Тот, кого рядом нет

И вечером, когда Сурков шагнул с улицы в синюю из теней ограду, а Ирина в это время вышла за дровами, разговор был продолжен.

– Ирина Витальевна, – сипловатый голос Рудольфа стал вовсе глухим, – тут Игорь Леонидович…

Сердечко Ирины дрогнуло и покатилось вниз…

– Так вот, – подобие кривой улыбки проявилось вдруг на лице Суркова, – говорит, что неловко ему перед вами. Напился, говорит, как свинья, ничего не помнит…

– Передайте ему, что был смирный, никого не обижал… Можно подумать, мы были как стеклышко.… Пусть не берет в голову…

И Сурков… смущенно улыбнулся. Скажи кому – не поверят.

Вечером, перед сном, Ирина поймала себя на мысли, что впервые с начала учебного года не воспринимает пространство за стеной как сгусток напряженности. Соседнее государство перестало быть враждебным, заключен мир. Ура.

Глава 14. Фронтальная проверка

– Нужно профсоюзное собрание созывать! – шумела в учительской начальной школы Клавдия Ивановна, – Я понимаю, включили в план проверки географа и математика, но Ирину-то, Витальевну зачем?! По закону, не имеют права устраивать фронтальную для молодого специалиста, не проработавшему в школе трех лет! А Ирина – второй год в школе! – и старая учительница с шумом захлопнула журнал.

Проверка нагрянула в лице трех дам. Четвертым был шофер, и в тот же вечер, изрядно выпивший, шатался по селу в обнимку с Олегом Степановичем.

Рано утром две деловитые инспекторши, ароматные, в модных костюмах, прошествовали в классы. Одна к старенькому географу, другая в кабинет к математичке, которая, и без того громогласная, от волнения стала говорить еще громче.

Третья дама из районного управления образованием, методист со стажем, коренастая, с фиолетовыми кудрями на голове, неторопливо ступила в начальную школу. Скользнула взглядом по молоденькой учительнице, что застыла у стены, и потребовала у Галины Гавриловны журнал и тетради третьего класса. Сомова со всех ног бросилась исполнять распоряжение.

Маленькая школа притихла, как перед грозой. Пока шли уроки, проверяющая закрылась в учительской, закопалась в бумаги. Она черкала что-то у себя в блокноте, и строгое, сосредоточенное выражение не сходило у нее с ее болезненно-одутловатого лица.

Мрачная Клавдия Ивановна и смятенная Ирина Витальевна старались из своих классов не выходить, даже на переменах. Зато Галина Гавриловна находила повод за поводом, чтобы заглянуть в учительскую, подобострастно интересовалась у гостьи, не нужно ли ей чего.

Уроки закончились, и фиолетовая дама, поджав лиловые губы, пригласила учителей начальной школы в опустевший класс.

Сама методист заняла место за столом, Ирина легко поместилась за партой второклассников, Галина Гавриловна, откинув крышку, тоже втиснулась за парту. Клавдия Ивановна принесла для себя стул из своего класса.

– Так… – зловеще уронила методист, и разбор того, как молодая учительница ведет документацию, начался.

Ошибок (довольно мелких, а то и вовсе не ошибок, как сказала потом Клавдия Ивановна) Фиолетовая дама навыискивала немало. Дотошно учла все неточности в ведении журнала, в тетрадных записях учеников. Уроки подследственная учительница вела с отклонениями от нормы, а уроки трудового обучения – вообще по неведомой, самовольной программе. Отсутствие необходимых материалов – не повод, чтобы искажать учебный процесс! На уроках рисования предлагала фантастические, не имеющие отношения к программе темы! Нет такого в программе, и быть не может!

Больше всего досталось Ирине Витальевне за минутки чистописания. Учительница додумалась ставить за три строчки отдельную оценку!

Довод Клавдии Ивановны, что почерк детей после этого заметно улучшился, был отметен, как несущественный.

– Не положено! – припечатала Фиолетовая.

Ирина Витальевна зашлась в слезах, а Галина Гавриловна посмотрела на нее торжествующе, с видом: «говорила я тебе в свое время, не послушала!» Клавдия Ивановна сидела темнее тучи, неодобрительно поглядывая на Сомову. На проверяющую она старалась не смотреть. А когда выходила из класса, довольно отчетливо обронила:

– Не разбор, а избиение младенцев…

Дома Ирина, опухшая от слез, с головной болью, пролежала до вечера. Слышала, как взволнованно бубнят мужские голоса у Суркова. Только глубокой ночью заставила она себя встать и заняться планами. Впереди были открытые уроки.

… Уроки прошли, как во сне. Дети косились на тетку, что устроилась на стуле рядом с последней партой, и наперебой тянули руки. Дисциплина была сверхидеальной. Хронический непоседа Артем на каждой перемене делал по десять кругов по ограде, чтобы разрядиться. Потом, будто набрав в рот воды, весь урок сидел, притаившись. Только черные глазенки поблескивали.

Неля Лапина никогда не говорила так четко и красиво. Старались все. И у Ирины Витальевны снова набегали слезы на глаза. Уже не от обиды и страха, их будто смыло бессонной ночью, а от любви и благодарности к своим ученикам.

Четвертый урок методист велела отменить и оставить ее наедине с детьми. Ирина Витальевна приходила в себя в учительской, положив руки на стол и уронив на них голову, совершенно без сил.

Наконец в коридоре зашумели, затопали. Методист вошла с блеском в очах, помолодевшая.

– Так! – произнесла она торжественно, – Сегодня в пять, пожалуйста, на общее совещание. Не опоздайте.

Каблуки ее, оббитые железом, застучали по пустому коридору.

Хотя Ирина поспала часок после обеда, в голове у нее шумело. Ее слегка морозило.

Класс, в который входили взбудораженные учителя, показался Ирине едва знакомым, хотя бывала она тут не один раз.

Когда все расселись, явилась перед учителями Зоя Тимофеевна, в каком-то балахоне. После нее выступали инспекторши. Хвалили математичку, зря она так нервничала. Географа пожурили за отставание по программе, одобрили за оформление класса и географической площадки.

Совещание шло ровно, пока не выступила сцену Фиолетовая. Речь ее была не слишком длинной, но очень эмоциональной, и четко делилась на две части.

В первой методист, не переводя дыхания, перечислила все упомянутые ранее недостатки. Перед второй сделала паузу, будто переключилась на другой канал.

– Но! Вы бы видели, как эта молодая учительница ведет уроки! Как ее любят дети! Они говорят о ней взахлеб! Оказывается, – Фиолетовая посмотрела в бумажку, – Ирина Витальевна ходит с ними в походы, играет на переменах, ведет кукольный театр, проводит выставки. Дети показали мне свои работы, сделанные на уроках трудового обучения. Таких у старшеклассников в районном Доме детского творчества нет! Учитель с выдумкой, творчески относится к занятиям. На уроках применяется система сигнальных карточек, она…

Что-что? Какая система? Ирина широко открыла глаза. Она впервые в жизни слышала, по каким передовым технологиям она, оказывается, работает. Все делалось ею интуитивно, на ощупь, чтобы детям было понятно и интересно, а это, оказывается, разработки Шаталова, Амонашвили и прочих.… Уф, Ирину больше не знобило, напротив, стало жарко.

Ирина глянула мельком на Гарцеву, что сидела у стены. Та, слушая доклад, подалась вперед, по ее лицу и шее гуляли багровые пятна…

Совещание закончилось, к Ирине стали подходить учителя. Приплясывал рядом Юрич, приобняла Клавдия Ивановна. Ирина чувствовала себя именинницей. Она заставила себя не смотреть в сторону окна, около которого стоял Игорь. Смотрит ли он в ее сторону, не смотрит ли совсем – не нужно знать. Хватит ей на сегодня потрясений.

Глава 15. День рождения Катюши

Отношения Ирины и Галины Гавриловны в последнее время разладились. С поры фронтальной проверки минуло две недели, и не разу с тех пор Ирина не была в гостях у Сомовых.

Но в эту субботу Галина настоятельно приглашала. Повод был – день рождения ее дочери, Катюши. Но Галина натянуто улыбалась, словно боялась, что Ирина откажется и сорвется какое-то важное мероприятие. Ирина согласилась, Галина Гавриловна вздохнула с облегчением:

– Вот и славненько!..

Подарок для Катюши Ирина уложила в пластиковый пакет. Надела свое любимое темно-брусничное платье из тонкой шерсти, приблизилась к зеркалу. Ничего, только стоит припудрить тени под глазами, неделя выдалась трудной.

Яркое платье потребовало косметики, которой Ирина пользоваться не любила, хотя и брови, и ресницы были светловатыми. Но ради такого случая… Ресницы подкрасить, губы сделать поярче… Глаза сразу стали выразительнее, в них появился темно-зеленый оттенок… Ирина сама себе понравилась. Жаль, Игорь не видит…

Идти не хотелось. И не потому, что во время фронтальной Галина вела себя, мягко скажем, не по-товарищески. Дело в том, что за стеной – Игорь. Пока он тут, она почти счастлива.

Ирина закрыла дверь на замок. Выходя из калитки, бросила взгляд на окно Суркова. Слышали, должно быть, как она гремела замком. Наверняка гадают, куда это она, на ночь глядя, направилась.

Февральский вечер опускался на село. На западе, над сиреневыми сопками, горело красное лезвие заката. Неподвижные рыхлые облака подрумянились снизу. Снег уже не скрипел, как в декабре, под ногами. Уплотнился, ветра сбили его вдоль заборов в грязноватые гряды, середину глинистой дороги вымели начисто. Было тихо-тихо, мороз не ощущался.

Галина Гавриловна выскочила на веранду – встречать, хотя обычно такой чести Ирина не удостаивалась. Оживленная хозяйка была чуть напряжена, суматошна.

Сняв шубу в кухне, Ирина оказалась в просторной комнате, у накрытого стола, облитого светом трехрожковой люстры, и моментально выяснилось, чего это суетилась хозяйка. Рядом с хмельным Сомовым сидел, несомненно, давно обещанный кум. Очень даже, говоря местным языком, «бравенький». Черные, как смоль, кудри, остренький носик, черные глазки, круглый подбородочек.