Наперегонки с Эхом

– Поспишь тут, – ответил он. – Жаль, что Вы понапрасну тащились в такую даль, – сказал он, указывая на фолиант. Дун придвинулся поближе к жаровне.

– А ты с утра шибко быстрый, ты карту-то смотрела? Что такая руна значит? – он ткнул пальцем в карту и выжидающе посмотрел на Авика.

– Мерроеф-готонг, – прочитал Авик и нахмурил брови. – Натянутый конский волос, струна лютни? – Дун тихо рассмеялся и с ощутимой силой ткнул его кулаком под ребра.

– Э, нет, это полярный лев, зверюга очень выносливая и сильная чутьем. Руна редкая и наверняка запрещенная. Весь остальной Карта под Внешним Краем очень странная. Слова кое-какие впервые видела и в книжка не находила.

Авик затрясся мелкой дрожью, однако Дун, казалось, нисколько не был удивлен своим открытием. Зевая, он засунул фолиант за пазуху и полез обратно в гамак досыпать до рассвета. Авик на негнущихся ногах отправился в дом. Когда он завернул за угол, на конюшне зафыркала лошадь. Он повернул голову на звук и остолбенел. С крыши хлева сквозь мрак прямо на него смотрели два немигающих, светящихся зеленым огнем глаза. Авик крепко зажмурился и снова открыл глаза. Наваждение улетучилось, темнота сгустилась. Но он так и остался стоять, вжавшись в бревенчатую стену. Не прошло и часа, как рассвет узкой багровой каймой показался из-за дальнего перелеска.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На восходе заспанный возница загнал кибитку во двор хутора. В ее задней стенке, за драпировкой обнаружилось миниатюрное живое окно. Усевшись на крыльце и потягивая горячее молоко с медом, мальчики смотрели, как Дун слой за слоем накладывает на него защитные чары, не позволяющие посторонним ушам узнать о содержании предстоящего разговора. Когда все было готово, окно зажглось оранжевым огнем и в нем, как сквозь толщу воды, проступила знакомая комната, заваленная книгами и прочим хламом. Оноди Нотия вполоборота сидел за своим столом в одной лишь ночной сорочке и грел босые ступни над небольшой жаровней, стоявшей у него в ногах.

– Ну, рассказывайте, – сказал он вместо приветствия, и стиснул в кулаке конец своей нечесаной бороды.

– Две дурная новость, – отрапортовал Дун, – крестьянин была заколдована, внешний край сохранен, чтоб следы путать, все остальное внутри – новая, много непонятная. Центральный часть Карты, включая Истинное Имя крестьянин, разрушил непонятная сила. Поэтому мальчик Карта не открывать. Само тело посмотреть – похоже, что сначала заколдовать, а потом убивать. Возможно – чтобы концы обрубать и запрещенная магия скрывать.

– Клянусь Летающими Островами, это не-ве-ро-ят-но! – протянул старый волшебник, – Наша магия пока не знает способа уничтожать Карту только изнутри. Как добраться до вишневой косточки не повредив кожуру? Хм… Если твои наблюдения верны, мы имеем дело с чем-то совершенно не известным. Кто-то или что-то совсем рядом с нами располагает силой, которую мы совершенно не понимаем.

– Мы должны немедленно сообщить об этом Его Высокомогуществу, – встрял Хура.

– Неужели? – усмехнулся Нотия, – насколько я знаю Рамиса, он не слишком обрадуется тому, что вы пошли против его воли и самочинно продолжили расследование… Необъяснимые случаи такого рода происходили и раньше, хотя нечасто… Я полагаю, грандмаг возобновит это дело только в том случае, если будет убежден, что ему самому, Школе или княжеству грозит неминуемая опасность. Зачем ему лишний раз рисковать своими позициями при дворе? Он не тот, кто пойдет на это из-за смерти одного крестьянина.

– Что же тогда делать? – спросил Авик.

– Во-первых, похоронить этого несчастного. Во-вторых, нам следует собрать побольше сведений о происходящем. Когда я услышал заключение совета о капкане Черных Куниц, я не поверил своим ушам. Я еще помню времена, когда магические капканы не были редкостью в наших лесах. Большинство из них Куницы расставляли, чтобы насылать морок, и тогда жертва бесконечно блуждала в чаще леса, или иногда с помощью капкана человека лишали сил и доводили до истощения, но я ни разу не слышал об ожогах и уж тем более о перманентной магии. Племя Черных Куниц одно из древнейших в наших краях, но они слишком постоянны в своих привычках. Их капканы не менялись, по меньшей мере, со времен основания Хорива. Более ранний период просто не отражен в летописи… Однако в данном случае нельзя исключать, что Рамис прав. Хотя магия Куниц стара, и подчас больше напоминает деревенские обряды, в ней есть много вещей, которые мы никогда до конца не понимали. Столкнувшись с необъяснимым, я тоже прежде всего думаю об их возвращении. Барджигин-оол Дунже, не окажете ли Вы нам еще одну услугу? Нам бы очень пригодись сведения о движении северных племен…

– Не могу отказать, учитель, – тихо ответил степняк.

«Так вот оно что, это его ученик», – подумал Авик, а Хура так и подпрыгнул на месте.

– Но как Вы знать моя положение, не можно сделать это в Хорив.

– Мы все осознаем, что вы подвергаете себя риску, и очень ценим вашу самоотверженность – так же тихо произнес Нотия.

– Я должна отъехать до Черная Десница. Это мала-маленько три дни.

– Я буду Вам крайне признателен, Дунже, – повторил старый волшебник, Дун лишь молча кивнул головой.

– А вас, молодые люди, я жду в Хориве с записями мастера Дунже. Кстати, Авик, я побеседовал с наставником Одшу об истории твоего ученичества, – продолжил волшебник, скрывая улыбку, – как ты, наверное, знаешь, я давно не беру учеников. Однако мне нужен плотник, садовник и библиотекарь. Я никогда не держал прислуги, но сейчас у меня совершенно нет сил заботиться о доме и саде. Питанием и кровом ты будешь обеспечен. Жалованье я платить не буду, но вместо этого обучу тебя магии. Если захочешь, конечно.

Хура ткнул Авика локтем в бок:

– Соглашайся, увалень, – прошептал он. Тот, робея, начал бормотать слова благодарности.

– Ну, вот и хорошо, – хлопнул в ладоши старый волшебник, – да, и еще, когда будете проезжать мимо этой вашей полянки, наловите мне полевок. Дунже, напишете молодым людям заклинаниепризыва?

– Конечно, учитель.

– Тогда до встречи, – старый маг тряхнул седой шевелюрой, и живое окно погасло.

Дун на своем наречии отдал распоряжение вознице, и тот принялся собирать гамак и сундуки. Сам маг тем временем вырвал два листка из своего фолианта, на один из них он быстро перекопировал Карту Атрака, а на другом своим аккуратным почерком набросал несколько Имен – заклинание призыва.

– Я бы в Хорив не спешить, – сказал он отдавая Хуре листки, – Там ваша знакомый-плащ гвоздичка сильно хотеть, а та лысая негодяя теперь совсем злой ходить, шишка монетка прикладывать – Хихикая он подсчитал что-то на пальцах, – два дни на три… будет пятница и торжище большое. А вы – одеваться в крестьянский одежда и тихонько в Хорив пробираться. В Хорив вы у Оноди Нотия укрываться, пока мы не решим с этим маленький проблем.

Выпив по крынке кефира, степняки укатили по своим делам. Мальчики же, взяв лопаты, оправились на опушку леса и принялись ковырять еще не оттаявшую, полную корневищ землю. Только к полудню неглубокая могила была готова. Авик срубил две молодые осинки и соорудил из их стволов какое-то подобие носилок. Обливаясь потом, мальчики понесли замотанный холстиной и перехваченный бечевой труп к опушке. Проститься с усопшим пришло всего несколько соседей, да еще старичок – деревенский колдун. Мавка стояла у изголовья могилы, упрямо сдвинув брови. Ни она, ни ее мать не проронили ни слова и не пролили ни слезинки, а просто смотрели, как комья глины постепенно съедают обернутый в холстину кокон.

После недолгих и немногословных поминок гости разошлись, и в доме воцарилась гнетущая тишина, лишь из-под пола раздавалось печальное треньканье сверчков. Мальчики тоже неловко откланялись и отправились на авиков хутор – кормить кур, оголодавших за три дня и как будто даже слегка облезших от тоски. После Хура вернулся к своим урокам, а Авик принялся заколачивать ставни, прятать утварь по сундукам – скоро ему предстояло оставить этот дом надолго, если не навсегда.

Один кирпич у основания печи отодвигался, и Авик, просунув руку в образовавшееся отверстие, достал несколько серебряных монет и бабушкину камею с мраморным профилем прекрасной южанки на иссиня-черном фоне. Простая оправа была поцарапана в нескольких местах, а кусок черного оникса отломан, но это лишь подчеркивало утонченное изящество вещицы. Налюбовавшись, он засунул свои скромные сокровища в поясную сумку и принялся заговаривать стены: иначе жучки превратят дом в труху за три-четыре зимы… Сборы сделали дом чужим и неуютным, поэтому вечером, когда друзья ели свой холодный ужин, разговор у них не складывался.

– Слушай, – сказал наконец Авик, извлекая злосчастный браслет из голенища, – а что мы будем делать с этой штукой? Вдруг эти трактирные действительно за ней охотятся? Может, они связаны с убийством?

– Мне кажется, в твоем сапоге ей отлично живется, – ответил Хура. – Дун сказал, что со смертью она не связана, значит это вряд ли важная улика. Но проверить надо.

Авик поскреб бронзу пальцем.

– Ни клейма, ни гравировки. Одна надежда – что удастся расшифровать заклятие.

Хура в ответ только утвердительно погудел набитыми щеками.

На следующий день Авик отправился проститься с Мавкой. Хотя возвращение в Хорив и возобновление ученической жизни было его заветной мечтой, ему страшно не хотелось снова покидать хутор. Он все спрашивал себя, почему за эти четыре дня Мавка, которую он знал чуть не с рождения, стала так много значить для него.

Не застав девушку дома, он отправился на опушку, к свежей могиле. Она сидела неподалеку на сухом стволе упавшей березы и задумчиво сосала соломинку.

– Здравствуй, Авик, – поздоровалась она, – знаешь, мне до последнего момента казалось, будто что-то должно случиться, и папа окажется живым. Так странно…

Авик не нашелся, что ответить, и пару минут они молчали.

– Знаешь, а я в Хорив опять уезжаю. Надолго, – наконец выдавил он несколько слов. Мавка грустно покивала головой. Он сел на стволе рядом с ней и достал из поясного мешка камею. – Вот, это тебе… на память… – Мавка медленно взяла брошь в руку и поднесла к лицу.

– Очень красивая, – сказала она, – но ты же будешь приезжать?

– Ну да…

– А мне нечего тебе подарить. Хотя нет, постой, вот возьми, – она сняла с пальца простое деревянное колечко. Авику оно налезло только на мизинец. Испещренная темными прожилками древесина пахла можжевельником. Снова повисла неловкая пауза.

– Слушай, а когда вы хоронили папу, вы сняли с него веревку? – спросила вдруг Мавка.

– Нет, – ответил Авик.

– А почему же она здесь лежит, – Мавка указала рукой на грязный клубок, спутанной черной змеей затаившийся у вывороченных корней дерева.

– Ах да, наверное, сняли… а я забыл – произнес Авик, в панике вспоминая заклинание геопии. Сделав вид, что закашлялся, он отошел в сторону и, встав за стволом, молниеносно пробормотал несколько Имен. Как сквозь толщу мутной воды, он увидел корни, норы лесных зверьков, рыхлую глину свежей могилы. Тело было на месте. Облегченно вздохнув, он вернулся к задумчивой Мавке.

«Что со мной? То глаза в темноте мерещатся, то про веревку забываю?» – думал он.

– Прости, Авик, что я такая невеселая сегодня, – сказала девушка, – я буду по тебе очень скучать…