Антракт

И все-таки немного экзотики мне удалось увидеть. Наш городок находился в долине, окруженной живописными сопками. Особенно хороши они были в августовские дни. В выходные мы пошли в поход. Тогда я поняла, что такое «непроходимая чащоба»: мы выбирали нехоженый маршрут, потому что хоженых там просто не было. Только влюбленность дала мне силы преодолеть заросли кедрового стланика, в котором увязаешь почти как в болоте. Комары заслуживают отдельного упоминания. Но что мне комары, если впереди широкая спина моего любимого!

Но зато я увидела заросли кипрея выше человеческого роста, каменные березы, причудливо изогнувшиеся над обрывами. Меня поразили бесконечные зловещие жгуты морской капусты, которые мы собирали по берегу, а потом сушили на бельевых веревках, закрепив прищепками.

А однажды мы вышли на поляну, желтую от лисичек. Мы набили свои котомки этими замечательными грибами и несколько дней ели их в разных видах. Недавно я наткнулась на фото, сделанное в этом походе: я стою на тропинке и горделиво держу в руке огромный гриб размером с голову ребенка. Кто бы ни смотрел это фото, гриба не видит: все затмевает моя счастливая физиономия.

При расставании мы держались стойко: старались друг друга не расстраивать. Но было ощущение, что внутри образовывается какая-то ноющая пустота. Глядя на потерянное лицо Ивана и вспоминая, как он стонал во сне, я старалась улыбаться. Правдоподобная ли была улыбка – не знаю. «Мы расстаемся на два-три месяца» – говорили мы друг другу.

О вреде свободного времени

И снова начались письма. Мы уже начинали обсуждать хозяйственные вопросы совместного проживания: как будем делать ремонт, куда повесим ковер, какие обои будем клеить в комнатах, где установим шведскую стенку: ведь мы же будем вести здоровый образ жизни!

В ожидании увольнения у Ивана появилось много свободного времени – врага моральных устоев мужчины. Городок маленький: все незанятые мужчины на виду, а уж свободных женщин и на северном, и на южном полюсе, наверно, в избытке. В силу своего природного простодушия, я была уверена, что любовь – самая надежная прививка от измены, поэтому я сама советовала ему не замыкаться в одиночестве, а общаться по мере сил. А сил-то, оказывается, у него было много…Да и могли ли повлиять мои советы или угрозы на дальнейшие события нашей жизни? Я каждый день писала ему письма или маленькие смешные записочки: мне хотелось, чтобы он чувствовал, что я постоянно думаю о нем.

Наша разлука длилась полгода.

Наконец, приехал мой любимый.

Говорят, что об изменах мужа жены узнают последними. При встрече я увидела перед собой другого человека, удивилась его холодноватому и виноватому поцелую. И было за что виниться: прилетел он почему –то на следующий день от назначенного. То есть, встречала я его уже второй день, видать, и провожали его как минимум два дня. Но ведь так легко отмести сомнения, если в них не хочется верить!

Мы начали совместную жизнь. В суете адаптации к гражданской жизни, прописок, устраиваний на работу и ремонта квартиры я долго не могла понять, что же ушло из нашей жизни и чего мы лишились в наших отношениях. После нескольких звонков с Камчатки и долгих разговоров по телефону с особой женского пола Иван признался, что он снова женат, но понарошку, потому что той женщине, его фиктивной жене, негде было жить, и она так несчастна, что он из жалости решил подарить ей квартиру, из которой сам почему-то не выписался. И опять я старалась найти в его поступках не измену, а широту души и благородство. Мне казалось, что те его поступки никак не повлияют на наши отношения: там жизнь улицы, а мы-то родные на уровне душ, а это непредаваемо! Только никому: ни самой близкой подруге, ни маме, я не говорила о новых обстоятельствах нашей совместной жизни.

Я сформировала отношение к этому событию: это еще одно испытание, через которое мы вместе должны пройти. Но проходили мы его поодиночке…

Свадьба без жениха и невесты

Мои друзья, ставшие нашими общими друзьями, не раз задавали вопрос: когда свадьба, ребята?

Наконец, мы закончили затянувшийся ремонт. Очень хорошо помню тот счастливый солнечный апрельский день: в чистые окна светит солнце в ореоле цветущих садов, в квартире идеальнейшие чистота и порядок, наведенные нашими руками – флотский порядок. Мама, я и Иван накрываем красивый стол и пьем шампанское за то, чтобы наша жизнь в этом доме была долгой и счастливой, чтобы все были здоровы и чтобы наши стены услышали детские голоса. В такие минуты мне казалось, что не висит над нами фантом камчатской тайны.

А таких минут было много: по утрам мы бегали на озеро – место разминки физкультурников нашего города, делали зарядку, купались. К нам часто приходили друзья, и мы подолгу засиживались, слушая и напевая песни под аккомпанемент гитары Ивана.

Запомнилось мне несколько идиллических сцен.

Был весенний субботний день, когда общие дежурные дела сделаны, приготовлен и съеден обед, и каждый в своем пространстве занимается любимым делом. Иван в саду в маленькой сараюшке оборудовал себе настоящую мастерскую по починке всего. В идеальном флотском порядке у него там разместились все мужские цацки, и даже виндсерфер в разобранном виде.

Вдруг раздается звонок в открытую дверь, и на пороге стоит Иван, закрывая рукой лоб, а из-под руки течет кровь. Он виновато мне говорит «Только не волнуйся», и это последние слова, которые я слышу. Когда я пришла в себя, Иван сидел рядом со мной, держал меня за руку и не разрешал вставать. Рана на его лбу оказалась абсолютно пустяшной, и даже синяка не осталась. А я лишилась сил из-за сильного испуга. «Давай я тебе почитаю своего любимого Нагибина» – предложил он мне. И я лежала, то проваливаясь куда-то, то возвращаясь, и наслаждалась звуком голоса моего любимого и его трогательной заботой обо мне. И ничего больше мне не надо было для счастья и покоя.

Долго я носила платье, которое мы шили вместе. Причем, он так серьезно и по-мужски относился к процессу раскроя и шитья, что смешил меня этим до колик. Надо отдать ему должное: за что бы он ни взялся, все у него получалось. Если не получалось легко, то все равно получалось, и всегда хорошо.

Итак, мы наметили день «свадьбы». У меня было одно условие: не называть нас женихом и невестой. Народ это смешило, но не удивляло: слишком непростая история предшествовала этому событию. Но только мы вдвоем знали истинную причину этого ограничения: жених-то уже женат…

Вечер удался на славу: был красивый стол, красивые и любящие люди вокруг…Я отгоняла от себя мысль, но она навязчиво витала возле меня: мы празднуем расставание. Все отчетливей я видела отчуждение Ивана. Причем, демонстрировал он его недвусмысленно. Мой давний друг-подружка подошел, обнял меня и шутливо сказал: «Ольга, можно я тебя поцелую? Почему-то жених твой сегодня чаще обнимает гитару». Слезы едва не брызнули из моих глаз, потому что так одиноко, как на этой «свадьбе», я себя не чувствовала никогда, и мои близкие прекрасно видели и понимали, что есть какие-то сложности между нами. Именно тогда до меня стало доходить, что мы – два человека, идущие разными дорогами. Причем, на свою дорогу меня никто и не собирается приглашать, а уж, тем более, помогать мне идти по моей…

Вскоре начался мучительный период разъезда с отдиранием со стен колонок, прикрепленных «на века» большими гвоздями, сбором чемоданов и картин и возвратом за ненадобностью моих писем – свидетельства нашего красивого романа: им не было места в будущей жизни моего бывшего возлюбленного.

Время от времени на меня нападали приступы немотивированного смеха, что вызывало испуг моей мамы: не помутился ли рассудок у дочери? Бог пожалел меня, и я осталась в своем уме. Но как дальше жить – не знала.

Усугубляло ситуацию признания Ивана, что он всю жизнь любил, любит и будет любить только меня. «А зачем тогда все разрушать?» – кричала я ему в отчаянии. «Потому что по-другому не могу» – был мне ответ.

А потом к нему приехала его сильно беременная, но законная жена, и он превратился в совсем чужого Ивана, в котором я мучительно старалась найти знакомые черты.

Самым тяжелым было для меня время, когда мы жили в нескольких минутах ходьбы друг от друга, иногда случайно встречаясь, но его крепко держала за руку другая женщина. В такие минуты я цепенела и не могла осознать этот абсурд. Мне казалось, что надо закрыть глаза, и потом их снова открыть, и мой любимый снова окажется рядом со мной.

Наконец, они уехали на свою Камчатку.

И так и остались невостребованными красивейшие обручальные кольца, сделанные рижским ювелиром Олегом, другом моей покойной подруги Машеньки. Милая моя мамочка втайне собрала все свое золото, чтобы хватило на два кольца. Они с Машей выбрали дизайн, надо сказать, великолепный. А как доставлялись эти кольца из Риги – это отдельная детективная история: на дворе девяностый год, и каждый грамм металла надо было декларировать при пересечении границы. Все препоны преодолел этот груз – его привезли наши летчики, кто – не знаю. Но вот незадача: жениху кольцо оказалось мало. Говорят, это самая трагическая примета для пары. И она с нами случилась. А с другой стороны, как же обручаться с человеком, который официально женат… Нельзя нарушать нравственные законы Вселенной. Свое кольцо я носила как память о двух моих любимых женщинах: маме и Маше – я знала, что они искренне меня любили и очень хотели, чтобы я была счастлива.

След от гвоздя

Процесс отвыкания и возврат в одинокую жизнь был мучительным и долгим: слишком многое напоминало о недавних счастливых днях. Как в той сентиментальной песне: «…мне было довольно того, что гвоздь остался после плаща».

Молва донесла весть, что у Ивана родилась и вскоре умерла дочь. А потом случилась и еще одна трагедия: Иван вместе с другом и женой попали в шторм в открытом море в декабре. Жена и друг погибли, а его, полуживого, спасли. Говорят, что есть люди, в которых заложен элемент самоуничтожения. Здесь ситуация была посложней: на уничтожение обрекались и люди, пересекавшиеся с ним по судьбе. Среди тех, погибших, могла быть я: ведь я готова была все бросить и поехать за ним на край света: только позови!

Проходили годы, а для меня ничего не менялось: я ждала. Все реже встречающиеся поклонники задавали один и тот же вопрос, видя мой отчужденный взгляд: кто же тебя так сильно обидел? Наверно, расскажи я кому-нибудь свою историю, освободилась бы от части печали…Но не могла я этого сделать в силу того, что не понимала, как правильно расставить акценты, чтобы не выглядеть уж совсем дурочкой в этой пошлости.

Я мучительно искала ответа, почему все так получилось. А мой любимый Андерсен, с героинями которого я себя ассоциировала, успокаивал меня, что все будет хорошо, и я верила ему! Мне казалось, что достаточно я в своей жизни походила по крапиве, превращая ее в нити для вязания кольчуги любимому. И все думала: придет час, когда неожиданно спустится с небес мой возлюбленный и унесет меня с собой, пусть даже в суровые камчатские края. А потом поняла, что больше я похожа на Русалочку из сказки того же Андерсена, и больно мне ходить по земле, а мой принц уплыл на своем корабле, часто меняя по дороге возлюбленных, и забыл про меня, и что-то надо с этим делать!

Нужно было искать противоядие от этой тоски, потому что она полностью поглотила меня.

О пользе евроремонта

Побывав в Лондоне в нескольких красивых домах и возвратившись оттуда, я поняла, что вполне в силах приблизить себя к выздоровлению. Я решила сама сделать в квартире евроремонт, который тогда только входил в моду. Своим решением я убивала нескольких зайцев: убирала следы от гвоздей, забитых моим возлюбленным, и наводивших на грустные думы, меняла интерьер всей квартиры, и, самое главное – снимала со стены ковер – оплот нашего несостоявшегося семейного очага. Как я мечтала потоптать его своими ногами! Глуповатое, наверно, желание… Но я была уверена, что это поможет мне!

Ремонт я сделала. И ковер теперь уже лежал на полу. И можно было топтаться по нему, стирая следы того самого призрачного неудавшегося счастья. Друзья и знакомые удивлялись моей фантазии, некоторые не понимали минимализма форм и белого цвета стен и потолка. Но немногие знали причину, которая побудила меня к этим метаморфозам.

Эти преобразования подействовали на меня как плацебо на больного: началось медленное выздоровление. Мое состояние было похоже на тот белый цвет, который окружал меня: вроде бы пустота, но она же в любой момент может превратиться в радугу…

Но белый свет так и остался белым цветом. Была какая-то бабушка, которая пристально посмотрев на меня, сказала, что выпадет мне в жизни большая, но недолгая любовь. Что прелюдия к этой любви будет длиться больше двадцать лет, а закончится она, практически не начавшись, за три месяца, скорее всего, она не знала. Но если бы и знала, разве можно говорить о таких жестоких вещах…Ведь до этой любви можно было и не дожить.

Совсем излечилась, как мне казалось, я после того, как в последний приезд домой уничтожила все наши письма. Их оказалось много. На прощанье я перечитывала каждое, стараясь восстановить хронологию и запомнить или стереть из памяти события или, скорее, ощущения той жизни. А прочитав, рвала… И чем меньше оставалось писем, тем более опустошалась моя душа: едва живой воробушек улетел.

История с письмами нашла стихотворное воплощение: автор их – моя любимая девочка Тамилочка.

В бантик завязаны,

Сложены в стопку.

Сжечь? Не по-новому!

Снять обстановку.

Стопками сложены,

В бантики связаны.

Письма ненужные

Снова запрятаны.