Ход убийцы. Cобрание сочинений в 30 книгах. Книга 29

– Мы не потеряли бы полчаса времени, – заметил я, – и вы не потеряли бы половину моего доверия к вашим словам, если бы сразу рассказали, что взяли наличные деньги. Не такое уж это безумное желание – плясать на нарезанной бумаге.

– Сара, – пробормотал Хузман. – Она говорила, что это безумие, но раз в жизни можно быть безумным…

– Согласен с ней, – вежливо перебил я. – Не могли бы вы теперь, признавшись в ужасном пороке, рассказать все с самого начала – и правду?

* * *

Еще полчаса спустя я, как мне кажется, действительно смог с точностью до одного часа восстановить ход событий. Погубило господина Хузмана и его друзей не желание сплясать на миллионах (тут я их, пожалуй, мог понять, хотя сам в подобных обстоятельствах ограничился бы разглядыванием суммы прописью, написанной на чеке), нет, их погубил случай – то обстоятельство, что миллионы свои они получили в пятницу и, следовательно, до воскресного утра вынуждены были жить с ними в одной квартире. Точнее – в двух: свою долю, потоптав ее ногами, господин Хузман забрал с собой.

Утром в субботу Михаэль, как он это обычно делал, спустился на улицу, чтобы несколько раз обежать вокруг квартала. Он не вернулся ни через час, ни через два, Сара не находила себе места, а в полдень позвонил неизвестный, сообщил о похищении и назвал сумму выкупа.

Я обратил внимание на то, что похитители ни словом не упоминали Хузмана – требовали они четыре миллиона и полагали, видимо, что все деньги находятся у Сары с Михаэлем.

Впав, естественно, в панику, Сара пошла к Хузману, благо жили они недалеко друг от друга. Почему-то женщина вбила себе в голову, что похитители прослушивают телефонные разговоры (интересно, как?) – ведь они запретили сообщать в полицию и, следовательно, должны были каким-то образом проконтролировать выполнение этого требования.

Бедняга Хузман, который, должно быть, в одиночестве пересчитывал свои два миллиона, с приходом Сары впал в тихое отчаяние – не потому, что под угрозой оказалась жизнь единственного друга, а по другой, тоже естественной, причине: впервые в жизни заполучив столько денег, он вынужден был с ними расстаться.

Процедура передачи чемоданов была обдумана вполне профессионально. В десять вечера в воскресенье Сара должна была подъехать на машине к перекрестку Цфирим. Там, кроме поворота на Гиват-Ольгу, начиналась узкая проселочная дорога, которая вела в сторону кибуца Тирас. По обе стороны дороги росли апельсиновые деревья и в это время суток практически не было ни машин, ни людей. Нужно было проехать два километра, удалившись от главного шоссе, и остановиться. Здесь дорога имела еще одно ответвление – вероятно, кибуц хотел проложить сквозной путь через апельсиновую плантацию на магистральное шоссе, но то ли не хватило денег, то ли изменилась ситуация. Как бы то ни было, колея, которую даже не заасфальтировали, через полкилометра упиралась в тупик. Вот сюда и должна была Сара доставить чемоданы с деньгами ровно в одиннадцать часов. Вытащить чемоданы из багажника, оттащить к апельсиновому дереву, стоявшему справа от колеи, оставить чемоданы и выбираться на дорогу задним ходом, поскольку развернуть машину здесь было невозможно.

И уезжать домой.

И – никому ни слова. Ни сейчас, ни в будущем. Иначе…

Что – иначе? Иначе господа похитители возьмутся не за Михаэля уже, а за дочь Симу. И без всякой возможности выкупа…

Хузман хотел поехать вместе с Сарой, но женщина отказала наотрез. Если похитителям не было известно, что деньги были разделены, то появление чужого мужчины неизбежно будет воспринято как нарушение договоренности. Как они будет действовать, предсказать невозможно. Начнут стрелять?

Собственно, они в любом случае могли начать стрельбу – об этом ни Сара, ни Хузман не подумали, а я не стал делиться своими соображениями. Действительно, женщина привезла четыре миллиона в глухомань, где на расстоянии нескольких километров нет ни одной живой души. Что стоило преступникам расправиться и с ней, а затем (или заранее) с ее мужем? Получить деньги и навсегда покончить со свидетелями.

То, что этот сценарий не был исполнен, наводило меня на мысль о том, что арабский след, пожалуй, не стоило принимать во внимание. Террорист, для которого жизнь еврея не стоит не только четырех миллионов, но даже и шекеля, непременно убил бы обоих. Впрочем, рассказ Хузмана наводил и на другую мысль, куда более простую…

Сара вернулась домой в час ночи, Хузман ждал ее, сидя у телефона и готов был уже, на все плюнув, звонить в полицию. Сима спала.

По словам Хузмана, войдя в салон, Сара лишилась последних сил и потеряла сознание. Ему пришлось приводить женщину в чувство, он не помнил, сколько это заняло времени, потом они пили кофе на кухне, Сара дрожала и вскакивала от любого шороха, ей было обещано, что мужа освободят немедленно, а время шло, и ничего не происходило. Телефонный звонок раздался в половине четвертого.

Приятный женский голос («Безек» умеет подбирать сотрудников) сообщил, что абонент желает говорить за счет принимающей стороны. Звонил Михаэль. По его словам, он находился на неизвестном ему перекрестке, похитители привезли его сюда, завязав глаза, высадили и умчались.

Михаэль прошел по шоссе несколько сотен метров до ближайшего указателя и обнаружил, что находится в семи километрах от промышленной зоны Башан в районе Ариэля. Здесь же был и таксофон…

– Стой на месте, – нервно приказал Хузман. – Я выезжаю.

Саре тоже не терпелось увидеть мужа, но Хузман резонно сказал, что тогда некому будет остаться с ребенком, а девочка может случайно проснуться… Он поехал один.

Хузман подобрал друга – тот стоял на обочине, одежда его была помята и в пыли. Вернулись домой и до утра сидели в салоне, перекидываясь ничего не значащими словами.

А утром еще нужно было идти на работу.

Работал Хузман в тот день из рук вон плохо – сказывалась не столько бессонная ночь, сколько мысль о том, что ему никогда не везло в жизни. Единственный раз стал миллионером и на тебе… Хотел ведь скрыть от всех свое счастье… Никто не знал… И нужно же было этому идиоту Михаэлю растрепаться… Сам погорел и друга потащил…

Господи, какой дурак…

* * *

– Ну хорошо, – сказал я, когда детали этой странной истории были мной разложены по полочкам. – От меня-то вы теперь чего хотите? В полицию вы обращаться не намерены, я вас верно понимаю? Да и чем сейчас поможет полиция? Вы поступили изначально глупо, взяв наличные деньги.

– Я хочу вернуть свою долю! – воскликнул Хузман. – Я готов отдать вам четверть… это полмиллиона шекелей… если вы придумаете и посоветуете мне, как вернуть деньги.

Мы уже полчаса сидели не за столом, а у журнального столика в углу кабинета – в низких креслах, где я обычно беседовал с особо почетными клиентами, когда нужно было создать обстановку непринужденности. Я достал из бара бутылку коньяка, пил мелкими глотками, обдумывая, как бы слупить с клиента обещанные полмиллиона, не отработав ни шекеля. Мне-то была ясна полная безнадежность этого дела. Я мог вообразить в уме сколь угодно хитроумную комбинацию по обнаружению тех, кто похитил Левингера, но это ни на шаг не приближало к возвращению денег. Похитителей мало было обнаружить, нужно было заставить их поделиться похищенным. К тому же, у меня имелось соображение, которым я не собирался делиться с клиентом, но именно оно заставляло сильно сомневаться в том, что Хузман получит назад свою долю. Доля Левингера Хузмана не интересовала – он желал вернуть свою. И при этом он категорически не желал вмешивать полицию, что было и вовсе глупо.

Все это я уже имел возможность объяснить Хузману, но он стоял на своем. Точнее, на своем стояли Сара с Михаэлем, которые до такой степени были напуганы угрозами негодяев расправиться с девочкой, что и мысли не допускали о возможности разглашения тайны.

На Хузмана было жалко смотреть. От коньяка его разморило, и он был похож на мороженое, растекшееся по дну вазочки. Не знаю, что сыграло большую роль в моем решении – вид несчастного или величина возможного гонорара.

– Пожалуй, – заявил я, – я соглашусь на ваше предложение: четверть выигранной вами суммы в случае, если я найду деньги раньше, чем полиция. В случае неудачи вы платите обычный гонорар – пять тысяч шекелей плюс расходы. И еще: я не сыщик, а адвокат. Для ведения расследования мне придется оплачивать услуги частного детектива.

– Да! – воскликнул Хузман. – Согласен!

– Это будет стоить немалых денег, – предупредил я. – А вы и без того лишились своих миллионов…

– Согласен, – повторил Хузман, но упоминание о потерянных миллионах все же навело его, видимо, и на мысль о необходимости экономии. На его лице отразилась быстрая игра мыслей, он что-то подсчитал, что-то сложил и от чего-то вычел, после чего сказал еще раз, будто точку поставил: – Согласен.

И, отрезая себе путь к отступлению, энергично кивнул головой.

Я вытащил из кармана коробочку сотового телефона и набрал номер Сингера. Ответил мне не рассудительный голос детектива, а вой полицейской сирены, который был слышен, видимо, на другом конце комнаты. Во всяком случае, Хузман вздрогнул и, выпрямившись, бросил на меня испуганный взгляд. Несколько секунд спустя сирена смолкла, и я услышал голос:

– Сингер слушает. Говорите.

– Ты поставил себе сирену? – спросил я.

– А, Цви, – обрадовался детектив. – Нет, это меня обогнала полицейская машина. Мчатся, как на пожар, не попасть бы им в аварию.

– Где ты находишься и в каком направлении движешься?

– Только что пересек перекресток улиц Жаботинского и Ибн-Гвироль, еду к себе.

– Очень удачно, – обрадовался я. – Если ты на следующем перекрестке повернешь не налево, а направо, то будешь у меня через десять минут и услышишь любопытную историю, которая даст тебе возможность заработать.

– Замечательно, – сказал Сингер. – Редкий случай, когда за истории еще и платят деньги.

* * *

Выслушав клиента, он уже не был настроен столь же оптимистично. Вопросы, однако, задавал быстро, не давая Хузману времени обдумывать ответы:

– Показался ли Саре голос преступника похожим на чей-либо?

– Н-нет… Она сказала, что голос был высоким и чуть гнусавым.

– Акцент?