцепенение, вскакивал на ноги и хватался за палицу. Ему хотелось биться, терзать, крушить врагов. Но осторожность и предусмотрительность – два качества, без которых, охотник не смог бы прожить ни одного дня – это и заставляло вождя смиряться, думать и выжидать.

Открытый бой – это смерть, она доставила бы радость врагам, вождь не мог добровольно пойти навстречу ей, как не мог пожертвовать Сомом и Верным. Нет, сначала они должены были утомить людоедов, внушить им страх, убить многих из них, да и не хотят они умирать. Мелику, например, необходимо было повидать Росу, а потом уж…

Вождь не знал, каким образом он обманет бдительность своих врагов и вырвется из ловушки, но надежда на спасение час от часу крепла в нем, пока не овладела всем его существом, и он снова не почувствовал себя сильным и полным мужества.

Сначала людоеды не показывались, не то из страха попасть в засаду, не то, выжидая какой-нибудь оплошности со стороны охотников. Только в конце дня они, наконец, появились. Воины выскользнули из засады и подкрались к гранитной тропе. То один, то другой враг издавал пронзительный крик, но вождь отряда хранил настороженное молчание. В сумерках вражеские тела сбились в кучу и издали напоминали стаю гигантских шакалов, поднявшихся на задние лапы. Настала ночь, огонь костра охотников бросал на поверхность болота кровавые отблески, а за кустарником появились головы людоедов. Фигуры воинов явственно выделялись на темном фоне ночи, однако, несмотря на угрожающие приготовления, людоеды не осмелились приблизиться к охотникам, и ночь прошла спокойно.

Следующий день тянулся нестерпимо долго. Людоеды беспрерывно маячили перед лагерем охотников то поодиночке, то целыми толпами. Их тяжелые челюсти свидетельствовали об огромном упорстве и настойчивости. Ясно было, что они неустанно будут добиваться смерти похитивших огонь – этого требовал их инстинкт, взращённый сотнями поколений. Не будь у людоедов этого упорства в достижении намеченной цели, они давно были бы истреблены другими, более сильными и сплоченными племенами. На вторую ночь людоеды так же не решились напасть на охотников. Они хранили глубокое молчание и не показывались из-за прикрытий. Ночью вдруг послышался шорох, словно кустарник двинулся с места и пополз по земле. Когда рассвело, Мелик увидел, что у входа на гранитную тропу вырос вал из ветвей. За этим укреплением, вызывающе крича, прыгали и кривлялись людоеды. Охотники поняли, что людоеды собираются постепенно продвигать вперед свое укрепление и, прячась за ним, забрасывать их дротиками и копьями, пока не наступит удобный момент, чтобы всем племенем сразу напасть.

Положение охотников и без того было достаточно тяжелым, но теперь становилось почти безнадежным. Израсходовав запасы мяса, охотники занялись ловлей рыбы в болоте. Но в этом месте оказалось очень мало ее, редко-редко им удавалось поймать угря или леща. И хотя они не брезговали и гадами, сильные молодые люди не могли насытиться и непрерывно испытывали муки голода. Особенно тяжело переносили осаду Верный и Сом. Юноши заметно ослабели. Третий день не принес изменения, и сидевший неподвижно у костра Мелик был погружен в грустное раздумье. Он понимал, что, если голодовка продлится еще несколько дней, то молодые охотники совсем ослабеют – и любой вражеский воин окажется сильнее их духом, а это означало смерть. Вождь с тревогой думал, сможет ли он сам с прежней силой метать дротики и копье? Будут ли так же смертоносны удары его палицы? Не лучше ли попытаться бежать под прикрытием темноты, пока силы не иссякли окончательно? Однако тут же он отказывался от этой мысли, нельзя было рассчитывать застать врасплох бдительных воинов, а прорваться через их расположение силой, нечего было и думать. Сознание безысходности положения снова привело Мелика в состояние лихорадочного возбуждения. Он вскочил на ноги и стал кружить около костра, затем вышел на тропу и зашагал по направлению к засаде людоедов. За вечер укрепление продвинулось еще на несколько десятков локтей – и Мелик понял, что не позже, чем к следующей ночи, людоеды нападут на них.

С противоположного конца гранитной тропы доносился непрестанный шум шагов и шорох ветвей – это людоеды передвигали ближе к стоянке охотников свое укрепление. Одни таскали все новые и новые охапки ветвей, другие складывали и укрепляли их. Несколько раз Мелик вскакивал на ноги, чтобы броситься на врагов и помешать их работе. Но всякий раз благоразумие одерживало верх, людоеды были многочисленны и бдительны. Ему не удалось бы застать их врасплох, так как они пристально следили за каждым движением охотников. Так прошла еще одна ночь.

Утром людоеды метнули дротик, который упал всего в нескольких локтях от костра охотников. Враги огласили воздух радостными криками. Очевидно, осада приближалась к концу. С наступлением ночи людоеды еще ближе пододвинут свое укрепление – и нападут на охотников под его прикрытием.

Мелик, Верный и Сом с тоской и гневом следили за работой своих врагов, голод терзал их. При ярком утреннем свете Мелик вел себя странно, он неожиданно схватил дротик и с размаха воткнул его в цветок кувшинки. Вода закипела, в ней что-то сверкнуло, и, живо подтянув к себе дротик, вождь вытащил из воды огромного карпа. Верный и Сом вскрикнули от радости, огромная рыбина могла насытить десяток людей. Удивление перед поразительным искусством вождя сменилось восхищением, когда тот раз за разом наловил еще несколько рыб. Юноши приободрились. Они не думали больше об угрожающей им смерти – сытость вернула надежду, охотники верили своему вождю и не сомневались, что он спасет их. Мелик же не разделял радужных надежд своих молодых спутников, хотя всеми силами поддерживал в них боевой дух. Чем больше он думал, тем яснее видел полную невозможность спасения. Тысячи хитростей и уловок, которые он придумывал, никуда не годились, и вождь вынужден был тут же их отвергать. Мысли утомили воображение, и он почувствовал себя неспособным найти выход из положения.

Перед закатом небо на западе вдруг затянула темная туча, поминутно менявшая свои очертания. Приглядевшись, охотники увидели, что это не туча, а огромная стая птиц. Воздух заполнился оглушительным шумом: карканьем, клекотом, писком и гоготаньем. Над головами охотников пронеслись: вороны, журавли, утки, гуси, скворцы, сороки, дрозды, синицы, дрофы, цапли. Очевидно, где-то далеко на западе случилась катастрофа – только большое стихийное бедствие могло поднять с места и погнать в новые земли такую огромную массу пернатых. В сумерках за птицами последовали звери. С головокружительной скоростью мчались олени, кони, волки и дикие собаки. Огромный пещерный лев и львица неслись вперед чудовищными скачками, по двадцать локтей каждый. Несколько шакалов, часто семеня лапами, не отставали от них. У берегов болота беглецы остановились на водопой. Здесь кончилось перемирие между животными, заключенное перед лицом общей для всех опасности, и извечная вражда разгорелась вновь. Саблезубый вскочил на круп лошади и перегрыз ей шею; волки накинулись на пугливую лань и быстро растерзали ее на части; орел унес в облака цаплю; лев с яростным ревом гонялся за разбегавшимися в страхе оленями. Откуда-то появилось приземистое животное, такое же массивное, как мамонт, но с кожей толстой и морщинистой, как кора старого дуба. Очевидно, лев не знал этого животного, потому что он грозно зарычал на него, тряхнул густой гривой и оскалил страшные клыки. Носорога это рычание привело в бешенство, и он стремительно кинулся на льва, низко наклонив к земле свой рог. То, что произошло дальше, нельзя было даже назвать борьбой. Гибкое желтое тело взлетело на воздух, перекувырнулось и упало под массивные ноги, которые тотчас же превратили его в кровавую лепешку. Носорог продолжал бежать, в слепой ярости, не заметив одержанной победы.

Мелик с лихорадочным нетерпением ждал, что нашествие зверей заставит отступить людоедов, но его надеждам не суждено было оправдаться. Лавина бегущих зверей пронеслась мимо засады врагов, не задев ее даже краем. С наступлением ночи до охотников явственно доносились свирепые крики и смех людоедов. Вскоре, однако, все умолкло, и лишь кваканье лягушек да шорох ползущих в кустах ящериц нарушали тишину. Неожиданно на поверхности воды мелькнули какие-то тени и бесшумно поплыли по направлению к островку, соседнему со стоянкой охотников. Мелик напряженно всматривался в темноту и различил пять, потом шесть теней. Они доплыли к острову, вылезли на берег и оттуда, уже не скрываясь, насмешливо и злобно закричали. Мелик с удивлением узнал голоса людоедов, если бы даже он сомневался в этом, то радостный ответный крик, донесшийся из-за засады, быстро рассеял бы его сомнения. Мелик пришел в бешенство, поняв, что людоеды обманули его бдительность, воспользовавшись тем, что внимание охотников было отвлечено переселением зверей. Но как они достигли острова? Как переплыли вязкое болото? Сын леопарда угрюмо размышлял об этом, когда поднял свой взгляд в направлении болота. Верный повернулся в ту сторону, куда смотрел вождь, но ничего не увидел. Между тем, Мелик настойчиво проводил в воздухе пальцами линию от берега болота к острову, а затем указывал молодым охотникам на гранитную тропу. Сом понял, что он хочет сказать: остров соединен с гранитной тропой бродом. Но вождь догадался об этом слишком поздно – и теперь остров был уже занят врагами. Охотникам надо было быстро прятаться за выступом скалы, чтобы избежать дротиков и камней, которыми людоеды легко могли забросать их.

Снова над болотом воцарилась тишина, нарушаемая только шорохом ветвей от медленного, но неуклонного продвижения людоедов по тропе. Еще до полуночи укрепление, которое построили людоеды, должно было почти вплотную подвинуться к костру охотников. Тогда поражения не избежать. В то время как Мелик размышлял об этом, в костер упал камень, брошенный с островка. Огонь зашипел, и в воздух поднялся столб пара. Затем второй камень упал рядом с первым – и Мелик сразу разгадал новый замысел врагов. Они хотели загасить костер камнями, обернутыми влажной травой, тогда нападающим из-за прикрытия, не придется пробиваться через большой костер, занимающий всю ширину гранитной тропы и тянущийся на несколько локтей в глубину. Как помешать осуществлению этого плана? Выйти из-под прикрытия и начать, в свою очередь, обстреливать людоедов? Но они притаились в кустах и не видны, а освещенные пламенем костра охотники, наоборот, были бы отличной мишенью для камней и дротиков. Камни продолжали сыпаться один за другим, и столбики пара над шипящим костром все умножались. В бессильном бешенстве охотники смотрели на этот разрушительный град камней, падающий в костер из-за укрепления из ветвей, все ближе подбирающегося к их лагерю. Вскоре большая часть костра совсем угасла.

– Готовы ли Верный и Сом? – спросил вождь и, не дождавшись ответа, издал свой боевой клич. В голосе его не было обычной уверенности, скорее, были слышны тоска и отчаяние затравленного зверя. Молодые люди покорно ждали сигнала к последнему бою, но Мелик как будто снова заколебался. Вдруг его глаза блеснули, радостная улыбка озарила его лицо, и хохот вырвался из его груди. Он прокричал:

– Вот уже четыре дня, как укрепление людоедов сохнет на солнце! Выхватив головню из костра, он с силой швырнул ее в ветви движущегося укрепления. Верный и Сом тотчас же поняли его затею, и все трое стали забрасывать сухой валежник пылающими головнями.

Изумленные странным поведением врагов, людоеды наугад метнули несколько дротиков, но не попали в цель. Когда они, наконец, разгадали замысел охотников, было уже поздно: сотни языков пламени лизали сухую листву и ветви их укрепления. Еще минута – и все оно превратилось в один гигантский пылающий костер. Мелик снова издал свой боевой клич, но на этот раз он звучал гордо и уверенно, и уверенность эта наполнила радостью сердца его спутников.

– Охотники победили людоедов! – кричал Мелик.

Огонь продолжал пожирать укрепление, выстроенное людоедами, а заодно, и их надежду – завоевать землю охотников, озаряя красным светом неподвижную поверхность болота. Рыбы, гады и насекомые толпами заполняли освещенное пространство. В кустарнике зашевелились птицы и звери. Шелест крыльев потонул в поднявшемся вое волков, лае гиен и шакалов. На западе всходил месяц.

– Наша дорога лежит к дому, семьи спасены. В путь!

Через всю территорию, населенную древними славянами, были проложены дороги, ведущие с севера к Балтике и дальше на юг, к Черному морю и Адриатике – это янтарные пути. На этих дорогах, а они шли через дикие земли, человек мог встретить как такого же одинокого путника, так и бандитов, подстерегающих торговцев янтарем. Банды нападали на всех, забирая не только имущество, но и саму жизнь. Торговцы несли сам янтарь или выручку от продажи его. Эта благородная, пленяющая своим разноцветьем, окаменелая смола хвойных деревьев была самым ценным сырьем для изготовления украшений. Так или иначе, но янтарь в поклаже путешественников создавал угрозу для их жизни, а, чтобы унять страх и заручиться защитой, торговцы и путешественники писали на скалах, придорожных камнях разные заговоры и убереги. Тексты эти не были выдуманы в соответствии с обстоятельствами в которые попал путешественник, и это подтверждается текстами, прочитанными учеными в таблицах святилища города Эсте.

Найденные археологами и историками заговоры и мольбы о помощи и защите, начертанные на камнях, звучат и в наше время, дабы отвести несчастье. Камни с такими письменами найдены в большом количестве, в них присутствует слово «Бог». Вдоль дорог, определяющих янтарные пути, находили кувшины с надписями: «Когда выпьешь до сих пор, зачерпни снова тромошкатского вина» и «Обливайся водой – и верь, что чистота вернет тебе здоровье и молодость». Такие надписи приглашали путников остановить свой путь и отдохнуть после обильного утоления жажды вином. В таких местах находились постойны или питейные стоянки и корчмы, где можно было поспать, поправить здоровье свое и лошади. Корчма – это низенький, сложенный из камня дом с двумя подвалами. Как правило, ставили корчму на пригорке. Плоская крыша ее была увенчана длинным шестом, а на верхушке шеста прикреплена плошка или котел, вырезанные из дерева. Это означало: «Путник, стой. Здесь найдешь ты стойло для коня и сможешь удалить жажду и голод».

Путнику не миновать корчмы, если он движется по янтарному пути. Постойны и корчмы строились на перекрестке дорог, ведущих на ярмарки. Дом разделен на три части: первая – самая большая, служит для приема гостей, здесь два длинных стола и четыре скамейки; вторая – это кухня, в ней находится очаг с огромным и закопченным сводом, в углу стоят бадьи с хмельным напитком или мясным бульоном, варево с грибами и овощами, корзины с фруктами, лесными орехами и съедобными кореньями и отдельно яйца птиц; в третей комнате – спальня для путников. Работники спят с лошадьми, женщины – у очага, а хозяин – под стрехой корчмы. Двор не имеет забора, но должна быть пресная вода и место – подворье, освобожденное от деревьев.

Город Терголапе – так называлось место, где велась торговля янтарем. На дороге, ведущей в этот город, стояла корчма. Аналог слова «Терголапе» в современном русском языке – это «торговля». После удачной торговой операции пили вино на месте, где происходили торги. В Терголапе было найдено ведро высотой 30,5 см, а рядом – ручка шириной 15 см. На ведре была начертана надпись: «Пьяный лишь бойся и детей рядом с собой», поскольку торговец представлял угрозу для жизни пешехода и, конечно, ребенка, особенно если он путешествовал на коне, напившись из ведра вина. Надпись предупреждала взявшегося за ведро об ответственности после такого количества выпитого зелья.

О том, что в древние времена люди путешествовали верхом, свидетельствует, по крайней мере, два изображения коней с всадниками. Одно из них – высмеивание греха любовного треугольника. Двое мужчин и женщина едут на одной повозке, под этим изображением надпись «Возница-холостяк. Горе ехать на такой повозке пассажирам». Таким образом, то, что изображено, прекрасно согласуется с тем, о чем повествует надпись. Было ли это путешествие в подземелье, в ад? Возможно…В любом случае, в этой надписи есть намек в шутливой форме на грех, сатирическую верность жены.

Были найдены каменные плиты с изображениями воинов с надписями, одну такую надпись я приведу, как пример:

«И полетевши, давай гони.

О войне думай сейчас,

Под цокот копыт мчась!

И напевая, покачивайся

Из стороны в сторону,