В следующей жизни

– Я не дома.

– А где ты?

– Далеко. За морями, за долами! Но скоро вернусь. Как же я по тебе скучаю!

– Маленькая моя, я тоже!

Царствие небесное. Остров для двоих.

Неожиданно на террасе возникла Ольга. На этот раз она была какая-то простая: ни роскошных нарядов, ни украшений, ни шляп – обычная белая майка, голубые джинсовые шорты, на ногах – вьетнамки. На плече – огромная дорожная сумка, в другой руке – пара холстов на подрамниках, обернутых пищевой пленкой. Она выглядела совсем юной. Весь ее жизненный опыт, обычно так и светившийся в глазах, упрятан за темные стекла очков-авиаторов.

– Привет! – говорит она Алеше бодро. – Я решила воспользоваться вашим разрешением поработать тут у вас на острове. – Робко и даже застенчиво. – Где я могу поселиться?

Алеша галантно поднимается, целует ей руку, отбирает и ставит в сторонку сумку и холсты.

– Может, присядете для начала? – спрашивает он. – Хотите чаю?

Сегодня Алеша рад ее видеть. Он сегодня вообще кому угодно был бы рад, даже налоговому инспектору или полисмену. Или разносчику пиццы. Или почтальону. Только такие персонажи на его острове не появляются. Никто не появляется. Он уже несколько дней не видел людей. И вновь уже дошел до той стадии одичания и отчаяния, когда перестаешь мыться, начинаешь разговаривать сам с собой и мечтаешь снова устроить какое-нибудь цунами с целью прекратить свое существование. Так что визит Ольги пришелся очень кстати.

Ольга послушно садится и соглашается выпить чаю.

– Я вот подумал, а, может, вы у меня расположитесь? – Брови Ольги удивленно выползают из-под очков. – В гостевой спальне, – добавляет Алеша. – Я предложил что-то неприличное? – Спрашивает он, поскольку брови Ольги так и не опустились.

– Нет, – она энергично качает головой. – Нет, просто это неожиданно как-то. В прошлый раз вы не очень-то были рады меня видеть. – Алеша приготовился было что-то возразить, но Ольга продолжила говорить. – А я вас не стесню? Я ведь не просто так приехала, я работать буду. У меня вон, – она кивает головой в сторону сумки и холстов, – хозяйство: краски, кисти. Мольберт уж с собой не потащила, подумала, здесь его себе наколдую. Мне место нужно.

– Места тут полно. Где хотите, там и располагайтесь. А я за вами буду ухаживать: еду вам готовить, чай заваривать. Согласны?

– Согласна. – Ольга улыбнулась.

На самом деле, она и сама не знала, зачем отправилась на остров. Себе она соврала, что она соскучилась по морю, что ей нужен покой и уединение, что ей нужна смена обстановки, что ее достала вся эта городская чехарда. Да и почему бы не поехать, если есть такая возможность. Собственно, она собиралась сделать это давно, но все не могла решиться. Любочка рассказывала ей, что Алеша безнадежно влюблен в какую-то медичку, что бедный мальчик очень страдает. Потом Любочка рассказала, что эта медичка вышла за кого-то замуж, а Алеша так расстроился, что расхулиганился не на шутку, устроил на острове цунами, что Борис во всем этом принимал какое-то участие, за это его посадили в тюрьму, а потом был суд и теперь его ждет перерождение. А Любочка теперь про Алешу и слышать не хочет. Винит его в том, что скоро лишится мужа. А Ольга вдруг подумала, что Алеша то теперь совсем один на острове – даже бабушка его не навещает. Представила, как ему одиноко. Одинокий красивый мужчина с разбитым сердцем. Даже прослезилась. И решила, что пора ехать.

Она влюбилась в Алешу с первого взгляда. Так, как влюблялась еще девчонкой. Но сразу же почувствовала, что она ему не очень-то и нравится. Но подумала, что это всего лишь ее догадка, а она могла быть и ошибочной. Перед свадьбой Любочки она приводила себя в порядок так тщательно, как никогда в жизни. Точнее, в обеих жизнях. Пропадала в спортзале, бегала по косметологам и магазинам. И вот она прибыла на остров – идеальная красавица: стройная, холеная, в великолепном наряде, а он даже на нее и не взглянул. Она так ждала этого дня. В ее мечтах, они занимались любовью прямо на пляже под звездами, а потом она стала бы Алеше верной подругой – поселилась бы вместе с ним на острове и поддерживала бы его в горе и радости. С ним, в ссылке, как жена декабриста.

Иногда ей бывало стыдно за мечты, свойственные, скорее, юности. А она ведь не девочка совсем. Да что уж там говорить – старушка, правда в молодом, прекрасном теле. Чего в жизни-то только не было: и любовь была, да сплыла, и предательство, и измены. И знала ведь, что совместная жизнь с мужчиной не сказка вовсе, а быт, компромиссы и сложности, а все равно мечтала, как девчонка несмышленая и надеялась, что в этот раз все по-другому будет. А получилось так, что в этот раз совсем ничего не вышло. Алеша исчез с какой-то грудастой вульгарной брюнеткой, а она все же занималась той ночью любовью с юным красавчиком – моделью. Точнее, занималась она не любовью, а пьяным отчаянным сексом, кажется, в процессе она даже слегка всплакнула об утраченных надеждах, а на утро не помнила, понравилось ли ей это случайное соитие. С красавчиком тем она встречалась еще пару раз, а потом он растворился в суете и огнях большого города. Парень оказался большим ветреником, да она и сама не лучше, если уж честно. Тоже далеко не монахиня: если уж в сердце зудит неразделенная любовь и ее объект далеко-далеко, аж на необитаемом острове, то не все ли равно, с кем спать.

Как-то одна подруга сказала Ольге, что таких женщин, как она нужно держать на привязи, то есть замужем. На свободе такие женщины представляют опасность для окружающих: разбивают сердца – только кровавые ошметки летят во все стороны. В Ольгу был влюблен солидный респектабельный банкир средних лет – принимал ее за молоденькую девчонку. Она иногда соглашалась прогуляться с ним в ресторан или на премьеру в театр. Иногда ездила с ним в путешествия. Иногда даже спала с ним, причем не без удовольствия, но на серьезные отношения не решалась – душа к нему не лежала. Может быть, в земной жизни она была бы счастлива от того, что за ней ухаживает такой мужчина, вцепилась бы в него руками и ногами и ни за что бы не отпустила. Детей бы ему родила. Конечно! Такой мужчина: и красивый, и богатый! А какие у него дома, какие машины! Как сыр бы в масле каталась. Но в этой ее жизни, все это казалось ей не столь привлекательным: она не старела – часики не тикали. За этим банкиром вполне мог прийти и другой. Дети здесь не родятся. Дом у нее был, машина тоже. Она была светским персонажем и вокруг нее вечно вились поклонники. Она не была готова отказаться от своей свободы ради этого мужчины.

Еще в Ольгу был влюблен юный поэт. Он заваливал ее стихами и букетами полевых цветов. Он отчего-то считал, что Ольге нравятся именно полевые цветы. С чего он это взял, для нее оставалось загадкой. Поэт называл ее своей Музой и иногда дежурил по ночам под ее окнами в надежде увидеть хотя бы ее любимый силуэт. Этого воздыхателя Ольга близко к себе не подпускала – опасалась, как бы простой ничего не значащий для нее поцелуй не свел его с ума окончательно. Пару раз он грозился покончить жизнь самоубийством. Ольга напоминала ему, что здесь это невозможно. Он возражал, что отправиться ради дамы сердца прямиком в ад – это и есть самоубийство. Поэт на самом деле был вовсе не юный. Он просто умер молодым, совсем еще мальчишкой, и пребывал уже несколько десятилетий в Царствии небесном в неизменном физическом состоянии и взрослеть не собирался. Душа его тоже будто бы кристаллизировалась в стадии юношеского максимализма и отказывалась взрослеть.

Этот поклонник был для Ольги обузой – толку от него не было никакого, а времени и нервов он отнимал много. Сначала ей льстило, что она Муза и ей посвящают стихи, потом эти вирши ей надоели, а позднее выяснилось, что стихи эти были написаны много лет назад и вовсе не для нее, а для какой-то другой женщины, и ничего нового этот мальчишка создать не может, но по-прежнему пребывает в одухотворенном образе вечно несчастно влюбленного поэта. И Ольге не посчастливилось стать очередной его жертвой. Он был так красив, что она им немного увлеклась, но позже выяснилось, что под нежной оболочкой скрывается чудовище, одержимое идеей своей неземной любви. Чувства объектов этой любви его интересовали мало.

И еще пара-тройка персонажей крутилась вокруг Ольги с намерениями разной степени серьезности, а она вот уже несколько месяцев была влюблена в Алешу, таинственного изгнанника, загадочного Робинзона, хозяина дворцов и несметных сокровищ. О нем на большой земле ходили легенды. Рассказывали будто бы в земном своем воплощении был редкостным злодеем. То ли убийцей, то ли растлителем малолетних, то ли сердцеедом. Поговаривали, что чуть ли не два десятка женщин он довел до самоубийства. Но Ольга то знала, что все эти россказни действительности не соответствуют. Любочка говорила, что «бедный мальчик» всего лишь был очень влюбчивым, но разве же это грех? И его тоже женщины любили, но разве же это плохо? За что «бедного мальчика» отправили в ссылку?

Когда Ольга в первый раз увидела Алешу, она уже была о нем наслышана и ей было интересно, что же это за человек такой? Что в нем такого, что он был приговорен к заточению на острове за умение сводить с ума женщин. Она была заинтригована. Собственно, она уже заочно была очарована. И вот она видит красивого, высокого, загорелого молодого человека, с длинными, светлыми, выцветшими на солнце волосами. Слышит его низкий, приятный голос. Умиляется его джентельменским манерам… Да это все не важно. Она просто влюбляется. Нет ответов на вопросы «почему?», «зачем?», «что из этого выйдет?». Просто влюбляется и все.

И вот она в его доме. И, кажется, он рад ее видеть. Главное, не ждать, что он на нее набросится с поцелуями. Главное, не ждать, что он тоже вдруг волшебным образом в нее влюбится. Главное, не демонстрировать своих чувств. Держаться достойно, вести себя непринужденно. И просто наслаждаться каждой минутой, проведенной рядом с ним. Ничего не ждать, пусть все будет так, как будет.

Алеша стоит на кухне и сквозь распахнутые двери смотрит на спину Ольги. Он вроде бы на кухне не просто так: он готовит ужин, но на самом деле он пялится на спину Ольги.

Ольга рисует. На холсте появляется берег Алешиного острова: белый песок, кромка прибоя, одинокой шезлонг, полосатый зонт, сланцы, дальше море, выше – небо, легкие облака в небе. Спина Ольги то сгибается, то разгибается. Она то упирает левую руку в бок, то рука ее беспомощно свисает вдоль тела. В правой руке то кисть, то мастихин. Часто она отклоняется от холста, чтобы посмотреть на рождающуюся картину с более дальнего расстояния. Иногда вскакивает, отходит подальше, смотрит на картину, склонив голову на бок, покусывает деревянную ручку кисти, снова садится. Она не замечает, что ее белая майка слегка задралась, обнажив две ямочки на пояснице, а из-под голубых шорт выглядывает треугольник красных стрингов. Вот на этот кусочек обнаженной плоти и яркий лоскут ткани и пялится Алеша. И черт знает, что себе воображает. Чуть гребешки не сжег, и салат пересолил.

А Ольга вдруг говорит задумчиво:

– Какое-то здесь все не живое. Не настоящее что ли. Вроде море, как море, а какое-то не такое. Чего-то в нем не хватает.

– Рыбы, может быть, медуз, кораллов. Уж не знаю, чего там еще бывает в море. – Отзывается Алёша с кухни.

– Совсем нет рыбы?

– Совсем.

– А что это вы там жарите? По запаху похоже, что рыбу.

– Рыбу и жарю.

– А откуда вы ее взяли?

– Наколдовал. Мне живых существ создавать нельзя, а мертвую рыбу для жарки сколько угодно. Кстати, ужин почти готов.

– В странном мире вы живете.

– Это не мир, это континуум. А тот мир, в котором вы живете, похож на земной?

– Немного похож, люди ведь те же, но они здесь как будто и не вполне живые.

– Конечно, они не живые! – Алеша рассмеялся, – они же мертвые!

– Я не об этом. Все мы здесь будто перестаем быть собой и становимся кем-то другим. Может быть, мы становимся такими, какими хотели нас видеть наши родители или возлюбленные. Или сам Господь бог. Будто там, на земле нам удалось увильнуть от его замысла, а здесь он нас вынуждает быть такими, как он задумал. Будто здесь мы проводим грандиозную работу над ошибками, совершенными в прошлой жизни. Скорее всего, так оно и есть. Мне кажется, меня он задумал как художника, а я стала примерной домохозяйкой, матерью и женой и никем больше. А здесь я не жена, не мать, не домохозяйка, здесь я художник.

– Получается, что вы исполнили замысел божий, почему же вы до сих пор здесь? Почему не переродились.

– Сама не понимаю. – Ольга пожимает плечами, испачканными голубой краской. – Может быть, я только одну часть замысла исполнила, не все?

– И что вы еще должны исполнить?

– Если бы знать. – Ольга вздыхает. – Вы вот знаете, чего от вас хотят?

– Разве не искупления земных грехов?

– А что, были серьезные прегрешения?

– Мне-то кажется, что нет. Вроде, не крал, не убивал.

– А заповедей-то десять, вы только две назвали.

– Еще бы я их помнил.

– Прелюбодеяние?