Истории-семена

Юная царица оказалась не так проста и покорна, как подумалось ему при первой их встрече.

Недобрые слухи, точно злосчастные вороны, кружили над белым градом не один добрый десяток лет. Невинное дитя, в руках которого оказалась власть после внезапной кончины родителей? И так уж невинно оно было? Да и кем, собственно, были родители? Цари–колдуны? И разве может безвинная дева сохранять юность лет без особых секретов, когда с момента её совершеннолетия минуло не меньше девяти десятилетий?

Рэйнер не хотел слушать эти нелепые россказни. Зависть – единственная истина и ехидный создатель кривотолков. Если бы царицу уличили в колдовстве, то давненько бы разожгли большой костёр на главной площади перед дворцом.

Но дело-то в том, что горожане любили свою правительницу. Даже больше. Её чтили едва ли не наравне с Творцом, а чёрные домыслы лились на белый град грязными помоями из щедрых ушат правителей-соседей. Очень уж им была не по нраву гордячка Леола, дерзко отвергшая послов владык всех земель Староземья, не желавшая ничьего монаршего сватовства.

«Народ тёмен, даже короли и те не все не знают грамоты и счёта, – так рассудил Рэйнер, – вот по невежеству и приписывают царице многие лета, дабы очернить её в глазах мира».

Но так ли невинна была Леола?

– Ждёшь меня, рыцарь? – раздался за спиной сэра Рэйнера насмешливый голосок. – Уж продрог, небось. Вон, какой туман над Саял поднялся.

Она пришла, не убоялась ни слухов, ни приличий. Стройная, высокая, в струящемся платье цвета сумерек и в плаще, наброшенном поверх плеч, точно отрез ночного неба. Её длинные волосы, схваченные ободком золотой диадемы, тревожил прохладный ветер, поднимавшийся от поверхности реки.

– Я готов и дольше ждать, ради встречи с вами, госпожа.

– Вот как, – в её сладком голоске промелькнула досада. – А известно ли тебе, сэр рыцарь, что толкуют обо мне по всему Староземью? Ведомо ли тебе, кем кличут и ругают ту, что стоит пред тобою в данный миг?

Не смутился Рэйнер. От природы добрейшей души, но притом доблестный воин, посмотрел он прямо в глаза той, что стояла на камне подле него. Туман скрывал быстрые воды реки, наступая на берег, его змеиное тело струилось по белым камням, по ногам мужчины и женщины, стремясь поглотить всё пространство меж землёй и небом.

– Я не склонен доверяться всяким дурным наветам, госпожа. Слово без доказательств – всего лишь пустота. Другое дело – меч. Выстоит ли слово против меча?

– Слова бравого воина, – холодно отозвалась царица.

В лунном свете, да и в дневном её лицо светилось нежной юностью. Но если Леола плакала, глаза её оставались сухи, если смеялась, холод и безразличие отражали лазурные очи. Бесстрастной и ледяной казалась она, но горожане чтили её не за бесчувственность. Диво ли, дать смелый отказ всем претендентам на свою руку, да ещё и суметь притом оградить белый город от разорительных войн, в коих не было недостатка Староземью. Даже, если царица и была колдуньей, в том суеверный, но преданный народ видел благословение, но не проклятие.

– А что, если всё – правда? – кокетливо поддразнила рыцаря Леола. – Царица, ради встречи с которой ты продрог до костей, на самом деле колдунья, которой невесть сколько лет. Что тогда, сэр Рэйнер?

– Но разве такое возможно?

– Смотри.

Без раздумий красавица сбросила плащ и бесстрашно ступила в хладные воды Саял. Туман, словно обрадованный любовник, тут же обволок её стройное тело.

– Постойте, госпожа! – воскликнул изумлённый рыцарь. – Воды утянут вас. Зачем? Вы промокнете.

– Смотри, сэр рыцарь, смотри и ни во что не вмешивайся, – строго велел голос Леолы.

Шаг за шагом Саял вбирала в себя платье и его носительницу. Вот уж над туманной поверхностью реки стали видны узкие плечи, тонкая шея да голова Леолы. Намокшие волосы змеями окружили царицу в воде. В страхе замер на камнях сэр Рэйнер, не в силах шевельнуться, взирал он на речную гладь.

Ещё мгновение и голова с царственной диадемой скрылась под толщей воды. Но тут же чудесный небесный свет родился в недрах Саял. Он пульсировал, он трепетал, креп и вскоре разлился по всей реке ярчайшей лазурью. И в том свете различил рыцарь женский силуэт – совершенство парило в водном чреве, словно птица в небесных просторах. Ничто не сковывало движений Леолы, она летала в речном небосводе, свободная от одежд и условностей.

Видение взволновало и приковало к себе взор смущённого Рэйнера. Он знал, он поверил. Но если та, что милее всех на свете, колдунья? Что ему теперь с этим делать?

Рыцарь отшатнулся от водной кромки. Нет, только не она. Только не она!

– Ты напуган, рыцарь? – усмешка рассыпалась мельчайшим эхом по водной поверхности. – Царица, ради которой ты промёрз в ожидании, оказалась той, кого жаждут согреть все костры Староземья. И что же? Каковым будет твой выбор? Острый меч или факел в руке, которым ты первым же и разожжёшь подо мною костёр?

Прикрывая руками глаза, сэр Рэйнер наугад пятился, рискуя подвернуть ногу или того хуже, шею. Словно молитву или тайное заклинание бормотал он одно и то же: только не она, только не она, только не она.

– Разве так страшно полюбить колдунью? – насмешливый, но холодный как недра Саял звенел голос царицы. – Отчего смертному мужу так претит допустить в сердце ту, что стоит выше мирских законов, но ближе к законам духов? Или смертный муж так горд и надменен, и для его тщеславия величайшая услада – муки несчастных дев на острие пламени?

Леола величаво выходила из ласковых вод реки. Лазурное сияние волшебства угасло и тёмное, маслянистое тело Саял, укрытое белёсой дымкой, опять приняло ночную безликость. На юной деве вновь был её наряд цвета сумерек. Когда изящные стопы царицы взошли на белую твердь камня, платье и волосы тут же высохли, будто и не бывало чародейского купания.

– Дай мне ответ, сэр Рэйнер, – настаивала Леола, она подобрала плащ и водрузила его на плечи. – Ответь по чести – страх, проросший репейником в твоём сердце, призывает тебя взять в руки меч? Либо же малодушие – причина того, что ты прячешь взгляд – страстно нашёптывает тебе о надёжном огне факела?

Её слова, обретшие гнев и обиду пощёчиной пришлись на Рэйнера. Он прекратил отступление вслепую и рискнул отнять от лица руки. Пред ним стояла Леола, юная и прекрасная, ничто в её облике не выдавало злостную колдунью, коварную чародейку. Бравый воин, повидавший колдовства достаточно и принявший участие в чудовищных сражений столько, что и самому было трудно упомнить все, в эту ночь спасовал.

– Не желаю я вашей гибели, госпожа, – дрогнувшим голосом ответил Рэйнер, прямо смотря в лицо колдунье. – Но и оставаться в белом граде долее не могу.

– Испугался, бравый воин?

– Нет, зла в вас я не вижу, хоть природа ваша и далека от человеческой. Но славный воин, доблестный и правый во всех своих деяниях, справедливый в суде чести, умудрился влюбиться в колдунью, чьё сердце зачерствело от злобы за сотню лет!

– Так вот, что тебя тревожит, – задумчиво произнесла Леола. – Не злоба охватила моё сердце ледяными тисками, а тоска. Если бы была я злой, входила бы в хладные воды Саял каждую третью ночь полной луны? Не прихоть то, но необходимость. Пока юность хранит моё тело от старости и тлена, не падёт белый град, не овладеет его стенами враг, хоть численностью он будет подобен саранче. А если не падёт град, целы и здоровы будут мои подданные. Колдовство моё во славу белого града исходит. Саял даёт мне чары, а я передаю их граду. В том и есть моя вина.

– Это многое объясняет, но всё ж вы та, кто есть, – с горечью отозвался рыцарь. – Но может, вы способны отказаться от колдовского дара?

– Ради чего? – изумилась царственная дева.

– Ради сердечного тепла, ради любви, которая будет согревать вас, пока вы не состаритесь и не отойдёте к Творцу.

– Пустое, славный Рэйнер, – вздохнула Леола. В тёплом лунном сиянии её глаза блестели. – Я не могу этого сделать. Я родилась такой и в своё время покину этот мир таковою. Но если бы тот, кто был мне мил, и кому я была бы по сердцу, сам захотел…

– Что? – Рэйнер подался вперёд, крохотный светоч надежды затеплился в его душе.

Но Леола будто уже простившись с ним, повернулась спиной, обращая лицо к туманной Саял.

– Что возможно сделать, госпожа? – отчаянно повторил он свой вопрос, не смея коснуться даже краешка её платья, но страстно жаждая вновь видеть царские очи.

– Саял знает мою тайну, – донёсся до его слуха её вкрадчивый голосок. – Я не могу отринуть дар, который мне передался по крови, но обладаю силой разделить чары с избранником сердца. Для того нужно ему без тени сомнений погрузиться в беспросветные воды Саял и принять колдовскую власть реки.

– Но если я сделаю то, о чём вы просите, если я войду в реку, утрачу ли человеческую душу? – содрогнулся рыцарь.

– Не совсем, – спокойно отвечала Леола. – Река излечит все старые раны и сотрёт все следы великих войн, что носит твоё тело. Саял мудра, она не высушит тебя, не разорвёт и не наполнит твои лёгкие водами. Река-хранительница благословит тебя, но только, если ты на самом деле чист помыслами и готов отринуть былую жизнь, ради жизни новой.

– Что ж, если так, я готов пойти на сделку с колдовством, если это дарует мне место подле вас, – горячо заверил Рэйнер царицу.

– Тогда ступай и ничего не бойся, и ни о чём не жалей, сэр Рэйнер, – тихо произнесла дева и отступив в сторону, дала путь рыцарю.

Встретив безмятежный взгляд её тёмных глаз, Рэйнер более не раздумывал и смело вошёл в воду по шею. Задержав дыхание, он скрылся под тихой гладью Саял.

Чуда не произошло. Лазурь не вспыхнула и не окрасила собою воды реки. А рыцарь так и остался в колдовских объятиях обманчивой Саял.

Леола ещё немного постояла у самой кромки воды, а затем неспешно направилась к городской стене. Ещё один неудачник, самоуверенный вояка, вздумавший перехитрить саму Саял. Сколько их было за девять десятилетий и сколько ещё будет. И каждый мнил себя первым, кто сможет заполучить дар бессмертия.

Ещё чего. Не река давала царице долгую юность, напротив, Леола каждую третью ночь полной луны смывала с себя старость древними, послушными лишь ей водами. И Рэйнер, и другие рыцари, входя в Саял после царственного омовения, дряхлели и обращались в прах в мгновение ока, принимая на себя года чародейки. Остальным же Саял вреда не несла в иные дни и ночи.