– Что там может нравиться…
Торговали по карточкам, очереди были огромные, народ злой и голодный. Поначалу Смирнов пытался вести себя как всегда – обращался к покупателям приветливо, с улыбкой, но народ его манера только раздражала:
– Ишь, лыбится!
– Зубы белые – чего не лыбится… при торговле – так сытый! Что ему? Это мы подыхаем. А он что, приворовывает, да что получше – себе тащит…
– Ты давай-ка зубы не заговаривай, а товар отпускай!
Арсений Васильевич махнул рукой и стал работать без души – быстро и равнодушно.
Самым неприятным моментом оказались как раз подозрения в нечестности. Торгуя всю сознательную жизнь, Арсений Васильевич не понимал, как можно обмануть покупателя. Отец его всегда брезгливо разрывал отношения с теми, кто, не стесняясь, продавал что-то некачественное или хитрил с ценами. Теперь же, наблюдая за другими продавцами, Смирнов видел, как они, не стесняясь, обвешивали, прятали что-то под прилавок, воровали.
Конечно, его маленькая семья не голодала. Арсений Васильевич по-прежнему менял какие-то вещи на продукты, но впервые стал задумываться, что вот эти поменянные продукты как раз украдены из магазинов. Сначала мучила совесть, потом он решил, что его это не касается – на Руси воровали всегда, а он платит за эти продукты тем, что когда-то честно заработал. Главное – не позориться в своем же магазине, как это не трудно.
– Пора, – спохватился он.
Нина тоже встала:
– А я тогда пойду к Володе.
– Пойди, Ниночка. Знаешь что? Ты лучше его сюда веди, там не мешайтесь.
– Хорошо!
Отец ушел. Нина оделась, выпила чаю и поднялась к Альбергам.
Дверь была распахнута, какие-то люди втаскивали сундук. Нина остановилась. Сразу же вспомнился арест Альберга – вдруг снова? Но зачем тогда сундук?
Мужичонка, тащивший сундук, повернулся:
– Ты сюда, что ли?
Нина кивнула.
– Гостей принимают, – пропыхтела баба, пихая сундук, – что ж, было где – шесть комнат! Ничего, теперь потесниться придется.
Нина рассердилась:
– Пройти можно?
– Не видишь – сундук? Как ты пройдешь?
– Я пройду.
Нина протиснулась в квартиру. Мимо пробежала Эля со стопкой книг.
– Эля, что случилось? – спросила Нина.
Та остановилась, посмотрела на нее диким взглядом и побежала дальше.
Нина нерешительно двинулась к Володиной комнате – она была самой ближней к передней. Подошла, толкнула дверь и замерла на пороге.
Уютной комнатки с книгами, письменным столом, кукольным театром на подоконнике больше не было. Володина кровать была вытащена на середину, тетрадки ворохом лежали на полу, стул валялся на боку. Нина растерянно огляделась. Да что тут происходит? Может быть, они переезжают? Но нет, Володя забегал вчера вечером, не могли же родители ему не сказать о переезде. Решили переехать в одну минуту? Вряд ли.
На пороге возникла баба с лестницы:
– Ты что тут делаешь?
– А вы?
– А я таперича живу тут. Хватит, нажились в подвале-то…
– Как – живете?
– Да вот так. Что же? Не все анжинерам по десять комнат иметь. Уплотнили их – поняла?
– Ясно…
Об уплотнениях говорили много, но Нина никогда не думала, что это коснется ее или Володи. Она огляделась, присела на корточки и стала собирать Володины вещи. Баба прищурилась:
– Ты что это тут хозяйничаешь? Не твое.
– Да и не твое! – вдруг взбесилась Нина, – только подойди к тетрадкам, я сразу в милицию пойду! Тебе комнату дали, а не вещи хозяйские. Вот и постой в уголочке, пока я соберу.
– Не комнату, а две, – похвасталась баба, – а ты ж не хозяйская вроде девчонка, чего командуешь-то?
– Отстань!
Баба махнула рукой и вышла. Нина аккуратно сложила Володины вещи, прижала к груди и пошла по коридору к гостиной. Какие комнаты им оставили? Кабинет отобрали, раз Эля несла оттуда книги.
В коридоре Нина встретила Володю – он тащил книги из кабинета. Увидев ее, он устало кивнул.
– Куда твои вещи нести? – спросила Нина.
– В спальню куда-нибудь, – помедлив, ответил он, – только там некуда.
Нина пробралась в столовую. Софья Моисеевна стояла на коленях перед буфетом и вынимала оттуда посуду.
– Софья Моисеевна, – негромко спросила Нина, – какие комнаты ваши?
Та обернулась:
– Спальня, детская и гостиная.
Нина быстро отнесла в спальню Володины вещи, вернулась и стала носить в гостиную посуду. Потом она взяла стул, сняла со стены картину, повернулась к Володиной матери:
– Шторы снимать?