Ход убийцы. Cобрание сочинений в 30 книгах. Книга 29

– Без акцента. Хотя она точно не уверена, возможно, был легкий арабский акцент.

– Михаэля все время держали в одном и том же месте, никуда не перевозили?

– Нет. В одном. Он говорит, что это, скорее всего, второй этаж. Примерно двадцать ступенек, точнее он не знает.

– И ни разу не сняли с глаз повязку?

– Ни разу. Он дважды пробовал и оба раза получал кулаком под ребра. Его ни на минуту не оставляли одного.

– Даже в туалете?

– Н-наверно… – Мысль о туалете, видимо, в голову Хузману не приходила, он представил себе друга сидящим на унитазе с повязкой на глазах и под пристальным взглядом похитителя, и картина эта вызвала у него нервный смешок.

– Ваш друг может описать похитителей?

– Н-не очень… Михаэль так перепугался, что… Я его понимаю, – пробормотал Хузман.

– Кому пришла в голову идея взять деньги наличными, чтобы поплясать на них?

– Н-не помню. Кажется, сначала об этом в шутку сказал Михаэль. Ни Сара, ни я не отнеслись серьезно, но потом, слово за слово… Идея и мне показалась, в конце концов… Я ведь никогда не видел столько денег. Даже десятой части…

– Вас могли ограбить по дороге из банка. Вас могли ограбить дома. Директор банка не пробовал отговорить Левингера?

– Пробовал, конечно. Но мы уже решили… Меня в банке, естественно, не было, я ждал в машине на улице и ехал за Сарой и Михаэлем до дома.

– Очень удачно. Не заметили ли вы чего-нибудь, что могло навести на мысль, что за машиной ваших друзей следили?

– Нет, мне и в голову… Сильное движение, я старался не отстать…

– Свою долю вы забрали сразу? Я имею в виду – после того, как поплясали?

– Да… Сложил в чемодан…

– Положили в багажник?

– Что вы! Рядом с собой на сидение. А дома – в шкаф.

– Сара ездила передавать деньги одна?

– Конечно… Ей ведь сказали, что, если заметят, что она кого-то… то сразу… Я предложил поехать с ней… или следом… но она отказалась. Я ее понимаю, но…

Закончилась пленка в диктофоне, и Сингер переменил кассету.

– Хорошо, – заявил он еще полчаса спустя. – Вы можете идти. Я буду держать адвоката в курсе расследования, а он будет связываться с вами. Предупреждаю – шанс обнаружить деньги близок к нулю.

– Понимаю, – пробормотал Хузман с несчастным видом.

– Поиск заметно облегчился бы, – продолжал Сингер, – если бы я мог опросить ваших друзей, особенно Михаэля. Пожалуй, я так и сделаю чуть позднее.

– Нет! – воскликнул Хузман, но его восклицание не произвело на Сингера впечатления.

– Желание клиента – закон, – сказал Сингер, пожимая плечами и бросая на меня быстрый взгляд. Он явно намеревался нарушить обещание, и мне было любопытно – под каким предлогом.

* * *

– Странная история, – заявил Сингер, когда за клиентом закрылась дверь. – Начну с того, что переговорю с директором банка. Потом съезжу на эту злосчастную апельсиновую плантацию. По сути, это единственное место, о расположении которого известно достаточно точно.

– Видимо, только потому, что там вряд ли можно будет обнаружить какие-нибудь следы, – заметил я.

– О! – воскликнул Сингер. – Похоже, наши мысли движутся в одном направлении. Ты думаешь, что…

– Просто эти Левингеры не хотели делиться с Хузманом двумя миллионами. И разыграли представление. По-моему, очевидно, что все, рассказанное Левингером, – фантазия.

– Я бы не сказал, что это очевидно, – покачал головой Сингер, – но есть достаточные основания полагать именно такое развитие событий.

– Твои соображения, – полюбопытствовал я.

– Смотри. Зачем Михаэль дал интервью? Он же понимал, что этим привлекает к себе внимание. Обычно лотерейные миллионеры оберегают свое инкогнито – им не нужны нуждающиеся родственники, зачем им просители, ищущие спонсоров и меценатов, зачем лишнее внимание соседей и всякой швали, наконец? Дальше. Дурацкая идея поплясать на деньгах. Идея, по словам клиента, была высказана не им, а Левингером. Далее. Само похищение. Ты прав, все это смахивает на дурной театр.

– Ты думаешь, что субботу и воскресенье Михаэль провел у каких-нибудь родственников?

– Не исключено, но маловероятно. Родственники могли проговориться в присутствии Хузмана, и тот, даже при его доверчивости, заподозрил бы неладное. Друзья отпадают по той же причине. Он мог съездить, скажем, в Эйлат и снять номер в гостинице – имея столько денег, он мог себе это позволить. А жена звонила ему и информировала о том, как развиваются события.

– Дочка… – начал я.

– Да, – перебил меня Сингер. – Это слабое звено. Она не должна была знать ничего. То есть – ничего вообще. Ни о договоренности надуть Хузмана, если такая договоренность имела место, ни о похищении, если Михаэля действительно кто-то похищал. В обоих случаях байка, рассказанная ей, по словам Хузмана, Сарой, вполне годилась. Любопытно, девочка тоже плясала на деньгах или ее к этой оргии не допустили, чтобы она не решила, что родители повредились в уме?

– Неважно, – заметил я, – у девочки информации не получить, это ясно. Значит, исходим из предположения о том, что Левингеры попросту решили не платить Хузману и разыграли историю с похищением, твердо зная, что Хузман не сможет отказать, если будет поставлен перед выбором: кошелек или гибель друга. Для этого нужно было, чтобы деньги были выданы Хузману наличными, иначе он должен был бы пойти в воскресенье в банк, и ему были бы заданы вопросы, а он, в отличие от Левингеров, куда более плохой актер. Он не смог бы скрыть «правду» о похищении, директор банка непременно позвонил бы в полицию… И так далее. Наличные намного упростили дело. И еще один аргумент – слабый арабский акцент похитителя.

– Ну, это тривиально, – махнул Сингер. – Это просится. О'кей. Пожалуй, шанс вернуть деньги не так мал, как мы изобразили Хузману, верно?

– Видишь ли, – сказал я, зевнув, – если бы я не сомневался в том, что похищение произошло в действительности, я бы не стал тебе звонить. Ты ж понимаешь, что, уплыви деньги на территории, шанс вернуть хотя бы агору стал бы равен нулю.

Сингер поднялся.

– Поеду к Левингерам.

– Хочешь сразу…

– Нет, сегодня я послежу за домом, посмотрю, как они будут действовать, составлю представление. А завтра нагряну с визитом. Деньги наверняка в квартире, перевозить чемоданы в другое место слишком рискованно, учитывая паблисити в газетах.

– Согласен, – сказал я. – Легкое дело, верно?

Странно, но у меня уже тогда было ощущение, что легкость эта – кажущаяся.

* * *

К вечеру странный клиент совершенно выпал у меня из памяти. И без него забот хватало. Позвонил старый знакомый Фарук Аджеми и начал плести несусветную историю о том, как строительный подрядчик со странной фамилией Макарозен не выплатил долг в размере ста семидесяти тысяч шекелей, и как теперь он, Фарук, из-за этого задолжал банку, и банк… В общем, обычная история, какие приключаются по десятку в день, но особенность состояла в том, что Аджеми был израильским арабом и строил для арабов в районе Рамле, а в компаньоны брал еврея, и всегда это обходилось ему, хотя и дороже, но спокойнее. Межнациональные отношения Фарука не волновали – он точно знал, что когда-нибудь в будущем Рамле вновь станет арабским, точнее говоря, – палестинским – городом.