Религия танцующих детей

Они уходили миллиардами теплых ушей и звонких носов, брали, и уходили.

Слоны уходили разогреть льдины. Слоны уходили выпить всю соленую воду. Они уходили и забирали с собой своих детей, чтобы привязать их к теплу и людям.

Слоны поднимали головы и уходили.

Слонам больше не было дома.

У слонов в носах набралось преданности – на сто шесть планет вперед. На сто шесть планет и людей на них.

Слонов звала вода.

Много холодной воды.

Знаете, как умеет звать вода?

А слоны знают.

Все слоны ушли на север.

Все-все-все слоны взяли и ушли на север.

Они уходили и уносили с собой всю нежность.

Они уходили, и за ними топало небо.

Слоны уходили разогреть льдины.

Слоны уходили выпить всю соленую воду.

Слишком много ее спряталось в лед.

Слишком много соленой воды.

Слоны уходили и забирали с собой своих детей, чтобы привязать их к теплу и людям.

Слонам катилось помогать солнце.

Тихо тихо тихо.

Тихо тихо тихо.

Тихо тихо тихо.

Все слоны ушли на север.

Если вы увидите на ледниках слонов, значит

Скоро будет теплее.

ребенок 9 / мой папа – сойка

Когда держишь на руках другого человека, прижав плотно к груди, не разберешь, чье сердце бьется сильнее – твое или его, потому сердце становится общим.

Когда держишь другого человека в сердце, то человек становится тобой, само сердце – птичьим.

А когда сердце птичье, ты сам – крылатый.

Птицы взяли и сошли с ума. Вяли на каждом шагу разноцветными букетами.

Весна пришла неожиданно. А вместе с ней неожиданно попадали все-все птицы мира.

Остался только папа.

Да,

Мой папа – сойка.

Знаете, когда-то в детстве читал, что самые золотистые птицы во всем небе – папы. Так и есть. Это не папа птица, а птица – он.

Знаете, кто он, помимо птицы?

Он человек, который всегда со мной. Который всегда во мне.      Он собирает из легких воздушные шары и отпускает меня странствовать по миру. Сегодня я – в небе.

А где окажусь завтра, если вдруг мои уши – северный и южный полюса! Попробуй собери такого человека. Попробуй заставить поверить такого человека в важность теорем высшей математики, правил правописания, законов гравитации.

Он каждый раз залетает в дом и звенит:

– Немедленно слезай с потолка, мы едем в Амстердам! Там карамель на Синем мосту – фантастика, как китайские фонарики в Антарктиде! Посмотри-ка, все обои своими острыми пятками протер, быстрее слезай, кому говорю!

Потолок был нежно-закатным когда-то, то ли от новизны, то ли от того, что рядом было лето.

– Да и черт с ним, с потолком, нам он больше не будет нужен. Собирайся же! Когда ты в дороге, ты никому ничего не должен. Тебя ничто не волнует, никто не трясет. Лодка в океане, без внешних бурь, взлелеенная волнами. Единственная опасность – буря внутри нее (как всегда и случается в жизни двуногих). Слезай немедленно! Ты слишком глазастый для своих лет..

Он знаете, какой?

Такой человек умеет только смеяться! Сквозь таких людей можно посчитать птиц, пролетающих за их спиной, далеко-далеко на юг. Он обнимает мир. Он больше мира.

Папа научил меня улыбаться, когда очень-очень больно. Потому, видя улыбающихся людей, я думал, что им наверное больнее некуда, а смеющихся и вовсе приписывал к смертельно-больным.

– Ты только создавай свои миры, закапывайся в них, впадай. Я для этого куплю тебе какие угодно игрушки. По стенам прыгай, никого не слушайся, меня не слушайся.

Он появляется всегда не там, где хочет, а там, где его ждут и хотят видеть. Потому папа всегда в моей руке, я перебираю его четками, теми, с глазастыми бусинами, для строя отточенных мантр.

– Есть такие люди, которые несутся, как флаг, и считают себя достоянием, тогда как достояние – страна, которую они представляют, а не какая-то до безумия самоуверенно-разноцветная тряпка. Ты не имеешь права, понимаешь, не имеешь совершенно никакого права нести пустого себя. Лучше вовсе не иди, если внутри – пустыня.

– Но ведь и в пустыне много песка!

– Но даже ни в одной самой маленькой песчинке нет пустыни.