По лабиринту памяти. Повести и рассказы

Слово «педагог» он произнёс торжественно и шутливо поднял указательный палец вверх.

– Да мы уже, кажется, немного знакомы.

– Кажется, или, действительно, знакомы? – вроде и пошутил Егор, но голос предательски дрогнул.

– Кажется, кажется, – успокоил его Костя и улыбнулся. – Мария Петровна и забыла наше знакомство длиною в один-единственный вальс.

– А, – облегчённо выдохнул Егор. – Перекур перед танцами?

Прикурить в тот момент можно было и от Машиных пылающих щёк.

Костя не курил, Егор тоже. Но они вышли на улицу. Они были друзьями, а друзьям, если они долго не виделись, поговорить всегда найдётся о чём. О Маше разговора не было, хотя каждый из них думал сейчас только о ней.

А Маша, вначале возликовавшая – Он помнит меня! Он помнит! – опять сникла. А что помнит-то? Вальс?

Зазвучала музыка. Молодёжь проворно расставила стулья вдоль стен, освободив место для танцев, и первые пары вышли в круг. Народу было много: приехали домой на праздничные дни студенты, собралась колхозная молодёжь и сельская интеллигенция; пришли люди старшего поколения полюбоваться своими детьми, внуками, а кое-кто и правнуками.

Дед Гузель, например, ни одного подобного мероприятия не пропускает, а годков-то ему о-го-го! Постоянно правнучку охраняет, почти всех кандидатов в зятья забраковал, остался только настырный Петро-физрук. Вон они воркуют, голубки, в самом тёмном уголке зала, пока дед не видит. Надо усыпить бдительность деда, отвлечь разговором о войне. Начнёт вспоминать свои партизанские подвиги – обо всём забудет. Даже о правнучке. Способ надёжный, проверенный на практике и всем известный.

К деду Гузелю и направилась Маша, но присесть не успела – пригласили на танец. Потом Егор закружил её в вальсе.

И только в самом конце вечера, когда было объявлено последнее, «прощальное», танго, Костя подошел к ней.

Маша будто плыла под грустную музыку, она растворялась в пространстве, во времени. Она тонула в бездонных Костиных глазах, похожих на два омута перед грозой, таких же зеленовато-серых, но очень тёплых и совсем не опасных.

Смолкла музыка, Костя, продолжая держать руку Маши в своей руке, одновременно и прохладной и обжигающей, подвёл её к Егору, кивнул им обоим в знак прощания и смешался с выходящей из клуба толпой.

Не включая света, чтобы не потревожить бабку, Маша быстро прошла на свою половину, сбросила куртку, села на кровать и прижала свои холодные ладони к пылающим щекам. Рука, которую держал в своей руке Костя, пахла терпким и горьковатым «Шипром».

***

Этот запах стал для Марии самым любимым на всю оставшуюся жизнь. Именно его, модный тогда, дефицитный и очень дорогой мужской одеколон она потом дарила мужьям своих подруг на их праздники.

Но там был уже другой запах, не Костин.

Незабываемый запах «Шипра», незабываемая молодость.

Незабываемый пятый класс. Сколько же их было в её жизни, четвёртых и пятых, десятых и одиннадцатых? Сразу и не ответишь. Но этот пятый – особо памятный. Он был первым. Доверчивые, искренние, наивные дети! Маша была их классным руководителем, любила их, и они платили ей тем же.

– Марь-Петровна! С днём рождения!

– Мы купили подарок! В уценённом магазине.

– Смотрите, здесь вот бабушка сидит на пороге и корыто стоит.

– Корыто было сломано, наверное, Колька уронил, пока нёс.

– Марь-Петровна! Вы не расстраивайтесь, мы корыто уже склеили, нам Колькин батька помог.

Этот сувенир, фрагмент из сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке», сделанный из папье-маше, Мария хранит до сих пор, хотя корыто, как ему и положено по сказочному сюжету, опять разбито, а старуха превратилась в пыль. Да и то сказать, возраст у неё, у пушкинской старухи, теперь должен быть более чем почтенный, если даже тогдашняя Маша сегодня тоже уже старуха.

***

Мария включила ночник, посмотрела на часы. Скорее бы утро, что ли. Встала, накинула тёплый халат, достала резную шкатулку. Это подарок последнего выпуска Марии, предпенсионного. В ней, очень вместительной, хранятся помещённый в полиэтиленовый пакет тот самый памятный подарок-сувенир, пустой флакон из-под одеколона «Шипр». И ещё маленький флакончик из-под польских духов с многообещающим названием «Быть может». Он тоже давно пустой, но Мария хранит его как память о том незабываемом дне своего рождения.

Глава 8

Свои дни рождения Маша не любила. В детстве их отмечали только взрослые, а гости после второй рюмки напрочь забывали о виновнице торжества. Маме приходилось бегать от стола праздничного к столу кухонному, папе – развлекать гостей. В общем, зря родители устраивали для неё этот праздник, лично ей он не был нужен. Были ли детские столы в пору её детства? Возможно, были. Она об этом ничего не знает.

В студенческую же пору Маша покупала сладости и устраивала комнатное чаепитие в общежитии.

Но теперь чаепитием с хозяйкой не обойдёшься, потому что прознало-таки село про тот день, когда Маша на свет появилась. Да и сама Маша уже отметилась на дне рождения своей подруги Люды, пришла её очередь. Негоже скрягой выглядеть. Что же придумать-то? Как организовать?

А пока Маша терзалась подобными мыслями, всё придумала, продумала и организовала её хозяйка. Приготовила студень, натушила картошки с мясом, сделала творожную запеканку, достала из погреба солёных огурчиков-помидорчиков, мочёных яблок, бутыль вишнёвой наливки трёхлетней давности и скомандовала:

– Кличь своих гостей!

Маша «кликнула».

***

Сколько потом было этих дней рождения! Были юбилеи, их отмечали в дорогих ресторанах, столы ломились от яств; была даже японская кухня. Но такого тёплого, домашнего, уютного праздника в жизни Марии больше не было. Никогда.

***

Первым пришёл, конечно же, Егор и передал бабке матерчатую сумку, в которой оказалось два кольца вкуснейших в мире домашних колбас и шмат розового аппетитного сала. Это подарок от матери. Свой личный подарок: коробку конфет и парфюмерный набор, состоящий из крема и духов «Сирень» – вручил без всяких церемоний.

По-хозяйски оглядев «чистую» половину, Егор аккуратно переложил тетради и книги со стола на кровать, поставил его на середину комнаты, что-то прикинул, взъерошил волосы и вышел во двор. Вернулся с ещё одним столом, коротко бросив удивлённым бабке и Маше:

– Надо чтобы всем места хватило.

Столы накрыли домоткаными скатертями с вышитыми по краям какими-то диковинными птицами: не то короткохвостыми павлинами, не то длиннохвостыми гамбургскими петухами. Они вышиты самой бабкой. Но если учесть, что бабка не только видом не видывала павлинов или гамбургских петухов, но и слыхом о них не слыхивала, значит, это просто её мечта о выведении нового вида домашней птицы, воплощённая в вышивке.

Лавки, заменявшие стулья, застелили половиками, тоже домоткаными. Предусмотрительный Егор, взявший на себя ответственность за оформление «банкетного зала», ещё вчера выбил из них всю пыль.

«Меню» составляли бабка и её кума Фаина, они же занимались и приготовлением блюд. Частенько бабка и её кума бывают «в контрах», потом мирятся, причина «конфронтации» никогда не разглашается. Маша подозревает, что к моменту примирения они её и сами уже не помнят.

Почему-то всегда в самый последний момент оказывается, что что-то забыли купить. Машин день рождения не исключение: оказалось, что забыли купить майонез и томатную пасту. Егору бежать было не с руки, он здесь всем нужен. Отправили никому не нужную Машу.

Магазин находился недалеко, но дорога напоминала каток. Именинница, проклиная гололед, майонез, томатную пасту и свой день рождения, кое-как доскользила до сельской торговой точки. Однако на этом злоключения не закончились, ей предстояло взять ещё один барьер – высокое, обледеневшее магазинное крыльцо. И как ни осторожно ступала Маша, на самой верхней ступеньке всё же поскользнулась. С отчаянным криком «Ой, мамочка!», она полетела с крыльца и едва не грохнулась вниз головой. Но чьи-то крепкие руки прервали этот опасный полёт.

– Мадемуазель, не торопитесь падать! – спаситель ловко подхватил девушку, бережно поставил на землю и, бросив взгляд на её модные сапожки на высоченных каблуках, удивлённо присвистнул:

– Ну и ну, как вы ещё до магазина добрались в этакой красоте да по такой гололедице?

– Костя? Это вы? – почему-то сразу севшим голосом спросила Маша, будто желая убедиться, что это не сон и что перед ней, действительно, Костя!

– Узнали? – улыбнулся он.