Алеша вышел из моря, увидел спину женщины в черном на своей террасе, спина эта сотрясалась от рыданий. Он тут же бросился туда – в женщине он узнал Любочку.
– Бабушка, что случилось?
Она вскочила, уткнулась в его влажное плечо и продолжила молча рыдать. Алеша вопросительно посмотрел на Ольгу. Та изложила ему суть проблемы.
– Один ты у меня на всем белом свете остался! – всхлипнула Любочка и еще больше прижалась к Алеше. – Никого больше нет! Я его так любила! Так любила! Думала, вот оно счастье! Награда за все мои страдания! И на тебе! Его у меня забирают! Как несправедлива жизнь! Сначала одного, потом другого! – Любочка снова уткнулась в плечо внука.
Алеша беспомощно смотрел на Ольгу. Он не знал, что делать. Его давило чувство вины. Сколько он себя ни уговаривал, что он не причастен к драме между бабушкой и Борисом, как ни казались ему убедительными аргументы в его защиту, сейчас он чувствовал, что лишь один он и виноват во всей этой истории. Он один и больше никто. Чем он может помочь этой несчастной женщине, которая точно знает, что скоро станет вдовой. И повинен в этом он, Алеша!
Ольга легонько взяла Любочку за руку и повела в сторону ванной.
– Тебе нужно умыться, – сказала она.
Любочка послушно шла за подругой, но продолжала всхлипывать.
Алеша, оставшись один, несколько минут сидел, обхватив голову руками, глядя в одну точку, и корил себя за свой безответственный поступок. Если бы он мог повернуть время вспять, не стал бы он устраивать никакого цунами. Ведь все равно это была выходка, лишенная всякого смысла. Потом он встал и принялся готовить обед – бездействие главный источник горьких мыслей, он в этом убедился за долгие месяцы заточения на острове. Хочешь прогнать дурные мысли – займись делом. Только благодаря соблюдению этого правила, хоть и нерегулярному, он до сих пор и не свихнулся окончательно. А время все равно не повернуть назад и ничего уже не изменить, значит, как-то надо приспосабливаться к имеющимся обстоятельствам. Значит, как-то нужно успокоить бабушку. Вот только как? И возможно ли это вообще?
Любочка появилась на террасе спустя полчаса. Она больше не плакала, но глаза были слегка припухшими. Черный наряд она сменила на шорты и майку. Виновато улыбалась. Ольга выглядела изможденной.
– Ты ужин приготовил? – спросила Любочка у Алеши. – Выглядит аппетитно. Правда, есть совсем не хочется.
– А я вот ужасно проголодалась! – сказала Ольга, как показалось Алеше, с наигранной бодростью. – И выпила бы чего-нибудь, покрепче.
– И я. – отозвалась Любочка.
– На голодный желудок пить нельзя, – произнес Алеша тоном старшего брата. – Это вредно для здоровья. Смотри, твои любимые гребешки и мидии, и креветки. Давай, покушай.
Любочка села за стол.
– Ты у меня такой заботливый, – произнесла Любочка тихо. В тот же момент из ее глаз снова хлынули слезы. Она вскочила и убежала в дом. Ольга рванула было за ней, но Любочка крикнула, что ей нужно побыть одной.
– Водки мне плесни, – приказала Ольга Алеше, не заметив, что перешла на «ты». – Приехала, называется, отдохнуть! – Алеша налил Ольге водки. Она выпила залпом целую рюмку и закусила малосольным огурчиком, который сам собой возник у нее в руке. – Пойду успокаивать бабку твою. В первый раз ее такой вижу. Кремень была баба, в жизни не видела, чтобы хоть слезинку проронила, и на тебе, разнюнилась. – Ольга скрылась в доме. Алеша налил себе водки в граненый стакан и принялся за еду.
В следующий раз две подружки объявились на террасе часа через два, обе были заметно пьяненькие: слегка пошатывались и весело хихикали.
– Алёшенька, мы тут с Олькой решили – черт с ним с этим Борисом! Еще себе мужика найду. Пусть катится на свою Землю! Налей-как мне еще внучек!
– Бабуля, думаю, что тебе уже хватит. Пойдем, я тебя спать уложу.
– Я хочу еще выпить! Имеет право раз в жизни напиться человек?
– Налей ей. – Сказала Ольга. – Сегодня ей можно. Мы еще по одной и спать, обещаю!
Совсем стемнело. Дамы спали на диване в гостиной. Алеша сидел на террасе и читал какой-то детектив, привезенный бабушкой еще до цунами. Ему не хотелось думать ни о ней, ни о Борисе, ни о своей роли во всей этой неприятной истории. Детектив его увлек. Алеша мысленно благодарил автора этой бульварной книжонки за то, что тот умеет уводить своих читателей из реальной жизни в придуманный им мир. И вдруг впервые в своей загробной жизни подумал: а почему он сам ничего не пишет? Ведь во времена тщеславной юности были такие амбициозные мечты – стать великим писателем. Он тогда чувствовал себя ужасно талантливым и способным на многое. Куда все делось? Все суета, заботы, работа: газеты, телевидение, бабы эти, будь они неладны. Все на потом откладывал. А этого «потом» не случилось. Но ведь сейчас ему ничего не мешает: работы нет, суеты нет, бабы… А вот бабы и здесь умудрились его достать. Но сейчас ведь они спят. Что мешает начать? Вроде бы, ничего.
Алеша наколдовал большой блокнот, ручку и начал писать. Слова так и лились из него, как вода из лейки душа. С большим напором. Он и не знал, что так много всего в нем накопилось и сейчас безудержно выплескивалось на бумагу. Он заснул уже на рассвете прямо в шезлонге на террасе. Блокнот и ручка вывались из его рук. Во сне он улыбался.
Царствие небесное. Остров разлуки.
Его разбудили голоса. Из дома несся запах кофе и круассанов. Алеша обнаружил, что укрыт пледом. Блокнот и ручка аккуратно лежали на столе. Интересно, тот, кто их сюда положил, совал свой любопытный нос в записи? Ему бы этого очень не хотелось. Остается только надеяться на порядочность Ольги и Любочки, что им внушили в детстве мысль, что читать записи в чужих блокнотах неприлично. Как же это он так заснул прямо здесь? Видимо, вырубился, когда писал. Алеша поднялся, прихватил блокнот и через задний двор проник в свою спальню. Там он припрятал блокнот в ящик тумбочки, умылся и спустился вниз.
На кухне было трое: бабушка, Борис и Ольга. Любочка и Борис сидели рядышком и вид имели, как показалось Алеше, ошарашенный. Ольга с отсутствующим видом смотрела в окно и пила кофе из огромной чашки.
Увидев хозяина, гости поприветствовали его как-то вяло.
– Кофе будешь? – спросила у него Ольга.
Алеша кивнул.
– Что тут у вас еще стряслось? – Ольга поднялась из-за стола и пошла к плите варить кофе. Борис и Любочка молчали. – Что происходит? – почти крикнул Алеша. – Борис и Любочка только еще теснее прижались к друг другу, но продолжали молчать. – Ольга, может, хоть ты мне объяснишь? – Алеша тоже незаметно перешел на «ты».
Она, не оборачиваясь, сказала:
– Все, скорее всего, случится сегодня.
– Что – все?
– Перерождение.
– Откуда вы знаете?
– Борису сказали в отделе перерождений. Сегодня эта Алина возвращается из Стамбула и ночью должно произойти зачатие. – Любочка забилась в истерике. Борис крепко ее обнял. – А еще сегодня нужно устроить прощальную вечеринку. – произнесла Ольга уныло. – Ты посмотри на них, разве им сейчас до вечеринки? – Любочка взвыла еще сильнее. – Это же надо всех пригласить, все утроить, а у них друг с другом-то побыть времени совсем почти не остается.
– А мы на что? – Воскликнул Алеша настолько бодро, насколько мог. Ему было жаль бабушку и прощаться с Борисом ему совсем не хотелось – за последние месяцы их враждебность и взаимное раздражение переросли в настоящую дружбу. Других друзей у него в этом мире не было. Только сейчас он вдруг понял, каково это остаться совсем без друзей. Значит, ему предстоит остаться совсем без друзей. Уже сегодня. – Вы, – он обратился к Борису и Любочке, – сейчас быстро пишете список приглашенных. – Ты, – он обратился к Ольге, – мчишься с этим списком на Большую землю и всех приглашаешь. Потом вы, – он снова обратился к Борису и Любочке, – уходите в свое бунгало, и чтобы до вечера я вас не видел. А я займусь приготовлениями. Всем все понятно? – все кивнули. – А теперь за дело.
На поминках, которые в мире ином именовались прощальной вечеринкой, играла музыка, над дощатой площадкой, на которой и происходило «торжество», горели сотки фонариков, море светилось лунной дорожкой. Все гости были в синем: такая традиция – синий считается цветом вечности. Еще на таких вечеринках принято веселиться – человек отправляется в новую жизнь, но веселья не получалось. Борис сидел за столом растерянный и испуганный, нервно тряс ногой, губы его были растянуты в улыбку, но эта гримаса никого не могла обмануть. Любочка сидела рядом с мужем, положив ему голову на плечо, и крепко вцепившись в его руку, будто она была намерена удержать Бориса, когда тот начнет перерождаться.
Гости один за другим поднимали тосты за новую жизнь виновника торжества, чтобы была она счастливой, полной любви и радости, говорили о нем хорошие слова. Выяснилось, что больше половины собравшихся – это бывшие подопечные Бориса, все они благодарили его за то, что он помог им справиться с переходом из одного мира в другой. Почти со всеми он поддерживал отношения уже после того, как это служебные обязанности в отношении этих людей прекращались. С некоторыми из этих людей Борис дружил. Алешу даже кольнула ревность – его единственный друг дружит и с другими людьми. Было много коллег. Еще были какие-то женщины, которые держались несколько скованно и неловко. Они представлялись старинными подругами Бориса, но Алеша догадывался, что это его бывшие любовницы. Многие из них плакали.
Любочка больше не плакала. Она будто застыла. Лицо ее было прикрыто вуалью, впрочем, не достаточно плотной, чтобы скрыть припухшие веки – было видно, что рыдала она долго и много. Алеше было ее жаль: человек буквально только что нашел свое счастье и тут же его потерял. А ведь они могли бы быть вместе целую вечность. Здесь, наверное, это возможно. Почему Михал Михалыч решил разлучить влюбленных так скоро? Наверное, на то есть причина. Михал Михалыч тоже заглянул на минутку, когда проводы были в самом разгаре. Выпил рюмашку, закусил соленым огурчиком, хлопнул Бориса по плечу и сказал:
– Ты, сынок, не бойся ничего. Все хорошо будет! Это я тебе говорю! Веришь? – Борис уныло кивнул. – Эх, мил человек, вижу, что не веришь. Ну да ладно, поживешь – увидишь. – Он выпил еще рюмашку. – «Спасибо» тебе еще хочу сказать: хорошо служил – вон скольким людям ты помог, в душу им запал. Не к каждому на проводы столько народу приходит. Хорошую жизнь тут у нас прожил. Молодец! А ты, голуба моя, не печалься, – обратился он к Любочке, – и у тебя все хорошо будет! Поменьше плачь да побольше молись за мужа своего, чтобы у него там, на земле, все гладко было. Ну, прощай, сынок, – Михал Михалыч пожал Борису руку, – дай Бог, еще свидимся! Пора мне. Совсем одолели грешники-то. Всех-то рассуди. Имею честь откланяться, господа хорошие!
Михал Михалыч исчез. Алеша отметил, что после визита судьи испуганное выражение сошло с лица Бориса. Он будто бы даже успокоился. Вскоре гости покинули остров. Из посторонних осталась только Ольга, так на всякий случай – вдруг Любочке после перерождения Бориса потребуется помощь.
– Будем прощаться? – спросил Борис.
Ольга обняла его и сказала:
– Удачи тебе там… в следующей жизни.
– Присмотри за ней. – Борис кивнул на Любочку.
– Присмотрю, не беспокойся. Мы тут не пропадем! – Ольга утерла слезу, выползшую на щеку.
– Она в надежных руках, – сказал Алеша.
– Ты, старик, прости меня, если что не так. Не нравился ты мне поначалу, а сейчас даже жаль тебя отставлять. Кто знает, будет ли у меня на Земле такой друг, как ты? Дай Бог, чтобы был.