Кваздапил. История одной любви. Окончание

– Помню, потому и звоним. У нас есть приметы, довольно точные. Не может быть, чтобы такой тип больше нигде не засветился, участковый его по-любому знать должен. – Я оглянулся на внимательно слушавшую сестренку и закрыл дверь перед ее носом. Вечером Захар перемудрил, рисуясь перед Машкой, в какой передряге побывал. Грабитель оказался всего один, хилый, но борзый. – Живет наверняка где-то рядом, невысокий, черноволосый, короткостриженый, но главное – левая бровь разбита, обожжена или покусана. Рана старая, с такой приметой для органов человека найти – раз плюнуть.

Прохор помог. Местный участковый подтвердил наличие неадеквата с такой внешностью в нашем же дворе, однако у парнишки есть справка, что он псих, и никто с ним не связывается. Мне по сети пришло фото, я переслал Захару, он подтвердил, что да, именно этот.

Прохор по телефону сказал:

– Осталось решить, как воздействовать на тварь со справкой, которой плевать на мои корочки и форму. – Он помолчал. – Конечно, есть вариант…

– Говори.

– Мне нужно знать: на что ты готов пойти ради сестры?

В последнее время у меня появился проверочный вопрос. Если не знаю, на что решиться, надо спросить себя: а что бы сделал или сказал Гарун? Если хочу быть мужчиной, которым сестра гордится, а девушка вроде Хади восхищается,

только это будет правильно.

– Я готов на все.

Глава 4

– Эта.

Прохор остановился у покрытой дерматином двери. Подбитое ватой полотно полосовали ряды шляпок обойных гвоздиков, в темный подъезд слепо таращился залепленный жвачкой глазок. И это не мы его залепили. Достатком здесь не пахло. Как и порядком. Дом был старым, двухэтажным, с деревянными перекрытиями. У нас такие шестнадцатиквартирники звались сталинскими бараками, хотя жилье внутри очень даже хорошее, полноценное, – со всеми удобствами, одно- и двухкомнатное. По данным участкового в однокомнатной под номером четыре проживал с матерью-алкоголичкой искомый субъект.

Квартира находилась на первом этаже, и в окно, когда мы подходили, виднелось, как внутри работает телевизор, какой-то музыкальный канал. На экране мелькали машущие руками фигуры, ритмичный речитатив доносился даже на улицу. Однако стоило людям в форме войти в подъезд, как внутри все утихло.

Нас было четверо: я, Прохор и еще двое полицейских, друзья сержанта. Столь же молодые и безбашенные, они согласились сразу, а вот участковый в авантюре участвовать отказался. Зато он снабдил нас информацией.

Машенька ждала результатов во дворе, у песочницы. В детали ее не посвящали. Если что-то пойдет не так, то ее показания мне помогут. В любом случае, они выступят смягчающими обстоятельствами. Мне не хотелось брать сестру с собой, но Прохор настоял, только она сможет опознать телефон, если найдем, и сразу уничтожить то, ради чего все затевалось. Пришлось согласиться. Действительно, не нужно, чтобы снимки видел кто-то еще. Теперь одетая в джинсы и наглухо застегнутую куртку Машка нервно мерила шагами детскую площадку и, надеюсь, делала выводы на будущее.

Хадю в тонкости операции не посвящали, зачем лишний раз нервировать? Все же она как-то почувствовала, что мне предстоит нечто опасное и даже, возможно, судьбоносное. Когда мы уходили, она так смотрела…

В сумке сестренки я оставил запечатанный конверт. Как в плохом кино: «Передать родителям в случае, если меня отправят за решетку». Там вкратце описывалась ситуация с Хадей и просьба помочь ей в мое отсутствие. Родители поймут. Одновременно я надеялся, что до этого не дойдет, и по возвращении конверт будет уничтожен.

Один полицейский остался снаружи у выходивших на улицу окон кухни и комнаты, а я с Прохором и уже знакомым Антоном, который был с ним ночью на вызове, встали у двери в квартиру.

Прохор нажал кнопку звонка. Ничего не произошло. Скорее всего, звонок не работал. Выждав, сержант постучал.

– Анастасия Парамоновна?

В ответ – та же тишина, что лишь прикидывалась мертвой. Но кто-то же выключил телевизор?

– Анастасия Парамоновна, откройте, это полиция. Нужно задать пару вопросов. Много времени не отнимем. Анастасия Парамоновна!

– Ее нет.

Голос за дверью был молодым, и мы довольно переглянулись.

– Аркадий? – спросил Прохор.

– Чего?

– Открывай, Аркаша. Всего два вопроса, и мы все, включая тебя, продолжим заниматься своими делами.

– Рустамыч здесь?

– Участковый не с нами, но про твою волшебную справку он нам рассказал.

Через дверь донеслось:

– Спрашивайте.

– Было бы это для соседских ушей… – Прохор устало понизил голос, – мы бы уже спросили. Но промолчим. Это в твоих же интересах.

– А не пойти бы вам?..

Сержант перевел взгляд на меня:

– Не откроет. Готов?

Я кивнул. Мы такой расклад оговаривали. Никто и не надеялся, что сразу откроют. Еще повезло, что часами ждать под дверью не пришлось, пока парень откуда-нибудь вернется. С другой стороны, тогда проще было бы его брать.

Но получилось то, что получилось, и в силу вступил заготовленный план. Прохор вновь заговорил громко:

– Прощай, Аркаша, мы сделали все, что могли. Сам виноват. Вопросы в любом случае тебе задаст оставшийся молодой человек, и у него тоже справка. – Сержант подмигнул мне: сказал, мол, как договорились, а если не клюнет, выкручивайся сам. – Теперь по твоему желанию разговор пройдет без свидетелей. Если припрет, полицию ты звать не будешь, это же западло для крутого пацана, правда? Ну вот, а соседи, кто услышит шум, встанут не на твою сторону, потому что всех в округе уже задолбал безнаказанностью. Приступай Саня.

Прохор с Антоном вышли из подъезда, а я поднес к рассохшемуся косяку специально прихваченный с собой маленький гвоздодер. Стальной язычок влез в щель в районе замка…

Надавить я не успел, дверь отворилась сама. Невысокий парнишка едва не сбил меня, норовя проскочить, но я среагировал, и мы, борясь, рухнули на пол. Снаружи на помощь уже мчаились полицейские. В открытый подъезд было видно, как с детской площадки едва не бросилась к нам Машенька, но через пару шагов остановилась.

Парня, которого я крепко держал, общими усилиями вернули в квартиру. Мамаша отсутствовала, это порадовало – не придется ничего объяснять, хотя объяснения на такой случай у Прохора имелись. Он встал напротив беглеца, скрученного ремнями:

– Сейчас с тобой говорю я, но если не сговоримся, говорить будет он. – Последовал кивок в мою сторону. – Без нас. Справка против справки, сечешь? И уйма свидетелей, что из двоих ты урод, а он ангел в овечьей шкуре. Теперь угадай, что нас всех, кто к тебе пришел, объединяет? – Прохор указал на меня и приятелей-полицейских.

Аркаша не был настроен на конструктивный диалог.

– Менты поганые, – буркнул он.

Антон пнул его между ног. Тот скорчился, зло прошипел:

– За все ответите!

– Мы всегда за всех и за все в ответе, профессия такая, – уведомил Прохор. – Кроме того, что мы ответственно относимся к жизни, у всех нас есть сестры. А в телефоне, который ты отобрал во дворе у парнишки в бейсболке, имеется что-то очень-очень важное вот для его сестры. – Последовал еще один кивок в мою сторону. – Наш товарищ хочет сделать все по закону. То есть, он готов, чтобы мы его арестовали за убийство сразу, как только он тебя прирежет. Даже если справка почему-то не поможет, его будут судить за преступление, совершенное в состоянии аффекта со смягчающими обстоятельствами. Он, повторяю, готов, и ты это увидишь, если посмотришь ему в глаза. – Прохор выждал паузу, чтобы сказанное улеглось в мозгах парнишки, привыкшего к вседозволенности. – Я почему-то уверен, что ты бежал от нас не из-за какого-то старого телефона. Почему бежал – я даже не спрашиваю, я спрашиваю, где тот телефон. Аркаша, все просто, как дважды два четыре: отдай – и свободен. Не отдаешь – остаешься с этим товарищем, а мы пойдем вызывать катафалк.

Аркаша упрямо молчал. Прохор вздохнул:

– Саня, он твой, приступай. Нам выйти или вначале подержать говнюка для удобства?

Видимо, в моем взгляде гуляли сомнения, иначе парнишка не чувствовал бы себя спокойно. Все правильно, глаза – зеркало души, а душа всегда против насилия. Но есть такое слово – надо. Гарун бы не сомневался. Я должен сделать то, о чем объявил, иначе я не мужчина. Иначе никогда мне не быть достойным такой девушки, как Хадя.