Наперегонки с Эхом

– Совершенно верно, – сказал старик, – мало того, «Нимбус» и «Гелбу» значительно чаще встречаются в Истинных Именах рыбаков, нежели скажем земледельцев. Народная мудрость уже открыла то, что я пытаюсь постичь столько лет. Но для меня это было только началом. Эти довольно грубые примеры подтверждали, что мой метод работает. Его достоинство в том, что я работаю сразу с тысячами Имен, и этим застрахован от каких-то случайностей, как если бы я работал только с одним объектом. Сейчас мне удалось выяснить гораздо более тонкие вещи. Я распределил руны по группам, нашел часть взаимодействующих пар, вывел правила ослабления и усиления. Когда я закончу свой трактат, церемония Наименования изменится до неузнаваемости.

– Ого, – потрясенно сказал Авик. – То есть вы считаете, что Истинное Имя будет определять все свойства человека или вещи?

– Упасите, боги, конечно нет. Человек рождается человеком, и человеком же и останется. Да, Истинное Имя и перманентные чары, данные ему магами, несколько изменяют его. Но все же, если назвать его Истинным Именем белки, то он вовсе не станет белкой, а останется человеком, который, конечно, с каждым годом будет все больше и больше походить на белку, но все же не превратится в нее никогда.

– А где находится тот якорь, который не дает человеку окончательно превратиться в белку? – спросил Авик.

– Это очень хороший вопрос. Краткий ответ на него: «мы не знаем». Возможно, сама материя, в нашем примере, человеческое тело, имеет собственную память, вроде Астральной Карты, но составленной на каком-то совсем другом языке. И эта вторая карта не дает человеку «забыть» о том, что он человек. Это приводит нас к вечному вопросу, что первично, материя или идея? Может наш мир существовать без Истинных Имен, и могут ли Имена существовать вне материального мира? Всё это очень интересно, но что особенно приятно, – я вижу, что ты готов. С завтрашнего дня начнем с тобой обучаться искусству Великой Игры, а сейчас дай мне позаниматься.

***

Их расследование как будто остановилось. Дунже уехал куда-то по своим таинственным делам, а старый маг, казалось, забыл о браслете, о найденном трупе, да и обо всем на свете, кроме своих мушек. Теперь они с Авиком разучивали стратегию Великой Игры. То есть Авик по-прежнему зубрил фолианты, но теперь Нотия хотя бы обсуждал с ним прочитанное. Авик быстро понял, что старику действительно нравится играть в Великую Игру, и вовсе не из-за транса, а ради азарта соревнования. Даже когда они проводили тренировочные партии друг с другом, Нотия закусывал бороду, мерил комнату шагами из угла в угол, хватался за голову, сделав неудачный ход, и радостно хрустел пальцами в случае выигрыша. Впрочем, он почти всегда выигрывал.

Однажды их занятия были прерваны резким стуком в окошко. Авик бросился открывать. К его удивлению у крыльца стоял их старый знакомец в новом тюрбане. Окинув мальчика высокомерным взглядом и не проронив ни единого слова, он быстро прошел внутрь. Слегка озадаченный, Авик последовал за ним. Проскочив сени, гость ворвался в кабинет и встал посередине, широко расставив ноги, скрестив руки на груди и вперив в старого волшебника полный ненависти взгляд.

– Чем могу служить? – хрипло спросил он. Нотия поднял брови и поджал губы.

– Прошу прощения, если мое приглашение было Вам неприятно, – сказал волшебник холодно. – У меня есть для Вас работа. Мое золото, полагаю, ничуть не хуже любого другого. Авик, – обратился он к мальчику, – пожалуйста, оставь нас наедине.

Они проговорили очень долго и расстались, судя по всему, в неважном расположении духа. Авик решил, что сделка сорвалась, но к его удивлению Тюрбан появился на следующий день и снова провел несколько часов один на один с Нотией. В этот раз они со старым волшебником расстались столь же холодно, хотя и без вчерашней неприязни. Пять вечеров подряд Тюрбан совершал свои визиты. К концу недели Авик заметил, что с лица Тюрбана исчезла былая злость. Он даже начал удостаивать Авика кивком головы, когда они сталкивались в саду или в доме. На шестой день он явился с восходом и снова заперся с волшебником в кабинете. После полудня Авик услышал стрекотание отъезжающей самоходки Нотии и, выглянув в окно, увидел удаляющуюся фигуру с развевающимися седыми волосами и набитой чем-то торбой за плечами. Волшебник вернулся через час, сосредоточенный и молчаливый. Авик наконец решился спросить:

– А что у нас все время делает этот тип?

– Какой тип? – встрепенулся Нотия. – Ах, Рем? Помогает мне проверить одну вещь. Я потом тебе расскажу.

– Боитесь, что выболтаю?

– Боюсь? Да, я очень боюсь, – Нотия устало опустился на крыльцо, – боюсь, что моя догадка подтвердится.

Следующую ночь волшебник провел в саду у колодца, откинув створки и опустив в него ведерко с небольшим холодным огнем. В окне Авик видел профиль его всклокоченной головы, склонившейся над мерцающим голубым пятном света. Нотия лег спать только под утро, но когда раздался знакомый стук в окошко, немедленно проснулся и, в одной лишь ночной сорочке, выскочил к двери. Тюрбан встретил его в прекрасном расположении духа. Глаза его довольно блестели, как тогда, когда Авик впервые увидел его в темнице. Он стоял, раскачиваясь на носках своих щегольских туфель, держа за поясом большие пальцы загорелых рук.

– Я уже знаю, – сдавленным голосом поприветствовал его Нотия.

– Да, Ваше Мудрейшество, – подчеркнуто вежливо подтвердил Тюрбан, – но хочу добавить, мы были там не одни.

– То есть как не одни? – поднял брови Нотия. – Но кто?..

– Я не разглядел в темноте, Ваше Мудрейшество. Кто-то забрался туда через окно, и удрал через него же, как только услышал шаги.

– Час от часу не легче, – Нотия с силой дернул себя за бороду и вдруг вспомнил о существовании Авика, стоявшего тут же. – Пойдемте-ка ко мне. Прости меня Авик, я после тебе всё расскажу.

После ухода Тюрбана, Нотия упал на кровать и проспал до следующего утра. Встав с восходом солнца, Авик застал его, как обычно, склонившимся над своими манускриптами, но несколько более всклокоченным и еще более молчаливым, чем всегда. Задавать ему вопросы Авик не решился. Впрочем, вскоре Нотия сам пришел в его каморку со стопкой свитков и завел разговор об уроках.

***

– А если Задающий Вопросы обгонит меня? – спросил Авик.

– Он узнает твое Истинное Имя, – отвечал старик.

– И сможет повелевать мной?

– Твоим телом, но не твоей волей.

– А кто он, Задающий Вопросы?

– Я не знаю. И никто не знает. Проявление сил природы. Эхо.

– Значит, если я проиграю, ничего страшного не случится?

– Да, но старайся не проигрывать.

В свой первый транс Авик вошел вместе с учителем. Перед ними на кусочке ветоши, смоченном в эфире, лежала красноглазая журчалка. Стратегия партии была разработана и заучена загодя, и Нотии оставалось лишь наблюдать, как Авик, одну за другой, зачитывает приготовленные сутры, как проступает сквозь туманную пелену размытое, но все более и более конденсированное тело Истинного Имени. Как откуда-то, из глубины мироздания нечто или некто посылает свои сутры, и как с каждой следующей его попыткой все холоднее и холоднее, ползет недобрый морозец по спине. Как страх раскрыть свое Тайное Имя, и не человеку даже, а бесчувственной стихии, абстракции, как этот ужас, которому столько же лет, сколько существуют создания, способные бояться, сжимает Авику сердце ледяной рукой. В этот раз они выиграли, Истинное Имя выступило перед ними, как вершина горы, вырывающаяся из облака, грузно, обыденно, и в то же время внезапно и потрясающе. Авик очнулся. Руны на столе перед ним сложились в Слово «Эрметере». Он взял перо и принялся записывать в свой свеженький дневник примененные сутры и отгаданное Имя, но тут его взгляд упал на левое запястье и он вскрикнул: вокруг кисти шла глубокая кровавая борозда. Кровь капала на манускрипт, оставляя на нем бурые неопрятные следы. Нотия проследил за его взглядом, внимательно осмотрел руку и нахмурился:

– Ты содрал кандалы Наррох-Ша с этой руки? – спросил он.

– Да, учитель, – ответил Авик, – но ведь кандалы, это же совсем простое, грубое заклинание.

– Тупым и грязным кухаркиным ножом можно навредить себе гораздо больше, чем остро отточенным стилетом, особенно если не знаешь, где ковыряешь. У тебя было что-то подобное, когда ты накладывал тренировочные заклинания? Когда открывал Астральные Карты?

– Нет, учитель.

– Не чесалось, не саднило?

– Нет.

– Хмм… Это странно… Магические травмы лучше магией не лечить, а то мало ли что, – он порылся в ящике и достал оттуда тщательно закупоренную баночку, – вот тебе чудесное средство. Деготь, мед и масло клещевины, всё заживает как на собаке, только в доме не открывай: вонь от него нечеловеческая.

«Чудесное средство» вошло в жизнь Авика, основательно пропитав его запахом тухлой селедки. Каждый раунд Великой Игры заканчивался для мальчика кровавой раной на запястье. Если он играл чаще, чем раз в два дня, или слишком уж засиживался за Игрой, боль начинала проникать даже сквозь завесу транса, и каждое прикосновение Задающего Вопросы отзывалось опоясывающим жжением в руке, таким сильным, что от него закладывало уши и хотелось скрежетать зубами. Один раз, не выдержав боли, Авик прервал Игру, не дойдя до разгадки Имени очередного насекомого. Нотия, осмотрев израненную конечность, хмуро объявил, что следующая авикина Великая Игра откладывается «до полного выздоровления».

Лечение грозило затянуться, рана гноилась и мокла под льняной повязкой. Во время их вылазок случайные попутчики теперь нередко поводили носом, косясь на молодого волшебника. Авик вернулся к зубрежке, но она снова казалась пресной. День за днем он грустнел, все чаще заглядывал под повязку. Чтобы не впасть в оцепенение, он начал с неистовым усердием ухаживать за садом, сражался с сорняками, перекапывал огород и даже выкорчевал какой-то трухлявый пенек. После победы над пеньком, он натаскал воды из уличного колодца и основательно попарился в маленькой деревянной бане. Вернувшись в дом, он столкнулся с Нотией.

– Завтра нам придется присутствовать на официальном приеме, – сказал ему Нотия, протягивая ему какой-то сверток. – Готовься, скорее всего, будет очень скучно.

В свертке оказалась новенькая черная шелковая роба и шелковый же пояс. Авик чуть не прыгал до потолка: теперь он признанный ученик мага, а не просто садовник. Нарядившись в новую робу, он целый вечер ходил взад-вперед по своей каморке, осязая, как еле слышно шуршит шелк, и мечтая о том, как он завтра появится на публике среди других послушников.

***

Нотия оказался прав. Княжеские приемы славились своей неторопливой бессодержательностью, но этот давался в честь иностранного гостя, и подчеркнутая официальная торжественность происходящего делала мероприятие совсем невыносимым. По имперской традиции, гости должны были стоя наблюдать за тем, как прислужники накрывают столы и расставляют стулья. Впрочем, от того благоговения, которое испытывают гости на императорских обедах, здесь не было и следа. Вельможи стояли, выстроившись неровными рядами, с выражением тоски на лицах. Авик наконец понял зачем им нужны такие массивные посохи: два немолодых и дородных тысячника дремали в уголке, привалившись плечами друг к другу и опершись на свои палки для большей устойчивости. Другие тихонько перешептывались, а наставники Школы шикали на безобразничавших в задних рядах послушников. Авику из-за его неопытности досталось место в переднем ряду: здесь запрещено было даже шевелиться, и поэтому сюда обычно старались вытолкнуть тех, кого недолюбливали в классе, или просто зазевавшихся.

Хура, как хороший ученик, тоже был приглашен на прием, а как настоящий друг, не бросил Авика в беде, и теперь умирал от скуки рядом с ним. Старым магам разрешалось не следовать имперской традиции: Нотия, Рамис Ацетус, Каип Тристуаз, Одшу и Жалфур Гудис сидели на низеньких стульчиках прямо перед стоящими мальчиками и негромко переговаривались. Хотя нарушать торжественную тишину было запрещено всем без исключения, никто не осмеливался одернуть грандмагов. Его Святейшество, Архиерарх Хоривский Магнедеон Третий, невысокого роста старичок с кудрявой седой бородкой, обрамляющей круглое доброе лицо, скучал на своем стульчике в другом конце залы, чуть заметно покачивая головой, увенчанной крылатой аквамариновой короной первосвященника.

– А знаешь, Отик, я вижу, твои эээ… работы пользуются успехом, – вполголоса говорил Рамис Ацетус, повернувшись к Оноди Нотии, – недавно я получил эээ…просьбу аж из библиотеки Вечного Города, не больше и не меньше, прислать список одного твоего фолианта.

– Приятно слышать, – оживился Нотия, – а какого фолианта?

– Кажется, «О скорпионах и сколопендрах Юго-Восточных Предгорий», – ответил Рамис, внимательно глядя на него.

– А, ну это старая работа, – махнул рукой Нотия. – И я туда уже наверняка посылал копию.