По лабиринту памяти. Повести и рассказы

Нет, совсем ничего не понимает Костя в происходящем…

Через два года Валька поступила в ГГУ на филфак (кто бы мог подумать!), приезжала на праздники домой, летом ездила в стройотряд. Она первая в селе, поправ древние устои, надела брючный костюм, а летом полола грядки в одном купальнике, что, по мнению даже и не очень-то старых людей, было вершиной неприличия.

На все осуждения Валька, изобразив ужас на своём (кстати, очень похорошевшем) лице, отвечала одной и той же фразой:

«Ах, Боже мой! Что будет говорить княгиня Марья Алексевна?» (филфак-таки!) – и смеялась, весело и озорно.

Она ходила в кино, на танцы, но ни с кем из парней не заводила отношений более тесных, чем дружеские. Причину этого знал только Костя.

А потом Валька приехала домой с мужем, с тем самым Аликом, и стала для всех Валентиной. К тому времени брюки в селе носили чуть ли не все девушки, грядки пололи в купальниках дочери даже самых ярых сторонников патриархальных устоев, а Костя давно уже простил ей не только белые носочки, но и тот злополучный сеанс, когда она села с девчонками.

Они стали взрослыми.

Всё изменилось.

Не изменилось только прежнее отношение Вальки, теперь уже Валентины, к нему, Косте.

Она, по-прежнему, его опекает, она, по-прежнему, спешит к нему по первому зову, даже если этот зов беззвучен.

Валька-Валентина! Как же ты вовремя!

Впрочем, ты всегда знала, когда появиться

Глава 10

Валентина вошла в комнату, присела на краешек дивана и потрепала Костю за волосы:

– Подъём! На сборы пятнадцать минут, идём в гости.

Костя тряхнул головой. В гости так в гости – всё лучше, чем диван давить. Он, даже не поинтересовавшись, куда они пойдут, быстро собрался. По дороге Валентина объяснила, что идут они на день рождения к одной девушке, Костя её не знает, подарок для неё у Валентины есть.

Свёрток с подарком был увесистым.

– Книги? – спросил Костя, хотя и так видно было, что это они.

Ну, понятно, книги от Валентины. А ему что подарить имениннице?

Валентина умела читать Костины мысли, поэтому, не сговариваясь, они направились к магазину.

Теперь и у Кости есть подарок для новорожденной – пробивная подруга вырвала «из-под полы» самый что ни есть, по словам продавщицы, дефицит. Продавщице Костя не доверял, но правоту её слов подтвердила Валентина, и он успокоился. Теперь в кармане Костиной куртки уютно покоится миниатюрная коробочка, в которую помещён изящный флакончик с умопомрачительным ароматом и с загадочным названием «Быть может». Польские духи.

Дорога заняла не более двадцати минут, но чем ближе подходили к дому, тем тревожнее становилось у него на душе. А перед калиткой эта самая душа вообще ушла в пятки. Он догадался, кто родился в этот день! Что делать? Не идти? Но как объяснить это Валентине?

Вот это уже было что-то новенькое. Костя, всегда уверенный в себе Костя, душа любой компании и предмет воздыханий не одной особы роду женского, стоит с душой в пятках?!

– А, будь что будет! – с отчаянием обречённого решил Костя и вслед за Валентиной шагнул через порог.

Как ни странно, войдя в хату, он как-то сразу обрёл себя, стал опять сдержанным и слегка ироничным. Как и полагается, поздравил именинницу, пожелал всего того, что принято желать молодой девушке в такой день, вручил подарок и отошёл в сторонку.

Как и Косте, Маше тоже удалось справиться с собой. Разве что только глаза стали блестеть чуточку ярче да улыбка не сходит с лица. Ну, так улыбаться ей сегодня даже необходимо – её день, как-никак. Вежливо поблагодарила Костю за подарок, сказала, что очень рада его видеть. Всё правильно, стандартный набор слов радушной хозяйки. В общем, Маша собой была довольна. Пушкин тоже был бы доволен Машей, ведь сейчас она следует его совету. «Учитесь властвовать собой». Нет, если я ему не нужна, значит, и он мне тоже не нужен. Теперь я буду властвовать собой! А это всё пройдёт, пройдёт со временем. Быть может…

Вон он стоит, разговаривает о чём-то с Валентиной, даже улыбается ей! Хотя нет, зря я злюсь, что он улыбается Валентине, она уже замужем. Пусть уж лучше ей улыбается, чем незамужней пионервожатой Раисе. Боже, чём это я? Да пусть он улыбается, кому хочет, мне-то какое до этого дело! Я и думать-то о нём не стану!

Господи, только бы чаще видеть его улыбку! Неужели это любовь?

– К столу, все к столу! – раздалась команда Егора, решившего на правах Машиного друга и родственника хозяйки взять бразды правления в свои руки. Весёлая суматоха, и вот все заняли места. Маша оказалась между Валентиной и Егором, так скомандовала бабка:

– Родичей у тебя тут нет, Егор и Валентина теперь тебе самые близкие, потому что они мои внуки, а ты мне теперь, навроде, как дочка.

Так по воле бабки генеологическое древо Марии претерпело изменение – русская по национальности, сибирячка по рождению,

она становится наполовину белоруской.

Бабкину речь завершил дружный хохот и гомон – каждый желал поздравить Машу с только что приобретёнными, «навроде, как племянниками».

И веселье начало набирать обороты. Вишнёвая наливка, разлитая сначала по бутылкам, а теперь по чарочкам, оказалась ох как хороша!

«До чего же душевно поют! В Сибири тоже поют, но как-то не так. Сколько шуток, добрых и очень забавных. А уж пожеланий-то мне отсыпали щедрой мерой! Вот, если все сбудутся? Нет, пусть сбудется то, которое от Валентины, там что-то про любовь взаимную до скончания века. Или света? Нет, кажется, всё-таки века. Ну, надо же, вспомнить не могу, как это там дословно. Надо будет записать. Какие они все милые, я их всех люблю, очень-очень! Сейчас схожу за вишнями и скажу им об этом. И принесу блокнот, буду песни записывать. Ой, а чего голова закружилась? Наверное, душно здесь. Выйду на кухню».

Косте досталось место наискосок от Маши. Как ни старался он не смотреть на неё, девушка почему-то всё время попадала в поле его зрения.

Маша ничего не пила, почти ничего не ела, только время от времени прихватывала ложкой из блюдца вишенку.

Странно как-то лакомится наша Мария Петровна, очень странно, подумал Костя. Консервированные вишни стоят на столе в баночках. Почему она ест из блюдца, ведь из баночки брать скользящие ягоды гораздо удобнее? Кстати, а откуда она накладывает их в это блюдце? Банка-то с консервированными вишнями, что стоит прямо перед ней, совершенно не тронута?

И вдруг, как молнией шандарахнуло – чёрт побери! наливка!

Вишни закончились. Девушка, прихватив пустое блюдце, направилась в кухню. Костя вышел следом за ней.

– Мария Петровна, позвольте полюбопытствовать, где ягодки берёте?

– Вот здесь, – простодушно ответила Маша и показала на стоящую в углу бутыль.

– Ну, и как они вам?

– Вкуснятина! – она даже зажмурилась, демонстрируя высшую степень наслаждения.

Но хмель уже забродил в организме, совершенно не подготовленном к его приёму. Маша пошатнулась и уселась на лавку, глядя на Костю ничего не понимающими глазами.

– Значит так, – произнёс Костя, встряхивая бутыль перед её лицом и постучав по стеклу согнутым пальцем.

– Это – нельзя! Мария Петровна, вы меня слышите? Это – нельзя! Этот хмель похлеще спирта будет! А теперь одеваться – и на воздух! На воздух! Вы всё поняли?

Маша поняла всё. Она поняла, что этот наглый Костя (а какой же он ещё, если заставляет её, Машу, постоянно думать о нём?) отобрал у неё вкуснятину! Ему что, Машиного покоя мало?

– Отдай ягоды! – насупив брови, приказала девушка, перейдя на «ты». Топнула ногой. – Отдай, кому говорю?!

Ошарашенный Костя протянул ей бутыль: