Машинист

– В ящике возьми молоток и клинья. Найдешь течь – устраняй. Да, и перчатки нацепи, а то ошпаришься.

Старлей сориентировался быстро и, надев утолщенные рукавицы, взяв инструмент, побежал на смотровую площадку паровоза. Найти пробоины не составило труда – из них хлестал кипяток вперемешку с паром, и все это вылетало под давлением. Клим опять закрыл регулятор и насколько мог понизил давление пара в котле, дав товарищу возможность залатать дыры. Через некоторое время в будку вбежал старлей, держа в руках мокрую одежду. Его торс и лицо были в красных пятнах от попавшего на него кипятка.

– Все сделал, – бросая на пол одежду и срывая рукавицы, сказал старлей.

– Молодцом! – восторженно воскликнул Клим, подкачивая мазут в топку.

– Немец снова нас потерял, – улыбаясь, проговорил старлей.

– Похоже на то, – приободряюще подтвердил Клим.

Начало светать, красный свет стал медленно проникать в будку паровоза. Старлей начал тереть глаза и промаргиваться, думая, что это от кипятка, попавшего на лицо. Ведь ночь только началась.

– Не рановато ли светает? – сказал он невзначай.

Клим оторвался от топки и кинулся к окну. Местность была объята красным заревом, и все вокруг стало отчетливо видно.

– Осветительные ракеты! – крикнул Клим, открыв регулятор на большой клапан. – Вон он заходит, – увидев вверху бомбардировщик, продолжал говорить он старлею.

Скорость поезда была большой, и до следующего захода самолета они вывели поезд из освещенной зоны. Бомбы вновь упали рядом, разлетевшиеся осколки стали пробивать обшивку вагонов.

– Осколки по вагонам летят, – крикнул старлей. – Только не в вагоны, подорвут один, взлетит весь поезд.

– Еще одной такой подсветки не переживем, разбомбят, – проговорил Клим.

Впереди показалась лесная просека, которую недавно прорубили для укладки железнодорожного пути. Делали это на скорую руку, так что деревья росли в двух метрах от рельсов, по которым шел поезд. «Хорошее место», – подумал про себя Клим и произвел экстренную остановку.

– Отцепляй паровоз и жди меня возле поезда! – сказал Клим старлею.

– Ты что затеял? – непонимающе спросил старлей.

– Есть мысль, не теряй времени, действуй!

Старлей, спрыгнув с будки, побежал к расцепному рычагу тендера. Перекрыв концевые краны тормозных рукавов и дернув за рычаг, он махнул рукой, дав команду ехать вперед. Клим тут же открыл регулятор, и паровоз, отцепившись от вагонов, устремился вперед. Проехав километр, Клим стал шерудить трубой в топке, периодически подкачивая мазут, тем самым создавая максимальный выхлоп искр из трубы. Он уводил как можно дальше бомбежку от поезда, принимая огонь на себя. Нужно было заставить пилотов поверить, что поезд уничтожен. Взрывы стали вновь раздаваться вблизи паровоза. Клим добился своего, самолеты летели за ним. Проехав вперед еще пять километров, он остановился, открыв шуровку, начал мешать горящие угли от пропитанных мазутом шпал. Таким сигналом он словно приглашал самолеты «зайти в гости». Как только послышался гул, Клим закрыл шуровку, перевел реверс назад и открыл регулятор на малый клапан, и паровоз потихоньку поехал назад, возвращаясь к поезду. Скорость увеличивать было нельзя, а то опять посыплются искры из трубы, и маневр не удастся. Бомбардировщик скинул весь запас имеющихся бомб, которые сдетонировали практически одновременно. Раздался взрыв такой силы, что на секунду Климу показалось, будто паровоз подкинуло, оторвав от рельсов, и все стекла в будке разлетелись на маленькие осколки.

На самом деле взрывной волной подбросило Клима, и от места управления паровозом он отлетел к стенке тендера. Сильно ударившись, он упал на пол без сознания.

Яркие лучи солнца осветили поезд, паровозная бригада, зажмурив глаза от попадания прямых лучей света, прибывала на свою станцию, в город Саратов. Клим перед долгожданной встречей с любимой по привычке стал подавать гудком паровоза знакомые сигналы.

– Теперь закрывай регулятор и тормози, – сказал Климу Иваныч, который сидел на месте помощника машиниста.

– Иваныч, ты живой? – с большим удивлением спросил Клим.

– А что мне будет, – со свойственным ему спокойствием ответил Иваныч. – Закрой регулятор и тормози, – опять настойчиво повторил он.

Но Клим не реагировал на его слова, продолжая ехать с той же скоростью, подавая сигналы. На путь приема поезда выбежала Катя и, махая рукой, с восторженной улыбкой побежала навстречу.

– Леша, тормози, – настойчиво говорил Иваныч.

Клим, увидев Катю, высунулся из окна будки и стал махать рукой ей в ответ, продолжая ехать. А девушка все так же бежала по железнодорожному пути навстречу прибывающему поезду.

– Леша, тормози! Ты задавишь ее, – с беспокойством продолжал говорить Иваныч.

Алексей никоим образом не воспринимал его команды, а лишь смотрел вперед и ехал навстречу Кате. И как только она подбежала вплотную к поезду, пытаясь броситься под паровоз, Иваныч что есть мочи закричал: «Клим!»

Алексей обернулся посмотреть на него и увидел рану в груди, из которой хлестала кровь. Иваныч вытянул вперед перепачканные в крови руки, показывая ладонями жест «стой».

– Тормози!

От этой картины Клим очнулся, вскочив, он машинально в ту же секунду закрыл регулятор и перевел ручку вспомогательного тормоза паровоза в крайнее положение, создав максимальную силу прижатия колодок к колесным парам. Раздался неприятный скрежет металла, паровоз в мгновение остановился, не доехав до поезда два метра, а Клима от инерции опять откинуло к тендеру.

В будку паровоза забрался старлей и, видя, как Клим пытается подняться, помог ему, прислонив спиной к стенке тендера. Старлей начал что-то говорить, спрашивать о чем-то, но Клим не понимал его, наблюдая лишь движение его губ. Из правого уха Алексея текла кровь, и лишь звук в голове, так похожий на гул пикирующего бомбардировщика, заполнял все его сознание. Клим с трудом поднялся, подошел к своему месту управления паровозом, выглянув из окна, осмотрелся.

– Сцепляемся, – невнятно проговорил Клим.

Отпустив тормоз паровоза, с малой скоростью произвел сцепление с вагонами. Старлей без подсказок соединил тормозные рукава и открыл концевые краны между тендером и первым вагоном. Зарядив тормозную сеть поезда сжатым воздухом до установленного давления, они возобновили движение.

Ехали молча, преодолевая километры, мимо разъездов, стертых с лица земли. Изредка на обочинах наблюдались искореженные прямыми попаданиями бомб вагоны. Клим пристально смотрел за стрелкой скоростемера, то закрывая регулятор, то открывая его вновь. Просто, спокойно, как учили, делал свое дело. Ведя поезд вперед сквозь кромешную тьму, он напрочь потерял ориентацию как во времени, так и в пространстве, и лишь только эта темная ночь окутала весь необъятный мир. Шум в голове постепенно затихал, и стали слышны знакомый стук колес и треск дров в топке паровоза, даже свист ветра, который врывался в разбитые окна будки.

– Будь здоров, – сказал Клим в ответ на чихание старлея.

– С возращением! – радостно воскликнул старлей. – Я уж думал, оглох совсем.

– Нет, не совсем. В правом ухе еще гудит, а в целом нормально. Где едем?

– Да кто его знает, темень вокруг.

– Твою же мать! – крикнул Клим и дернул ручку крана, остановив поезд.

– Что случилось? – взволнованно спросил старлей.

– Закрытый семафор проехали.

Только Клим собрался спуститься осмотреть паровоз, как в будку ворвался человек в военной форме и взволнованно начал говорить:

– Выручайте, товарищи железнодорожники!

– Кто вы такой? – с привычной интонацией задал вопрос старлей.

– Полковник Иночкин, командир истребительного полка. Мой полк стоит под станцией Солодча, самолеты без горючего. Состав из семнадцати цистерн здесь, на разъезде. От бомбежки произошло уширение колеи, и паровоз, тянувший этот поезд, сошел с рельс, чтобы поднять его, нужно много времени, а у меня там самолеты как мишени стоят. Выручайте, братцы, тут всего пятнадцать километров.

– Что это за разъезд? – пытаясь разобраться, спросил Клим.

– Захаровка! Ну что, братцы, не оставите в беде?

– На перегоне подъем крутой, можем не вытянуть, – смотря в режимку, объяснил Клим.

– Надо рискнуть, цена очень высока. От самолетов груда металла может остаться, да и нам здесь долго находиться нельзя.