Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Дело было в деревне, и всё, что я могла сделать – это ввести его в наркоз, чтобы снять судороги. Пока бежала по сугробам до ветаптеки, кабинет которой находился в помещении фермы, котёнок несколько раз неосознанно рвался из рук и истошно вопил, – выглядело это так, будто я его мучаю или пытаюсь задушить.

В наркозе он пробыл сутки, на вторые – впал в кому, а на третьи умер, так и не придя в себя. Мне запомнилось, как из его ушей линяли отодектозные[21 - Отодектоз – ушная чесотка.] клещи в виде белых, отлично видимых на чёрной шерсти точек. Так и вижу, как медленно и верно клещики собрали свои микроскопические чемоданчики и понуро устремились на поиски нового хозяина, словно цыгане или гастарбайтеры, – прочь из уже непригодных для жизнедеятельности ушей.

Даже сейчас, при всём нынешнем богатом арсенале, с аппаратами МРТ, КТ, ингаляционным наркозом и новыми методиками оперирования головного и спинного мозга, тяжёлые травмы, несовместимые с жизнью, часто заканчиваются летально…

* * *

– Со щенком приехали, – слегка запыхавшись, оповещает Аля, будто сама тащила сюда сбитого электричкой пациента, прямо от железнодорожного полотна.

– Зови, – коротко бросаю ей, протирая стол.

…Трое – два парня и разукрашенная до безобразия девушка с копной фиолетовых волос – заносят щенка. У него отрезан хвост – оголённые хвостовые позвонки и шерсть вокруг испачканы кровью – и, похоже, лёгкая черепно-мозговая травма.

– Он в шоке, – выношу вердикт я и добавляю: – И надо ушить культю хвоста. И обследовать его на внутренние повреждения. – И после некоторой заминки: – Сейчас примерно скажу, сколько это может стоить…

– Вы что, не можете полечить его бесплатно? – с наездом, нагло, спрашивает девушка, повышая голос с первых слов. Судя по имиджу, она принадлежит к субкультуре «Винишко тянь[22 - Винишко — своеобразная субкультура молодых девушек и парней с короткими стрижками и яркими волосами. Тянь – уменьшительно-ласкательный суффикс из японского языка; ошибочно употребляется в значении «девушка».]».

История стара, как мир: люди думают, что их миссия состоит исключительно в том, чтобы донести животное до клиники, а там уж, конечно, со всех сторон к нему сползутся бесплатные медикаменты и те врачи, которые и подлечат, и пристроят, и насчитают плюсиков к карме за, так сказать, душевную добротищу пришедших. Врачи эти обязаны быть профессионалами и должны питаться исключительно воздухом. На худой конец – солнечной праной. В идеале – родиться такими. И, самое главное, они должны быть абсолютно лишены гена алчности, подобно пресловутому доктору Айболиту.

– Серё-о-ож! – зову на помощь. – Сколько будет стоить всё это? На вскидку?

– Ну… – говорит он, бегло осмотрев щенка. – Он бездомный. Можно прооперировать со скидкой, по дневному тарифу…

О, это было бы идеально для обеих сторон!

– Вы не понимаете! – вдруг взрывается девушка, не разделяя нашего участия и глядя возмущёнными глазами сквозь оправу больших очков, в которых нету стёкол. – Мы уже принесли его сюда!

– И что? – требую продолжения я. Мы же пытаемся идти навстречу!

– Вы бессовестные! – выдаёт она новый аргумент, потрясая в воздухе прекрасно наманикюренными руками. К слову, о приоритетах…

– МЫ бессовестные? – я удивлённо поднимаю брови кверху, и это отнюдь не наигранная реакция. Да Вы, девушка, прям дипломированная нахалка!

– Усыпляйте! – вдруг выдаёт она, наскакивая на меня боком.

– Мы усыпляем только безнадёжных, – скрипя зубами, отвечаю ей, отступая на шаг.

Щенок в сознании, вполне адекватный. Возможно, обошлось без внутренних повреждений. Вывести из шока, ушить культю хвоста, надеть воротник на шею, – вот что ему надо. Помимо адекватного куратора, конечно.

– Так давайте сделаем, будто бы он безнадёжный, – девушка пытается договориться об убийстве!

«Чо?» – насмешливо парирует ей мой внутренний голос.

Это напоминает про случай, когда мерседес сбил мальчика на пешеходном переходе. Уже на следующий день белую зебру закрасили и убрали дорожные знаки, будто их там и не было.

– Он не безнадёжен, и я не стану его убивать, – подвожу черту я. – Извините.

– Ах так! – и далее следует угроза: – Да я про вас ТАКОЕ в интернете напишу! Про вашу клинику! И про вас!

Интересно, что? «Врач отказалась убивать»? Это, вообще, как? А должна была? Дайте ссылочку на документ, вдруг у меня и правда есть священное право кого-нибудь грохнуть просто так! Руки иногда так и чешутся! Умиляюсь подобным наездам.

– Посмотрите туда, – хладнокровно я указываю на камеру видеонаблюдения. – Все ваши угрозы записываются. Нам бы очень хотелось вам помочь, но, по всей вероятности, это невозможно… Этой собаке нужен куратор.

Девушка ещё какое-то время быкует, но фраза про камеру видеонаблюдения заметно сбивает с неё спесь. Пока один из парней тащит её по направлению к выходу, а девушка делает вид, что активно сопротивляется, другой забирает щенка со стола, гнусно пробубнив:

– Да пошли, обратно его отнесём.

И все они стремительно исчезают, оставив горькое послевкусие от своего визита. Внутри ощущается мерзкий осадок и нечто, похожее на чувство вины. От белоснежного лотоса не остаётся ни лепесточка.

Есть такое незыблемое правило: не можешь помочь сам – пройди мимо. Вместо того, чтобы перекладывать проблемы на других людей, просто не берись за то, что тебе не под силу!

– Что? Это? Было? – вопрошаю в отчаянии от того, что ничем не смогла помочь щенку. Похоже, этот вопрос звучит риторически.

– Пойду рентген котёнку сделаю, – вместо ответа Серёжа отлучается к стационарнику, а Аля невозмутимо говорит:

– Зову дристунов? Они давно уже сидят: пропустили экстренных вперёд.

– Назначения с собой? – нетерпеливо вытягиваю руку, чтобы быстрее начинать набирать шприцы для струйного вливания жидкостей. Переключаться приходится быстро. Ещё и бордос маячит где-то на задворках памяти.

– Из другой клиники, – Аля разводит руками, что означает: это не повторники, и придётся разбираться с самого начала. – Там никаких назначений не дали.

Пока она зовёт людей, я грустно осознаю, что стала циничной – это хуже всего. Прям как Варвара.

…Два парвовирусных[23 - Парвовирусный энтерит – высококонтагиозное вирусное заболевание собак с тяжелым течением.] беспородных щенка, неделю лечатся в другой клинике. Один – уже практически овощ: обезвожен до безобразия, лежит на боку.

– Шансов почти нет, – говорю про него очевидное. – Единственное, что может помочь – это переливание крови от переболевшего донора. Ещё нужно сделать полный анализ крови, но… он может не дожить до результатов.

Хозяйка – молодая, грустная женщина – понимающе кивает головой. Пока я ставлю внутривенные катетеры обоим щенкам, которые умещаются на одном столе, она звонит кому-то по телефону: и рука, и голос дрожат. Поочерёдно вливаю щенкам растворы, для снятия обезвоженности, наблюдая за состоянием.

Аля стремительно убегает в холл с кварцевой лампой и вешает на входную дверь предупредительную табличку с красным глазом. Парвовирусный энтерит очень заразен, и сам вирус живёт в окружающей среде около трёх лет, так что я мысленно хвалю Алевтину за проворство. Пусть холл сейчас немного покварцуется, а ночью-то мы основательно всё отдраим… Поставив кварц, Аля прощается с нами и, зачем-то извиняясь, уходит, – её смена закончилась.

Через двадцать минут в холле клиники громко хлопает дверь и, минуя кварц, в кабинет врывается женщина с огромной московской сторожевой овчаркой:

– Доноры! Мы доноры! – кричит она с порога и, запыхавшись, запоздало здоровается со всеми нами: – Здрасьте.

Никогда ещё доноры не находились так быстро.

Провожу их в другой кабинет – доноры не должны контактировать с вирусными животными, даже если они привиты или переболели тем же самым. Конечно, после переболевания парво заболеть второй раз надо ещё умудриться – слишком злой вирус вырабатывает стойкий, пожизненный иммунитет, но, тем не менее, таковы правила.

Накладываю на толстую собачью лапу жгут и в три больших шприца с антикоагулянтом[24 - Антикоагулянт – препарат, предотвращающий свёртываемость крови.] сливаю с терпеливого огромного донора шестьдесят миллилитров ценнейшей крови. Конечно, с такой собаки можно было бы слить и два литра, но я жадничаю не сильно, – по одному шприцу достанется щенкам, а третий убираю в холодильник. Донор, так и не понявший, почему его выдернули из дома в глубокую ночь, с забинтованной лапой бодро уходит из клиники, уволакивая бегущую следом хозяйку.

Кровь от переболевших парвовирусной инфекцией доноров настолько ценная, что для котят сыворотку или плазму из неё замораживают в инсулиновых шприцах – и этой дозы, сделанной хотя бы дважды, вполне хватает для борьбы с жестоким вирусом. Для щенков доза, конечно, идёт побольше.

Третий шприц я собираюсь так и разбодяжить, оставляя его отстаиваться, но не успевает он даже остыть, как приходит ещё один щенок, такой же безнадёжный: кровь, вперемешку с кусками слизистой оболочки кишечника выливается их него огромной лужей. Такая стадия парво означает, что шансов почти нет.

– Вам крупно повезло, – говорю я, – у нас как раз сейчас есть кровь от переболевшего донора. Соглашайтесь на переливание.

– У меня не очень много денег, – и женщина – хозяйка щенка – начинает плакать.