Веселый Роджер

Замолкаю, так как не ожидал услышать столько злости и обиды.

– Ты, видимо, со своей Верой последние мозги растерял, оторвись от ее сисек хоть на минуту и оглядись, прежде чем мне с наездами звонить. Да я лучше завтра из страны свалю, чем буду потом свои кости гипсом сращивать. Ты соображаешь, с кем собрался конфликтовать?

– Твой отец одобряет такой подход? Или он тоже бегает и прячется при первой угрозе?

– Папа сказал отступиться и не лезть во все это. Ты пойми, Белов, не телефонный это разговор, но… Это проблемы Костикова. Не твои и не мои. Нас они не касаются, мы пешки. Там завязаны совсем другие деньги и другие люди. Нас просто в расход пустят. Анатолий Петрович просил передать, чтобы ты взял калькулятор и умножил на четыре, а потом перезвонил ему. Это твой последний шанс.

– Идите вы оба к черту! – Я кладу трубку. Гребаный трындец! И что же делать?

Костиков взял меня к себе в «Континент», невзирая на образование. Закончил-то я захудалое училище по специальности художник-постановщик в театре, и то с огромным трудом. В то время день-через день в припадках бился. Костиков заступался перед заказчиками, лично ездил на объекты, когда я по больницам мотался после очередных приступов. Денег мне дал. Много дал, мне тогда нужны были сильно на «Трудерму». Папа помог, но не хватало. Хотя бы кисти рук и шею прооперировать, иначе противно со мной за руку здороваться было клиентам: вдруг проказа какая.

Босс одолжил сумму при условии, что пять лет на него работать буду. Разглядел во мне что-то, тащил на себе первые проекты, когда я только вливался да ошибался сплошь и рядом. Не поступлю я так с ним. Пишу Костикову: «Я с вами». Он отвечает смайлом: большой палец.

Надо хорошенько подумать, что делать. Возле дома опять эти твари на черной бэхе. Стоят напротив подъезда, выжидают. Хорошо, что девочек я отвез к Вере, не нужно с ними светиться.

Увидев меня, Анатолий Петрович выбегает, но я лишь качаю головой. Страшновато, если честно, но ведь не пристрелят же. Много чести захудалому дизайнеришке.

– Виктор Станиславович, вы, кажется, не узнали меня? Идете мимо, не здороваетесь, – говорит он почти вслед.

Я оборачиваюсь.

– Узнал, как же. Потому и мимо иду. Опять искушать станете? – усмехаюсь. – С памятью у меня пока всё в порядке, документы по-прежнему не теряются, пальцы на лишние кнопки «удалить» не нажимают.

Он смеется, будто шутка удалась, показывает большой палец, услужливо открывает дверь, предлагая сесть.

Я снова качаю головой:

– Дико извиняюсь, но очень спешу. Работы много в «Континенте»: лучшие дизайнеры бегут, как крысы позорные, кому-то надо проекты доделывать.

– Да забудьте вы про «Континент», через пару месяцев о нем никто не вспомнит, как и о его преданных сотрудниках. – Анатолий Петрович подходит ближе, улыбается. – Ваш вопрос, Виктор Станиславович, решится с вами или без вас. – Он протягивает мне брошюру с «Трудермой». Мать его, откуда они знают?! – Вы-то в курсе, куда деньги потратить можно, и уж лучше многих других, – говорит как бы с намеком.

Справки обо мне навели, значит. Интересно, какой источник информации использовали, вроде бы я везде прикрыт?

– Про четверку мне передавали, я услышал. Если надумаю, обязательно перезвоню. О существовании экспериментальной синтетической кожи в курсе, но спасибо за заботу.

Беру из его рук брошюру, сминаю и сую в задний карман, иду в подъезд. Сердце колотится, будто готовлюсь принять спиной удар. Надеюсь, Костиков знает, что делает. Сказал, что прорвемся, что у него есть план и чтобы я ему верил. Пока еще верю, но уже на грани. Особенно теперь, когда есть что терять.

Дома я включаю компьютер, подсоединяю Canon, чтобы перебросить сегодняшние снимки и обработать: Арине срочно нужна новая аватарка для какого-то конкурса в соцсети. На почте обнаруживается новое письмо от Кустова. Надо же, давно о нем слышно не было. После несостоявшегося выступления на празднике мамы приуныл парень. Арина говорила, весь вечер грустил. Вере написывал, как здоровье, интересовался, не нужна ли помощь. Она не отвечала. Пусть едет к ней домой, если хочет, Вера-то все равно у меня спрятана. А сюда пусть только сунется.

Я открываю вложение и отшатываюсь.

Шепчу ругательства, даже со стула соскакиваю, неудачно, налетаю на подлокотник, едва удерживаюсь на ногах, но роняю на пол мышь и какие-то бумаги – все это от неожиданности. Черт. Кустов прислал целую пачку их с Верой совместных фотографий. Из семейного, бл*дь, архива.

Надо удалить, но, видимо, в порыве добить себя, я зачем-то рассматриваю. Все еще стою, забывая о том, что можно сесть в кресло. Неудобно, но это лишь придает изысканности моменту медленного самоуничтожения.

Ничего такого на самом деле. Если вы думаете, что там могла быть домашняя порнушка – от Веры не дождешься. Просто он ее обнимает, а она его, вдвоем делают селфи, целуются. То она его целует, прижимается, то он ее. Счастливые такие, влюбленные. В домашней одежде на постели валяются, на кухне в его квартире оба в передниках. Кустов ведь тоже, сука, повар недоделанный якобы. Варит что-то, видимо, ужины ей романтические. Ножки ее фотает, Вера прикрывается и смеется. Хватает ее за грудь через пижаму – на фото попал момент. Хорошо, что вышло смазанно, но рассмотреть можно. Я с досадой отмечаю, что отлично знаю эту пижаму. Но ведь не станешь же просить девушку полностью сменить гардероб? Не думал, что меня будет заботить, что снимаю с нее то же белье, что и он до меня.

Что же так больно стало, будто измена. В прошлом же все у них, не спит Вера сейчас с ним. А смотрю на фотки, и кажется, что передо мной будущее, что вернулась она к нему.

А, вот эти, похоже, я им делал. Узнаю свой почерк. Блин.

Женщины ведь запросто прощают измены? Мать прощала дяде Коле несколько раз, я точно помню. Плакала, страдала, но через неделю все делали вид, что ничего не было и он не присунул своей очередной секретарше. Кустовы – все как на подбор: лишь бы баб побольше отыметь, а мозг у них включается уже после траха. Наверное, я бы тоже мог таким стать, если бы потеря концентрации в моем случае не обещала море боли. Наверное, я ничем не лучше…

Господи, ну почему я не могу с ней, а козлина этот может?! У него даже сейчас, когда он втоптал ее в грязь, унизил, возможно заразил смертельной болезнью, больше шансов трахать ее, чем у меня! Ну когда же я расплачусь сполна за тот свой роковой поступок с Настей?! Будет ли конец этому?!

В письме одна фраза: «Белов, уйди в сторону по-хорошему».

Я медленно сажусь в кресло, перевожу дыхание. Отвечаю: «Не в этот раз».

В ответ: «Она мне нужна, Вик. Дело жизни и смерти…»

Кто б сомневался. Вот только не одних твоих уже. Читаю дальше:

«…Просто уйди и дай ей самой выбрать. Иначе сопли сам себе вытирать будешь. Я хотел по-братски разобраться».

Никуда я не денусь, даже и не надейся.

Кустова в бан. Пишу Вере: «Ты в меня уже влюбилась или как?» Она отвечает быстро, в ту же минуту: «По уши, Белов». И веселый подмигивающий смайлик.

Ну что ж, посмотрим, какие испытания способна пережить твоя любовь. Артёма ведь ты тоже любила. Интересно, кого из нас больше? Вон как ластишься к нему на фотографиях.

Перед тем как удалить, еще раз пересматриваю каждую, запоминаю детали. Занимаюсь мазохизмом, не иначе, но почему-то кажется, что я должен это видеть и запомнить.

Вера же мне сразу понравилась, в тот самый первый вечер, как Кустов привел ее знакомиться на очередной идиотский показушный праздник родителей. Я подумал тогда: скромная хорошая девушка, с достоинством, гордостью. Симпатичная. Разглядывал ее украдкой. По Вере сразу видно, как надо себя с ней вести, держаться в рамках, стараться. Это подстегивает. И Кустов, черт бы его побрал, старался, на себя похож не был, обходительный такой, услужливый. Мама ахала, наконец-то блудный сыночек влюбился в хорошую девочку и остепенился.

«Белов, я тебе в любви только что впервые призналась, ты вообще заметил? Давай хоть отпразднуем это». И смайлик. Сообщение от Веры.

Я улыбаюсь и удаляю письмо от Артёма. Иди ты к черту, Тём, не до тебя и твоих утопических фантазий о моей женщине. Надо сосредоточиться и решить, как помочь Костикову в его войне, не угробив при этом собственную карьеру. И придумать, как отпраздновать очередную Верину капитуляцию передо мной – неотразимым, бл*дь, красавчиком.

Глава 29

Вера

В последние дни ей постоянно страшно за этого упертого барана. Уговаривала отступить, отказаться от участия в суде. Не хочет. Пусть не берет деньги Марата Эльдаровича, раз совесть не позволяет, но хотя бы не будет привлекать к себе внимание этих опасных людей. На Костикова давно нет надежды, еще месяц назад стало понятно, что он ловко юлит и специально каждый раз уходит от прямых вопросов. Но Белов уперся: своих, дескать, не бросаем. Он обещал, видите ли, и точка.

Роль его маленькая, но Вик собирается отыгрывать ее до конца, хотя сам понимает, что от него мало что зависит. В последнем телефонном разговоре послал Марата Эльдаровича… мм, туда, куда мужчины традиционной ориентации не ходят. «Континент» тонет, заказов нет и не предвидится, большинство работников написали по собственному, иски сыплются, будто прокляли, с каждой неделей появляются новые недовольные.

Хорошо, что сегодня Вера и Вик улетают в Сочи, хоть несколько дней проведут в относительном спокойствии.

День предстоит насыщенный. Чтобы все успеть, пришлось настойчиво будить Белова в десять, после чего он еле сполз с кровати, так как лег около шести – доделывал очередную фотосессию. Тома просила поспешить, а то последние сроки поджимают. Всю ночь пялился на обнаженные тела в увеличенном масштабе, редактировал изъяны.

Итак, сначала они ненадолго заедут к Кустову, затем в парк – фотографировать девичник одногруппницы Арины, следом в больницу за результатами последнего анализа на ВИЧ и, наконец, в аэропорт.

Зачем к Кустову? Нужно забрать остатки вещей и золотую рыбку. Это подарок племянницы, а она скоро приезжает. Да и сколько можно оттягивать визит? Через пару месяцев похолодает, а у Веры ни сапог теплых, ни шапок – всё во встроенном шкафу Артёма лежит, если не выбросил еще. Но сказал, что нет.

Вера бы лучше купила новые вещи и солгала девочке, что рыбка погибла, но Маринка в разговоре по скайпу настойчиво спрашивала про Марти, и Вик зачем-то сказал: «Заберем». Он проблемы не увидел, как и всегда готов помочь, сделав при этом даже то, что ему неприятно. А ему неприятны Верины встречи с Артёмом, что является действительно большой проблемой, потому что мысленно Вера уже начала собираться за Белова замуж…

Вик выбил ее имя на шее, потом отвез к себе домой, показал медкарточку, чтобы ознакомилась с тем, как он жил до нее, какие препараты принимал, как часто случались эпизоды и с каким финалом. Чтобы не выдумывала себе чудес. Карточка, вероятно, будет расти в толщину, хотя он и далеко продвинулся за последние годы. Все еще готовый уйти в сторону, если Вера испугается. Кретин.