33 – несчастье? Карибский кризис

Арсений, видимо, уловил, как я периодически поглядываю на его макушку.

– Слушай, а чего ты такой спокойный? Ты же тут ночевал, и неизвестно, когда домой?.. Не страшно разве?

– Зачем нервничать, Бог нам в помощь. Как говорил мой дедушка: «Чему быть, того не миновать, а двум смертям не бывать». Иисус Христос принял за нас смерть, а Бог посылает нам испытания, которые мы можем преодолеть. Все просто. Зачем эту жизнь усложнять?

– Это вас в институте такому отношению к жизни научили?

– Ну, почти, – засмеялся Арсений на мое замечание. – А ты, Павел, какой веры будешь?

– Я православный, – ответил я и для убедительности показал крестик на шее.

– Понятно, ты сам веру выбирал?

– Я с детства крещёный, родители выбирали, значит.

– А я вот тоже был сначала крещёным, но потом стал изучать свою родословную. Представляешь, оказалось, что в моём роду были евреи, но во время войны они всеми способами это скрывали. Даже фамилию сменили. Но я через архивы смог найти информацию. Вот ты знаешь, кем были твои прапрадеды?

– Честно сказать, кроме дедушки с бабушкой, я больше ни о ком в роду не знаю.

– Вот видишь, быть может, в традиции вашей семьи изначально тоже другая вера была. Это как с тестом на ДНК.

– А что с ним?

– Проводили исследование и опросили ярых националистов об их отношении к другим народам. Те сначала негативно высказывались в сторону евреев, арабов и африканцев. Затем провели анализ их крови. И что ты думаешь?

– Что? – я повернулся к Арсению вполоборота.

– Оказалось, что, по соотношению частиц в ДНК, ярый нацист – на восемьдесят процентов еврей. А убеждённый расист – на семьдесят процентов родом из Африки. Ты бы видел их лица, когда они это узнали. Что те, кого они так сильно ненавидят, и есть они сами. Удивительно, правда?

– Да, вот это поворот, прожил так человек с одним убеждением, а тут на тебе.

– Так вот и я, сначала изучил историю своего рода. Нашёл данные для подтверждения, затем переехал в Израиль и почувствовал, что мне эта вера ближе. А ты чувствуешь?

– Я… Да меня как-то никто об этом не спрашивал…

– Ну, вот, я спрашиваю, – Арсений улыбнулся доброй улыбкой. В свете лучей солнца, пробивающихся через витражи, он был похож на молодого Иисуса. Я почувствовал себя в храме на исповеди. Думаю, только в дороге мы открываем самые сокровенные тайны случайным попутчикам, подсознательно понимая, что больше мы никогда не встретимся, а значит, можно.

– Знаешь, Арсений… Если быть честным, то за последний год я узнал многое о традиции своего народа ещё до прихода Христианства. Раньше наши предки поклонялись другим Богам и связывали их со стихиями и природой. Мне кажется, в этом тоже что-то есть… – я замолчал, задумавшись, покосился в сторону китайской парочки. – Жаль, осталось мало сведений, но интуитивно я чувствую, что мы неразделимы. Сказки, поверия – ведь они сохранились. Мы всё также верим в домового и смотримся в зеркало, если вернулись, или присаживаемся «на дорожку» перед дальней дорогой. Спроси, зачем – объяснить не можем… Но интуитивно делаем, потому что это наше… Мама сказала, а ей бабушка. Так вот и я – объяснить тебе не могу, но чувствую.

– Это хорошо, значит, ты на верном пути, если ищешь, а не просто веришь на слово. Нужно доверять своим чувствам, своему телу. Иногда всё говорит об удачном решении ситуации, но ты чувствуешь подвох. Объяснить не можешь… Но чувствуешь… Это с тобой говорят ангелы шелестом своих крыльев. Доверяй им…

Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент в наш диалог вмешался вернувшийся Игорь.

– Идемте, я все разузнал!

На сообщение о завтраке проснулся и наш третий член команды, Максим.

– Ну что, где здесь кормят? – он вынырнул из-под своего одеяла, как кукушка из механических часов.

– Возьмите паспорта, билеты и ваучер на питание, – сказал Игорь, параллельно ведя переписку на телефоне. Видимо, разборка с женой у него продолжалась и сегодня, так как лицо его было сосредоточенным, и он периодически чертыхался.

Я встал со своего места и кивнул Арсению.

– Позже договорим…

Арсений кивнул в ответ.

– Слушай, Игорь, а обязательно нужно тратить этот ваучер на еду? – поинтересовался я у своего товарища.

– Не знаю, попробуй в магазине обналичить, вдруг получится, – сказал он и двинулся в сторону кафе.

Я же заприметил небольшой магазинчик с сувенирами и решил оставить себе на память маленькую Эйфелеву башню. Пускай, увидеть её не удалось, но по факту я провел в Париже целую ночь.

Взял со стеллажа статуэтку, раскрашенную в цвет французского триколора. С волнением подошел на кассу. Продавщица пробила на кассе цену статуэтки и с вопросом посмотрела на меня. Немного замешкавшись, я протянул ваучер.

– Хоть бы получилось, – я затаил дыхание.

– Пик… – статуэтка не пробилась.

Продавщица распрямила штрих-код и повторила попытку. Сзади на меня уже косилась длинная очередь ворчливых пассажиров с детьми.

– ПИК-ПИК! – датчик победно сработал.

– Отлично! – обрадовался я, ваучер работает.

Конечно, это была китайская игрушка, но память сохранит эти безумные приключения в парижском аэропорту надолго. И к моей коллекции статуэток добавится ещё одна со своей историей.

Гордый добычей, я купил в соседнем кафе сэндвич и лимонад. Сэндвич был пластмассовый, как из игрушечного магазина, а лимонад приторно сладким. Но голод не тётка, и я съел и выпил всё без остатка. За соседними столиками пассажиры уплетали свиные рульки в кисло-сладком соусе, шоколадные круассаны с ароматным кофе. Огромные бутерброды с ветчиной и сыром запивали красным вином. Пускай не такой шикарный завтрак, как у других за соседними столами, но мой завтрак украшала новенькая Эйфелева башня.

Максим был моряком танкера, и, из-за опоздания на корабль, авиакомпания изменила ему маршрут следования. Теперь он летел в Колумбию, чтобы там сесть на свой корабль.

Обнявшись на прощание, мы простились с нашим случайным попутчиком и товарищем по несчастью. Это очень странный момент, когда ты расстаешься с людьми, с которыми пережил яркие эмоции. И вроде бы не война, и бомбы не взрывались рядом, и пули не летали над головой, но лишения, эта неопределенность, сплотили нас и сделали ближе. Эти трудности заставили нас забыть о конфликте наших государств. Здесь, на чужой земле, мы стали друг для друга близкими людьми и держались вместе.

Мы пообещали найтись в социальных сетях, оба понимая, что это всего лишь дань уважения, правило хорошего тона. Но я был четко уверен, что больше мы никогда не встретимся с Максимом.

– Арсений, мне пора, – я протянул руку в знак прощания.

– Уже… Так быстро? Вот видишь, всему своё время… – сказал Арсений, пожимая мою руку. По его глазам было видно, что он хотел сказать что-то ещё, но Игорь за моей спиной сбил его порыв.

– Бог тебе в помощь, Павел. Даже если ты в него иногда не веришь, он ВСЕГДА верит в тебя…

Я поблагодарил Арсения за житейскую мудрость и пожелал поскорее добраться домой. Ведь его рейс снова перенесли на неопределённый срок. О его дальнейшей судьбе мне ничего неизвестно.

К сожалению, жизнь людей в аэропорту – это не единичные случаи. Как, оказалось, есть даже свои рекордсмены. Например, иранский беженец Мехран Карими.

Мехрану из-за политических взглядов и участия в забастовках иранские власти аннулировали гражданство и изгнали из страны.

Он начал искать политического убежищ в Великобритании. Дорога в Великобританию лежала через Францию. По дороге у него украли дипломат с документами. Прибыв в аэропорт Шарля де Голля, выйти оттуда он уже не мог, пограничники не выпускали Мехрана без документов. Сначала его даже арестовали, но позже выпустили в терминал, где он и прожил целых 18 лет… Быть может, на тех же лежаках, где сидели мы…