Вернуть Яшечкина

Лида повернулась к Степе, вытянула губы уточкой, сморщила лоб, и смотрела с мольбой. Он хохотнул:

– Монстры атакуют! Подготовимся, а то утащат в туман, или что там у вас в “Баблфрике”.

Лидина мечта сбывалась, и она решила не обижаться.

– Ну вот и договорились, – классная подвела итог разговору. – Тогда все свободны. – И тише добавила, – Степан, задержись на минуту.

Таня сидела на банкетке возле окна и наблюдала за подругой. Лида вышагивала мимо закрытого класса. Она заправила черные волосы за ухо, чтобы не закрывать слуховое пространство.

– Бу! – подлетел со спины Генка.

Лида заорала, как если бы отключили интернет во время решающего сражения, и отпрыгнула.

– Дурак ты, Щитов! – только и смогла она выговорить.

– Пойдем, – извиняющимся тоном проговорил одноклассник и кивнул на выход. – Я сосисок в тесте накупил. На улице солнышко, можно попаркурить.

Лида улыбнулась, представив, как щупленький Генка паркурит. А от запаха выпечки из его рюкзака предательски заурчал живот. Но девочка упрямо мотнула головой:

– Судьба решается!

– Тогда слушай, – с грустью выдохнул Генка и поплелся к повороту, – а я покараулю.

Лида вскрикнула от радости и подбежала к двери. Застыла на месте, словно вспомнив о чем–то, и крикнула Щитову:

– Спасибо! Выручил!

Довольная улыбка расплылась по Генкиному лицу, он кивнул и скрылся за углом. Лида прижала ухо к двери и прислушалась.

По другую сторону двери Степа, поджав ноги, сидел на первой парте. Ему казалось, что учительский стол стоит так близко, что он обязательно зацепит Елену Ивановну.

Классная молчала и терпеливо смотрела на ученика. Когда он потупил взор, она встала и подошла к окну. Оперлась руками на подоконник и посмотрела на улицу. Дерзкий весенний ветер трепал ветки, не давая им передохнуть. Елена Ивановна подозвала Степу:

– Открой, пожалуйста, заедает. А у меня руки болят, – она бросила беглый взгляд на запястья и поморщилась.

Яшечкин неловко вскочил, зацепив стул и уронив его. Пробормотал слова извинения, подобрался к учителю и распахнул окно.

Елена Ивановна вдохнула прохладный воздух:

– Ветер перемен. Чувствуешь?

Она с теплотой посмотрела на ученика и легко улыбнулась, отчего у глаз выступили бороздки тонких морщинок. “Как у бабушки Веры”, – почудилось Степе, хотя классная была намного моложе. Ему захотелось раскрыться, рассказать, что беспокоит. Но разве учитель для этого подходит? Разве она поймет? Он покачал головой и вернулся на место.

– Перемены пугают, не правда ли? – Степа дернулся от ее ясного голоса, читающего мысли. Елена Ивановна подошла к доске, подняла губку и принялась стирать белые надписи. – Меня вот звали завучем в третью гимназию. И Клара Леонидовна одобряла. А я побоялась. – Зеленое поле доски стало совершенно чистым, но учитель не останавливалась. – Не то, чтобы я жалею. Нет. Я люблю свою работу. Но мне не дает покоя, что я не узнала, как бы сложился мой путь, согласись я тогда.

– Может, еще не поздно? – робкий голос Степы сорвался. Он встал, забрал у учителя губку, промыл ее в раковине и принялся вытирать доску по второму кругу, зацепив и подставку под мел. Запахло известняком и сыростью.

– Мне уже поздно, – по–доброму усмехнулась Елена Ивановна и повернулась к Яшечкину. – На том месте достойный человек, да и вас не бросить, четвертый класс, – она улыбнулась, – куда вы без меня? – Вздохнула и продолжила серьезно. – Но ты можешь попытаться. Совершать правильные поступки не так уж и плохо, можно даже сказать – смело.

– Это так…, – Степа сжимал ладони, пытаясь подобрать слово. Он взглянул на дверь, надеясь отыскать там подсказку.

– Страшно? – попыталась угадать Елена Ивановна.

Степа кивнул:

– Забыл я всё это. Не знаю, куда дернуться. То ли нормально это – подшучивать над Коломиным, то ли уже некрасиво. А гадость сказать можно? Или совсем нельзя? Каледонскую по носу щелкнуть, чтобы не задавалась? И нужна ли эта тупая водолазка, которая давит на горло?

Елена Ивановна расхохоталась. Вытянула руку, кончиком пальцев коснулась плеча Яшечкина и торжественно изрекла:

– От лица общеобразовательной школы номер двадцать пять официально освобождаю тебя от повинности носить водолазку!

Степа засмеялся. Сначала робко и несмело, а потом звонко и безудержно.

– А знаете, – он посмотрел в глаза Елене Ивановне и доверительно улыбнулся, – к нам папа вчера вернулся. То есть еще не совсем вернулся. Пока в гости, вернее как бы домой, но не насовсем. – учитель кивком подбодрила. – Они с мамой до самого утра проговорили. Я сначала подслушивал, а потом заснул. Денек прикольный был: прошлое и всё такое. Утром отца уже не было. Но мама сказала, что он поехал завершать дела, а потом прилетит к нам. – Степа взлохматил челку. – Прикиньте, навсегда!

Глаза Елены Ивановны заблестели, она моргнула. Дотронулась до плеча ученика и кивнула:

– Я рада за вашу семью. А теперь иди. Уверена, за дверью ждут друзья.

– Угу, – хохотнул Яшечкин, – Каледонская теперь не отвяжется. У нее проект горит.

– И Таня, – подмигнула классная и широко улыбнулась, заметив, как Степа стушевался и ссутулился.

– Вы думаете? – шепнул он, разглядывая линии на линолеуме.

Елена Ивановна пожала плечами:

– Это можно узнать, только открыв дверь.

Яшечкин застенчиво улыбнулся и отправился на выход. Оглянулся. Классная стояла на прежнем месте.

– Спасибо, – и толкнул дверь.

– А–а–а, – завопила Лида, прижимая руки ко лбу, – да что же ты меня всё время калечишь!

– Всё услышала? – рассмеялся Степа, когда убедился, что “ранение” не серьезное.

Лида медленно спустила ладони на щеки и круглыми глазами смотрела сквозь пальцы на одноклассника и Елену Ивановну, нарисовавшуюся за его спиной. Лицо покрылось бурыми пятнами и защипало.

– Да я просто…– девочка подыскивала оправдание, оглядывалась на Таню и Генку. Но они ничем не могли помочь.

Классная приподняла бровь и кивнула:

– Помни, Каледонская, любопытная ворона в силки попадает. Мне пора.

“Ну вот, – расстроилась про себя Лида, наблюдая, как Елена Ивановна удаляется по коридору, – опять с вороной сравнили. То есть, пока не опять. Генка же еще не еще. Точно, нужно будет сказать ему, пусть другой доклад делает. Хотя, помогла же нам та птица. И перья у нее оказались мягкими”.

– Не хочешь, так и скажи, – неожиданно громко раздался над ухом Степин голос. Он развернулся и пошел на выход.