Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями

Палач, просмотрев видеозапись, в два счёта дознался у Дианы о предназначении материала. К его восторгу выяснилось, что на техническом носителе был зафиксирован не бытовой «трёп» Лонского – там содержался порочащий его диалог. Компромат!

Чувства, овладевшие Вованом, затруднительно охарактеризовать однозначно. Буквально только что он был большим бандитом с большой дороги. Час спустя, он нежданно-негаданно стал политиком. Закулисным, но политиком.

«Лафа! – извиваясь, хрипел Змей, когда Диану увели в камеру. – Лафа! Ты, Волчий оскал, хотел со мной поквитаться? Накося, выкуси! – юродствовал он, прикидывая способы мести злейшему врагу. – Ща я с тобой вдругорядь посчитаюсь! Возьму, да и подкину кость легавым на пропитание – пущай грызутся. Или гэбистам? Не-е, западло. А чё, западло? Всё, что Лонскому фигово, мне – в жилу! Как там: враги нашего врага – наши друзья, хо-хо. А то Дианку толкану Мерзавчику за тридцать сребреников…Ништяк?»

Так и не выбрав что-то конкретное, Пакостин сонно засипел. И мнилось ему, что он «мацает» Лонского на парламентском подиуме, а Лёха Авиатор и депутаты валяют его в бурной овации и вызывают на бис.

Глава седьмая

1

Русский резидент Пробой два года вёл охоту на Экзекутора. Вернее, поначалу он и сам не знал, за кем идёт по следу, работая «втёмную». В исходных данных поставленного перед ним боевого задания значилось: найти и ликвидировать врага, преступившего негласные правила игры в отношении чекиста Капличного. Так начиналась акция «Возмездие».

Пробою поручили действовать автономно и узконаправленно – кара за соотечественника. Выполнение боевого задания осложнялось тем, что предстояло убрать на территории Штатов не какого-нибудь отъявленного мафиози с негласной санкции (или даже при оперативном сопровождении) американских спецслужб, но агента этих самых спецслужб. Следовательно, Пробой работал вне закона, а, значит, и сам стоял вне правового поля. Оступись он, и янки его размозжили бы каблуком об асфальт как букашку. Судьба таких букашек безымянна и безвестна – про могилу Пробоя мама и папа никогда не узнали бы.

В виду изложенных причин Пробой адаптировался в американской действительности вдумчиво и без суеты. Он был разведчик глубокого внедрения. Только на легализацию и полноценное подтверждение легенды, что он успешный торговец родниковой чистоты байкальской водой, был затрачен год. Зато характер официального рода занятий позволил ему беспрепятственно исколесить Соединённые Штаты вдоль и поперёк: экологически девственный байкальский продукт брали нарасхват. Под коммерческим прикрытием Пробой постепенно и отработал версию «Возмездие».

Начинал он не с нуля, а с той базы, что для него наработали коллеги Владимир Колотов и Григорий Уколов, числившиеся сотрудниками российского генконсульства в Нью-Йорке. Исходные данные были добыты ими ещё в те дни, когда Капличный попал в «лапы скунсов».

2

Едва «бипер» Капличного передал экстренный сигнал о провале, как сотрудники генконсульства России в Нью-Йорке Владимир Колотов и Григорий Уколов аллюром «три креста» прибыли к отелю «Тихая гавань». В общей сложности им хватило четверти часа на приём и расшифровку сигнала, на определение точного места нахождения генерирующего источника, на отрыв «от хвоста» и на дорогу до отеля. Тем не менее, они опоздали. Паркуясь близ ресторана «Мандалай», они сходу определили, что к «Тихой гавани» уже согнали машины американских спецслужб, а к швейцару приставлена тройка подготовленных ребят.

Колотов и Уколов, дабы «не светиться», зашли в ресторанчик «Мандалай», расположенный на противоположной отелю стороне улицы. В зале ресторана они сели в полукабинке со столиком у окна и заказали прохладительные напитки. Владимир занялся инструментальным тюнингом, с помощью портативного индикатора предельно локализуя место задержания российского дипломата.

– Второй этаж, третье окно справа, – минут через пять шепнул он Григорию. – Оперативная хатка скунсов. Напичкана аппаратурой «от и до». И рядом с ней номера тоже оборудованы.

– Угу, – лаконично ответил ему тот, не прерывая обзор за входом в отель.

Уколова со стороны вполне можно было принять за праздного зеваку. Он уставился в окно и натуральным образом время от времени лениво моргал глазами. В действительности же Григорий отслеживал обстановку. В правом глазу у него была установлена оптическая микролинза ценою в несколько миллионов полновесных рублей. Она представляла собой последнее достижение отечественной нанотехнологии. Линза была снабжена как фото-видеоустройством, так и микропроцессором, синхронно транслировавшим материал на нужный электронный адрес. Так что, любой входящий и выходящий из гостиницы, попадал в анналы КГБ.

Минуло ещё с десяток минут, и Колотов снова выдохнул Григорию:

– Сейчас его повезут.

– А чего?

– Сигнал прекратился. Скунсы нашли бипер.

Владимир не просчитался. Вскоре Капличного под руки вывели из отеля. Видимо, американцы уже успели что-то вколоть Евгению, поскольку тот вихлялся, подобно пьяному. Сопровождающие тут же втолкнули русского резидента в автомобиль, вплотную подогнанный к входу. В остальных легковушках разместились прочие «скунсы» и симпатичная шатенка. Кавалькада двинулась к центру города.

Колотов моментально перебазировался в свой автомобиль и, выдерживая нужную дистанцию, пристроился к этой процессии. Уколов остался «мониторить» отель.

К вечеру посол России в США Полонский в подробностях доложил об инциденте в МИД. В том числе о не слишком мотивированных отлучках секретаря посла в Нью-Йорк и несанкционированном посещении Капличным оперативного номера в отеле «Тихая гавань». Москва в тяжких раздумьях взяла длительную паузу, прежде чем выступить с демаршем о похищении дипломата.

За этот период Колотов и Уколов без труда вычислили порядковый номер апартаментов, в которых взяли Евгения, а также подобрали «ключик» к одному из портье, приметив, что тот не гнушается «за подмазку» оказывать кое-какие дополнительные услуги клиентам. К тому же этот портье не дежурил в смену провала Капличного. К нему под видом разбитного малого, выждав удобный момент и протестировав холл на отсутствие «прослушки», и «подкатил» Уколов.

– Хай! – подошёл он к стойке, когда вестибюль первого этажа опустел.

– Добрый день! – нейтрально проговорил портье.

– Слышь, шеф, – вальяжно облокотился на стойку Григорий, – у вас этот чувак не мелькал?

И он предъявил фотографию человека, заведомо не имевшего отношения к американской действительности.

– Это конфиденциальная информация, не подлежащая оглашению, – был неприступен служащий отеля.

– Да мне ж…это…конфи…ну…информация и не нужна, – урезонил его посетитель, выкладывая на полированную плоскость денежную ассигнацию. – Ты мне шепни пару слов, я и отвалю.

– Кхе-кхе, – оглядевшись, отработанным движением придвинул к себе и снимок, и ассигнацию клерк. – Этот? Хым, как будто нет,

хотя…

– Да ты, шеф, напрягись. Он должен был тут позавчера свои кости бросить, не то в двести четырнадцатом, не то в двести восемнадцатом, – ненавязчиво взял «в вилку» оперативный двести шестнадцатый номер Уколов. – Ты уж глянь в учётах-то, – настаивал он, стимулируя напряжение мыслительного процесса клерка двумя купюрами номиналом покрупнее.

– Отчего ж не уточнить, – и не думал ломаться тот, левой рукой сгребая деньги, а правой раскрывая файл гостевой книги. – Отчего ж не уточнить…Как фамилия-то?

– Да выкурил я фамилью позавчерась вместе с дурью! – досадливо скривился «приблатнёный малый», «отстегнув» в качестве поощрения портье уже банкноту. – Ты покажь, может меня и просветлит.

Клерк смахнул под стойку банкноту и незаметно для прочих клиентов развернул монитор к «покупателю». За несколько секунд Григорий не только намётано ознакомился с записью о постояльце двести шестнадцатого номера, но и трижды моргнул правым глазом «с протезом».

Таким вот образом были добыты выходы на социолога из Кентукки Барбару Рэдклиф, а также на лиц, проживавших в номерах, смежных с двести шестнадцатым. При проверке подложность автобиографических сведений на этих постояльцев ожидаемо подтвердилась. Но отрицательный результат – тоже результат: ценность данных заключалась в том, что они прояснили детали провала Капличного. Как выражался Уколов, Капличного «подловила именно смазливая рыжая баба». Та самая, что была зафиксирована им в момент отъезда от гостиницы вместе с «цэрэцушниками» и Капличным. Стало быть, она являлась либо штатной сотрудницей спецслужб, или же подвизалась у «скунсов». Последнее обстоятельство надлежало конкретизировать уже Пробою. Он и начал «танцевать» от этой «печки».

3

Стратегическое искусство разведчика заключается отнюдь не в

умении вести стрельбу и погоню. Профессионал добычи чужих секретов категорически не приемлет внешней аффектации. Его стиль – извлечь тайну за семью печатями так, чтобы секрет в опечатанном конверте казался нетронутым. От того значимость украденных сведений многократно возрастёт. Потому «технарь сыска» Пробой, действуя в логове врага, закладывал базис под операцию, действуя «нивелиром и пинцетом».

Благо, ему было от чего отталкиваться. Во-первых, от наработок Уколова в форме видеоряда лиц, сновавших у входа в отель «Мандалай» при пленении Капличного. Во-вторых, от спецдонесения Колотова о том, что после задержания Капличный первоначально был доставлен «скунсами» в нью-йоркскую штаб-квартиру ЦРУ, а несколько часов спустя – в особую тюрьму ФБР.

Кадры, отснятые Уколовым, зафиксировали двадцать семь человек, так или иначе причастных к инциденту в «Тихой гавани». Из имеющегося «массива» предстояло отсеять тех, кто имел к задержанию русского разведчика и к мифической Барбаре Рэдклиф лишь сиюминутное отношение.

Если кто-то предположил, что Пробой внедрился в святая святых американской разведки посредством того, что стал продавать «скунсам» байкальскую воду со скидкой, тот, мягко говоря, был неправ, а жёстко выражаясь – более чем недалёк. Резидент новой формации применял принципиально иные методы. Он приступил к возведению «нулевого цикла», начав с поисков места установки микросканеров-ретрансляторов близ особняков штаб-квартиры ЦРУ и особой федеральной тюрьмы.

В КГБ дураков заносит крайне редко, но заносит – без промашек не обходится никто. КГБ середины двадцать первого века превратился в своеобразную военизированную научно-техническую «шарашку» широкого профиля, с набором умельцев из самых различных отраслей искусства, науки и техники. Сюда не обязательно призывались высоконравственные личности, но требования быть патриотом и мастером своего дела здесь выдерживались неукоснительно. И чем выше в управленческой иерархии находилось спецподразделение «конторы», тем взыскательнее было требование к компетентности сотрудника. Пробой же получил боевое задание, числясь в штате центрального аппарата комитета. Он «шарил», как уважительно отзывались о нём сослуживцы, в сфере нанотехнологий. Сконструированные им ещё в качестве учёного автоматы функционировали в алгоритме, где за единицу отсчёта длительности брались сотые доли фемтосекунды, а масштабом для пространственных параметров служила постоянная Планка. Его изобретения строились с учётом принципа неопределённости Гейзенберга, а потому зону их базирования как микроисточников энергии нельзя было распознать.

Трудности тактического характера у Пробоя возникли «с прощупыванием» здания разведывательного ведомства, расположенного в центре Нью-Йорка и нашпигованного охранными приспособлениями и приборами слежения. На определение конфигурации охранной зоны российский резидент затратил более недели. Выручило то, что «дом шпионов», ощетинившийся подобно ежу, «простреливал» прилегающее пространство радиотехническими и иными аналогичными устройствами в архаичном волновом и временном диапазоне. Этими брешами чекист и воспользовался. Дальнейшее было делом техники.

Для выбора точки мониторинга, Пробою оказалось достаточно четвертьчасового неспешного моциона вокруг секретного особняка. На следующий день он присел на лавочку невдалеке от штаб-квартиры ЦРУ, чтобы, якобы, компактнее уложить магазинные покупки в пакете. Краткая переборка свёртков, а в результате на нижней ветке клёна появилась засохшая почка, установленная за мгновение с помощью специальной липучки. С той минуты устройство прилежно принялось фильтровать всех, кто входил и выходил из шпионской резиденции. Микросканер-ретранслятор работал на идентификацию и отслеживание в пределах ближайшего квартала маршрутов передвижения тех инкогнито, что попали в базу данных из уколовского портфолио. Причём, различного рода ухищрения в виде грима, накладных париков, плацентарных масок не в состоянии были дезориентировать прибор, ибо тот осуществлял отбор по силуэту черепной коробки и лицевому скелету. Параллельно сканер считывал и трансформировал движения губ наблюдаемых субъектов в вербальную форму, что также по крупицам (за стенами учреждения «скунсы» были не особо расположены к болтовне), но способствовало сбору сведений.

Мониторинг за федеральной тюрьмой разрешился проще. Психология бравых тюремных служак строилась преимущественно по принципу «системы ниппель»: всех пускать и ник-кого (желательно) не выпускать. Потому их и заботили решётки, подкопы, стены, да ближние подступы к ним. За ними пределы любознательности надзирателей резко угасали. Вследствие чего российскому разведчику не доставил проблем монтаж микросканера на чердаке жилого дома, разместившегося через дорогу.

Благодаря незаменимым электронным помощникам, а также и кое-каким собственным аналитическим усилиям, за полгода Пробой завёл двадцать пять электронных досье на интересующие его персоны, установив их имена, должности, домашние адреса, семейное положение, пристрастия и прочее. В их число попал руководитель контрразведывательной структуры нью-йоркского отделения ЦРУ Стэн Паккет, шеф гордского ФБР Брэд Остин, а также «рыцари плаща и кинжала» рангом помельче.

Таким образом, вообще неустановленными оставались личности ещё двух человек. Один из них условно значился под именем Барабары Рэдклиф (умная рысья мордочка шатенки ни разу не мелькнула на фоне отслеживаемых объектов). В отношении второго неизвестного Пробой не исключал, что к захвату Капличного тот привлекался по ситуации, в разовом порядке, из-за чего в поле зрения больше и не попадал.

Самое пристальное внимание Пробой сосредоточил на отработке личностей Стэна Паккета и Брэда Остина. Слежка за ними помимо профессионального интереса доставила российскому резиденту также и моральное удовлетворение: обычно другие находились «под колпаком» у главных городских ищеек, а тут они сами были взяты «на прицел». И неусыпное бдение вскоре принесло любопытные плоды познания.