Игры виновных: сезон первый

Он понял, что спал в одной позе, когда попробовал потянуться – тело застонало, местами затекло, а спина отдавала короткими порывами боли. Такое впечатление, будто он таскал тяжелые предметы по десять часов в день, с перерывом в полчаса на обед за всё рабочее время, в течение двух недель. Ужасное состояние.

После всех упражнений по физической зарядке, давшихся ему очень и очень тяжело, он подобрал с пола свой телефон, чтобы проверить на уведомления. Саша повторял этот жест по сто раз за день в течение прошедшей недели.

И на этот раз по-прежнему не было ни пропущенного звонка, ни эсэмэс – ни от Паши, ни от офицера полиции, ни от (с чего бы это!) Румины, чьи глаза пробивались у него в памяти каждую свободную минуту. Он положил телефон в то место, откуда его и поднял.

Каждый раз, когда Саша просыпался, у него болела голова. То ли от удара крепкой бутылкой из-под шампанского, то ли от того, что его отключило на тусовке.

Это не имело значения.

Он всё равно выпивал таблетку анальгина или найза, смотря что первым попадалось под руку.

Саша не стал умываться и пошёл прямиком на кухню. В доме царила тишина, но он знал, что не один здесь. Отец ещё рано утром уехал на работу. Да уж, Саша ему не завидовал: постоянный подъём по противному звуку будильника в пять утра, быстрые сборы, лёгкий и не менее быстрый завтрак, странное, постоянно втирающее какую-то ахинею и засоряющее бессмысленной информацией шоу на радио.

И всё это ради того, чтобы в пять сорок утра быть на остановке и ждать автобус – специально отведенный от организации, в которой он работал. Автобус, разводящий рабочих из дома на работу и обратно. Конечно же, если копнуть глубже, то не только ради этого. В первую очередь ради мамы, ради Саши, ради себя – ради семьи, если хотите. Многие позавидовали бы его упорству, физической силе, силе духа, выносливости, в числе многих был и сам Саша.

У Саши смешивались разные чувства – он был горд тем, что у него такой отец, в то же время ему было жаль его. Время и работа (в особенности работа!) не щадили отца. В молодости он был высокий, широкоплечий, с широченной улыбкой и отличным чувством юмора. Длинные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Яркие, полные амбиций и уверенности карие глаза. Видимо, всё это одни из причин, почему его полюбила мама. Сейчас же всё иначе, конечно. Осунувшийся, ворчливый, задумчивый. Волосы стали значительно короче, а седина охватила практически всю голову. Взгляд выглядел потускневшим, иногда грустным. Он заметно похудел – очень заметно, – и создавалось впечатление, что с каждым годом становится все худее и худее.

Но вы знаете, всё это отходит на второй план. Именно так и есть. Если просто посмотреть на него – он в какой-то степени остается прежним. Его улыбка – пусть уже и с меньшим количеством зубов – остаётся ослепительно-заразительной. Потому что великолепное чувство юмора осталось при нём. Потому что всё та же уверенность, что всё будет хорошо, не исчезает из его головы, и он делится ею со своей семьёй в каждый удобный момент. И это прекрасно. Это вдохновляет. Это заставляет не опускать руки.

* * *

Саша не удивился, когда застал маму на кухне. Она сидела, сложив руки и скрестив пальцы между собой, образовав замочек. Будто бы ждала, когда в стоящей рядом с её замочком кружечке остынет чай. Его мама молча смотрела в окно, выходящее на задний двор, где лёгкий, тёплый майский ветер колыхал бельё, которое она вывесила сушиться.

Она не обратила внимания на Сашу – не то чтобы не поздоровалась, даже не взглянула. Он, конечно, попробовал утешить себя той мыслью, что она просто хочет одиночества, побыть наедине со своими мыслями. Она же всё-таки женщина, такое у них периодически бывает, и к этому нужно относиться с уважением.

Однако он прекрасно понимал, в чём настоящая причина такого поведения. Нет, ей не всё равно, она любит его. Дело в том кошмаре, дело в том, что он был там, дело в том, что там убили людей, дело в том, что он снова отключился (об этом ей сказал Паша, чёрт бы его побрал). Дело было в её страхе – в страхе снова потерять на неопределённое время сына. Саша всё это понимал.

Он смотрел на мать, и с каждым взглядом в её сторону он убеждался в том, насколько она красива. Невысокая, с длинными, спускающимися ниже плеч, роскошными волосами темно-каштанового цвета. Да, пусть сейчас она их красит, скрывая те редкие пряди седины, что начали появляться, но они продолжают оставаться роскошными. Её улыбка настолько белоснежна, что с трудом верится в то, что она не искусственная. А её длинные, ухоженные и нежные пальцы словно созданы для игры на фортепиано, чем она, собственно, и занимается. Она преподаватель в музыкальной школе.

Всё его детство и иногда до сих пор с утра пораньше она наигрывает «Собачий вальс» Шопена. А иногда, если уж прямо хочется задать мотивационную планку на весь день, она играет главный саундтрек из фильма «Пираты Карибского моря». Либо же, перед сном, она с удовольствием – и всегда со спокойной лёгкой улыбкой – играет «Лунную сонату» Бетховена.

И сколько бы раз семья ни просила маму написать своё собственное произведение, она всегда отказывалась, аргументируя это тем, что не пришло подходящее время. А на вопрос, который витает за обеденными разговорами уже около шестнадцати лет, – а когда же наступит это подходящее время, – она отвечает, что не знает. Очаровательная женщина.

Саша покрутился на кухне около пятнадцати минут. Разогрел бутерброды с колбасой и сыром, налил себе кофе, поставил всё на поднос и ушёл к себе в комнату, чтобы не беспокоить маму, но перед этим всё равно спросил:

– Мам, всё хорошо?

В ответ она наградила его тишиной, всё так же не обращая и взгляда на сына. Саша ушёл.

Почему он не стал вытягивать из неё слова? Хоть какие-нибудь. Не потому что ему безразлично, а потому что он знал причину, знал, что в этот момент ему лучше её не беспокоить, знал, что этот разговор через силу может окончиться ссорой, руганью и самое страшное – слезами. Это имело большое значение. Саша не мог этого допустить.

Теперь он был погружен в эти мысли. Он был раздражён ещё пуще, чем утром, и, кажется, становился запредельно зол.

Саша не мог найти объяснение – не тому, что случилось в особняке, а этому видео, который показал ему офицер. Видео, которое находилось во вкладке «В тренде» на «Ютубе», предназначенное всем, кто его увидит, и в то же время видео, посвящённое конкретно ему. Это пугало, это настораживало, это злило, это сводило с ума, в конце концов.

Вопросы слетелись к нему в голову, как воробьи на голые стволы деревьев в позднюю осень: видел ли послание только он? Видели ли другие? Видел ли офицер? Видела ли его семья? Видел ли Паша? Видела ли Румина? Если да, то почему он ещё не печально известен? Почему никто не названивает ему, не пишет бесконечные эсэмэс? Или, может быть, мама, папа, Паша, Румина как раз-таки и молчат, потому что видели? Бред какой-то. Всё это начинает сильно нервировать.

Резко зазвонил телефон, и Саша от неожиданности дернул рукой так, что кружка с недопитым кофе слетела со стола. На экране высвечивались буквы, соединенные в имя очень знакомого ему человека. Человека, о котором он думал больше всего, от которого ждал, но нисколько не ожидал звонка.

Это была Румина.

– Алло? – голос Саши прозвучал сухо.

2

– Такое чувство, будто ты выкурил блок сигарет за один заход и не умер, а только потерял свой голос! – выкрикнул в трубку мужской голос. – Что с твоим голосом, дружище?

Паша. Это был Паша.

Но в большей степени его удивил не его звонок, а возникший вопрос. Откуда у Саши в контактах появился номер Румины? Он не мог припомнить, чтобы спрашивал у неё номер. Разве что, когда в его голову летела бутылка и на этикетке были цифры, он каким-то образом запомнил их. Навряд ли.

– Братишка, а где вы? И вообще, откуда её номер у меня в телефоне? – всё так же сухо пробурчал Саша.

– Вот я не ожидал, что после почти недельного затишья в нашем общении первое, что ты спросишь, – откуда её номер! Вот так и проявляется дружба! – саркастически подметил его друг.

– Ой, только давай без этого, бедолага обманутый, – чуть оживившись, с той же ноткой сарказма ответил Саша.

– Ладно, слушай. На данный момент мы в «Переулке», и я надеюсь, что ты помнишь это очаровательное место, – Паша тяжело вздохнул. – Так вот… – Он замешкался, отвлекшись на разговор с кем-то другим. Саша ничего не расслышал, и его друг продолжил диалог: – Так вот, номер. Я изначально знал, что твоя стеснительная, медлительная и боязливая натура не додумается до этого сама. И решил, так, чисто по-дружески, пока ты был в отключке, вписать её номер.

– Ну ты… мудак, конечно. Но в хорошем смысле слова, – Саше не удалось скрыть своё восхищение. – А она не против? Не верится, что она спокойно на это отреагировала.

– Во-первых, главное, что я хороший! – заметил Паша. – Во-вторых, как видишь, я звоню с её номера, значит, не против. В общем, так: сегодня в шесть вечера общий сбор в «Переулке».

– Общий сбор? Мы что, в армии? Вы там собираетесь сидеть до шести? Ты же обожрёшься!

– Тормозни с вопросами, дружище! Нет, не в армии, просто мы решили организовать своё место сбора, так как творится что-то совсем хреновое, паршивое, ужасное и так далее, – начал отчитываться Паша. – И кажется, у нас есть кое-какие мысли, точнее у Румины. И нет, мы не будем тут торчать до шести. Всё, нам надо уходить, не забудь и не проспи – в шесть вечера в «Переулке»!

– Договорились, – ответил Саша. Он ещё раз посмотрел на экран, на котором уже отображалась надпись «звонок завершён». Чуть выше надписи другая надпись – «Румина». Конечно, Саша был приятно удивлён и в то же время зол на Пашу. Хотя первый факт всё-таки перевешивал. Он поднял кружку с пола и поставил обратно на стол. Затем взял первую попавшуюся книгу из его скромной библиотеки и улегся поуютнее обратно на кровать.

3

Саша понимал, что уедет раньше, чем вернётся с работы отец, и он не сможет с ним поговорить. И это его расстраивало, потому что его папа всегда рассказывал какую-нибудь весёлую историю о том, что произошло за сегодняшний день на работе. Ну или парочку классных анекдотов.

И вместе с тем мысль о том, что Паша позвонил и был в хорошем расположении духа, оправдывала все надежды на то, что никто ту надпись, адресованную ему, не видел. А мама, как он и хотел думать, просто переживала. Пусть за весь день они так и не поговорили. Возможно, потому что он боялся, а она действительно не хотела. Бывают и такие моменты в семьях.

Саша не стал ужинать, обойдясь только чаем, так как понимал, что Паша не зря выбрал их пунктом сбора именно «Переулок». Конечно же, из-за ягнёнка – кажется, он ни одну девушку так не полюбит, как этого ягнёнка, – и хорошего разливного пива вдобавок. Ну и самое главное, конечно же, – там есть несколько отдельных комнат, рассчитанных на две или четыре персоны. Закрытых и с отличной вытяжкой. Саша не удивится, если друг забронировал одну из таких. Когда-нибудь изображения на пачках из-под сигарет дадут знать о себе.

Он не стал вызванивать Пашу с просьбой заехать за ним и решил вызвать такси. Надел простенькую чёрную майку, синие, специально потрепанные джинсы и чёрные кроссовки. Подровнял триммером длину растительности на своем лице (хотя это нужно делать до того, как наденешь чистую одежду) и вызвал машину через приложение, так как не особо любил разговаривать с операторами.

Его мама по-прежнему сидела на кухне.

– Мам, я поеду увижусь с Пашей. Посидим в баре, поговорим, отдохнём, а то давно не виделись, – проговорил Саша безо всякой надежды на ответ.

Он стоял и смотрел на неё. Даже несмотря на то, что она не произнесла ни слова, не улыбнулась ни разу в течение дня, она оставалась восхитительной женщиной.

Сдавшись и отвернув голову, он снял ключи с гвоздика, вбитого под полочкой для головных уборов, и, только начав было открывать дверь, услышал:

– Хорошо, только будь осторожен… пожалуйста.