Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 5: Методы изучения взаимозависимостей в обществоведении

Структурирование политического геопространства – это следствие наложения политико-административных границ на метапространственную политическую структуру общества. В результате государство оказывается не только определенным набором административных регионов, но и гораздо более сложным комплексом различных политических сообществ. На наш взгляд, административно-политические границы дополнительно усиливают поляризацию, поскольку борьба за власть и реализацию политических интересов протекает на данной территории и в данных условиях социальной и территориальной неоднородности. Это влечет за собой рост политической активности наиболее крупных социальных групп на данной территории, что в случае приблизительного равенства приводит к поляризации.

В структурном анализе политического геопространства понятие «регион» следует условно, чтобы уйти от терминологической «разноголосицы», признать понятием, производным от более общего понятия – «территории». Территории представляют собой простейшие структурные единицы физического пространства, а для политической науки – политического геопространства. Прежде всего, территория – это площадь с определенными границами. Территорию можно определить как участок земной поверхности, выделенный на основе конвенционально установленных критериев для тех или иных исследовательских или практических целей.

Регион – это «безразмерное» понятие с точки зрения географического масштаба (поэтому регион – это целостность и одновременно часть целого). Оно может использоваться для обозначения любого участка земной поверхности, обладающего набором специфических свойств. Именно определенные свойства, качества и создают регион, отличая его от более абстрактной территории, имеющей геометрический характер.

Строгое и целостное определение понятия «регион» можно найти в географическом словаре Э. Алаева. Согласно этому определению, регион – это «территория, по совокупности насыщающих ее элементов отличающаяся от других территорий и обладающая единством, взаимосвязанностью составляющих элементов, целостностью, причем эта целостность – объективное условие и закономерный результат развития данной территории» [Алаев, 1983]. Анализ этого определения позволяет сделать вывод о том, что регион – это определенный комплекс явлений (элементов), который характеризуется условным единством и целостностью.

В политологии понятие «регион» используется очень часто, но в разных смыслах. Обобщая используемые подходы, определим дуализм двух наиболее распространенных представлений о регионе – как о формальном политическом институте и как о политическом сообществе. Отсюда предлагаемые нами два основных (но не единственных) подхода к региону – формально-институциональный и сообщественный (коммуникативный).

Формально-институциональный подход, который также можно назвать институционально-правовым или даже юридическим, понимает регион прежде всего как формальный политический институт. Подобная региональная институционализация объясняется тем фактом, что после перехода народов мира к оседлости принята именно территориальная форма организации публичной власти. Принципиально важные в политике отношения господства-подчинения непосредственно связаны с физическим пространством. По мнению Т. Парсонса, «принуждение по природе своей связано с территорией, так как оно является средством физическим» [Парсонс, 2002, с. 253]. Как известно, наличие территории является обязательным признаком государства, как и любой административно-территориальной единицы.

На наш взгляд, доминирующий в политологическом дискурсе формально-институциональный подход к региону недостаточен для понимания отношений в политическом геопространстве, он имеет механистический и формально-юридический характер. Предлагаемый нами второй – сообщественный – подход (от слова «сообщество», англ. – community) в большей степени связан с реально складывающейся в физическом пространстве территориальной организацией политических отношений. В соответствии с ним субъектом политических отношений выступает региональное (или, возможно, – локальное) сообщество. Акцент сделан на объединении индивидов по территориальному признаку для выражения своих политических интересов – вне прямой связи с административно-территориальным делением. Сообщественный подход учитывает, что политическими акторами являются не абстрактные административно-территориальные единицы, а люди и их группы, движимые и объединенные определенными интересами.

В общественных науках главной характеристикой сообщества считается взаимодействие. К. Дойч определяет политическое сообщество как «сообщество социального взаимодействия, дополненного как принуждением, так и согласием» [Deutsch, 1954]. Региональное политическое сообщество мы определяем как пространственно локализованную группу людей, объединенных политическими коммуникациями и участвующих в политических отношениях.

Сообщественный подход можно также назвать коммуникативным подходом. Дело в том, что именно политические коммуникации создают региональное сообщество, которое представляет собой географически компактный сгусток политических коммуникаций. Главным индикатором существования сообщества является наличие характерной для него, консолидирующей идентичности. Например, в соответствии с теорией К. Дойча, политические коммуникации играют ключевую роль в развитии национализма [Deutsch, 1953]. В нашей работе важно отметить, что политические коммуникации способствуют сближению позиций и идентичностей, их позитивному синтезу, что и приводит к формированию сообщества.

Впрочем, локализованные коммуникации не обязательно имеют однонаправленный, только консолидирующий эффект. На территории всегда возникает политическое взаимодействие, но его итогом может быть как консолидация локализованных групп, так и их поляризация в результате взаимного отталкивания[19 - По поводу «полезности» и «вреда» изоляции социальных групп в сообществе в науке нет единого мнения. Правильнее говорить о нелинейной зависимости культурных различий и стабильности. А. Лейпхарт прав, когда он предпочитает рассматривать неоднородные сообщества в континууме, а не через дихотомию составляющих их групп – полюсов. Усиление коммуникации в едином континууме позволяет снять часть противоречий за счет обмена культурными ценностями и более близкого знакомства. Однако на определенном этапе оно может вылиться в резкое усиление противоречий, если политические интересы этих групп войдут в конфликт. Поэтому Д. Истон, рассматривая устойчивые политические системы, все же предпочитал сотрудничество замкнутых в себе культурных общностей [Easton, 1965, p. 250].]. Но в любом случае возникает сообщественный эффект, положительный или отрицательный по своему знаку. А это, в свою очередь, означает, что сообщество обретает политическую субъектность, т.е. происходят его активизация и актуализация в политическом пространстве (в том числе в геопространстве). Различение консолидированных и поляризованныхсообществ имеет важное концептуальное значение.

В отличие от формального региона, сообщество не имеет четких географических границ, его границы находятся в метапространстве. Географические, спроецированные границы сообществ могут лишь асимптотически стремиться к границам формализованных регионов. Полное соответствие наступает только в идеально-типическом случае абсолютного географического соответствия формального региона и сообщества, т.е. при «идеальном» административно-территориальном делении, которое на практике реализовать невозможно в связи с дисперсностью расселения людей и их индивидуальными различиями. Территориальная проекция реально существующего политического сообщества лишь приближается к границам формальных регионов. Она стремится к ним приблизиться, поскольку соответствие (конгруэнтность) означает большую однородность формального региона, а значит, снижение внутренней конфликтности в силу большего совпадения и / или гармонии политических интересов. Но члены сообщества в самом «лучшем» случае могут быть разбросаны по территории, нигде при этом не составляя все 100% населения.

Возвращаясь к формально-институциональному подходу, отметим важное сущностное качество формального региона – его имманентную неоднородность, проявляющуюся пусть и в принципиально разной степени. Эта неоднородность создает внутренние поляризации, несовпадения политических интересов, конфликты и расколы, которые являются «питательной средой» политических отношений и, в частности, характерны для подавляющего большинства государств – особой группы формальных регионов.

В социальных науках наличествует своя крайность, когда регион понимается только как сообщество, в результате чего исследование на практике сводится к его географическому ядру и / или социальной доминанте, оставляя без внимания периферии и меньшинства. В региональных политических исследованиях, проводимых на субнациональном уровне, обычно применяется формально-институциональный подход: исследования привязаны к административным единицам и уделяют преимущественное внимание политическим процессам и отношениям на юридически заданной территории. На наш взгляд, существует необходимость эффективного сочетания этих двух подходов, что позволит получить полное представление о политическом геопространстве.

Синтез формально-институционального и сообщественного подходов к регионам в политологии может быть проведен с помощью системного подхода. Этот подход позволяет перейти от отдельных институтов, сообществ и групп интересов к рассмотрению целостных систем, выраженных в геопространстве.

В соответствии с самым общим определением система представляет собой совокупность элементов, которые находятся в определенных отношениях и связях между собой и с внешней средой данной системы. Для системы характерны целостность и делимость на взаимосвязанные части. В сравнительной политологии можно встретить, например, следующее определение системы: «Любое образование, определяемое как система, обязательно должно обладать двумя свойствами: 1) состоять из совокупности взаимосвязанных частей и 2) отграничиваться от окружения, с которым взаимодействует…» [Алмонд и др., 2002, с. 37–38]. Таким образом, главными характеристиками системы являются: а) отношения со средой, внешние отношения; б) внутренняя структура. Легко заметить, что обе характеристики системы имеют свои территориальные проекции, выражены в физическом пространстве.

В социологии социальная система понимается как система повторяющихся социальных практик. По мнению Э. Гидденса, система – это упорядочение социальных отношений во времени-пространстве, понимаемое в качестве воспроизводящихся практик (ср. у Т. Парсонса: социальная система – это интегративная подсистема действия, у Д. Истона: политическая система – это система поведения). Система включает в себя нормы и ресурсы, постоянно включенные в воспроизводство социальных систем.

В сравнительной политологии политическая система обычно рассматривается как разновидность социальной системы и в этом контексте как совокупность формальных политических институтов: «Политические системы – особый тип социальных систем, а именно таких, которые задействованы в принятии властных публичных решений… политическая система представляет собой совокупность институтов (таких, как парламенты, бюрократии и суды), которые формулируют и воплощают в жизнь коллективные цели общества или существующих в нем групп» [Алмонд и др., 2002, с. 37–38]. Важно отметить, что авторы этого определения сами говорят о «несметном» количестве политических институтов («совокупностью» которых является политическая система), не сводя их к одним только институтам, которые названы в их определении.

В то же время не следует забывать, что основатель теории политических систем Д. Истон предлагал немного иную трактовку своего ключевого понятия. Он считал, что в основе политической системы находится политическое разделение труда (одним из аспектов политической системы можно назвать «группу людей, связанных между собой политическим разделением труда» [Easton, 1965]), и в политической системе происходит взаимодействие, связанное прежде всего с распределением ценностей (например, социализация, рекрутирование, коммуникация)[20 - Подход Д. Истона восходит к социологии Э. Дюркгейма, который отмечал определяющую роль разделения труда в социальных процессах и считал, что это новое явление отменяет старое сообщество (общину), объединенное единством чувств, т.е., на языке нашей концепции, – сочетанием идеологии и коммуникаций. Напрашивается аналогия с территориальным разделением труда, которое играет огромную роль в структурировании пространства (прежде всего – геоэкономического, но во многом и политического).].

Понятие «территориально-политическая система» (ТПС) впервые возникло в отечественной политической географии, но и там не получило широкого распространения, хотя автор концепции В. Колосов обоснованно, на наш взгляд, считает его ключевым для политической географии. Территориально-политические системы определяются как «объективно взаимосвязанные сочетания элементов политической сферы (политических и административных границ, центров управления, органов власти, партий, общественных движения и т.д.), функционирующие на определенной территории» [Колосов, Мироненко, 2001, с. 243]. В этом определении территориально-политическая система объединяет политические институты и формальные границы, что не противоречит подходам, известным в политологии. Однако определения территориально-политических систем, бытующие в политической географии, для политологии являются недостаточно полными. Политическая система не может определяться просто как взаимосвязанное сочетание элементов, она должна функционировать по принципам системы. Иначе неясно, откуда берется «определенная территория» и как можно обосновать географические границы, которые должна иметь территориально-политическая система.

Территориально-политическая система – это разновидность политической системы, представленная в физическом пространстве (геопространстве), т.е. имеющая географические границы. Для выявления реально существующих территориально-политических систем и изучения их функционирования нужно исследовать выполнение на территории системных функций в рамках сконцентрированного (локализованного) в определенных границах политического разделения труда. Поскольку с территорией, в силу особенностей организации публичной власти, всегда связаны деятельность политических институтов и юрисдикция властных органов, может быть признан ее потенциал политической системы. Актуализация данного потенциала зависит от того, насколько на территории и, например, на какой части формального региона действительно выполняются системные функции.

Административно-территориальное деление, политико-административные границы создают формальную основу, каркас территориально-политических систем. Например, государство, всегда состоящее из множества регионов, представляет собой территориально-политическую систему уже по одной этой причине, в силу того, что оно делится на политически значимые части – регионы, а государство при этом успешно поддерживает территориальную целостность. Политическое разделение труда всегда по определению есть в формальных регионах, где происходит дифференциация политических функций в связи с наличием региональной власти и различных политических структур местного значения. В процесс формирования территориально-политических систем включены оказавшиеся (добровольно или нет) в данных административных границах сообщества, которые сами по себе, как правило, не имеют четких, линейных географических границ.

Территориально-политическая система, согласно теории, должна быть отграничена от внешней среды, которая оказывает на нее возмущающее воздействие. Д. Истон делит внешнюю среду на две части – интрасоциетальную и экстрасоциетальную. К интрасоциетальной среде относятся экономика, культура, социальная структура и межличностные отношения. Они представляют собой другие, не политические системы, существующие в обществе. Экстрасоциетальная среда находится вне данного общества и представляет собой международное сообщество, частью которого является данная система. Сюда попадает и мировая политическая система, и системы неполитического происхождения, такие как международная экономика или международная система культуры [Easton, 1965].

Исходя из концепции Д. Истона, на наш взгляд, среду территориально-политической системы удобно определить следующим образом.

• Триада элементов экстрасоциетальной среды: геополитика, геоэкономика и геокультура.

• Диада элементов интрасоциетальной среды: экономика в границах данной системы, культура в границах данной системы.

Исследование территориально-политических систем в пространственно-временном континууме обязательно включает их эволюцию и судьбу, появление и исчезновение. Другими словами, существует проблема устойчивости (резистентности) систем в отношении внешних воздействий. Не случайно типичный анализ политических систем построен вокруг проблем их стабильности, внешних воздействий и внутренних расколов.

Выживание, резистентность системы в отношениях с меняющейся и, возможно, агрессивной средой обеспечиваются с помощью ее внутренней перестройки, т.е. политической реформы. Подход Д. Истона к этой проблеме, на наш взгляд, недостаточно точен. По Д. Истону, одним из ответов системы на раскол может быть усиленная гомогенизация – «снижение или устранение религиозных, языковых или других культурных различий между группами» [Easton, 1965]. Но расколы чаще всего носят имманентный, неустранимый и притом весьма конфликтный характер, а навязываемая гомогенизация способна вызвать обратный эффект. Поэтому выживание системы может обеспечиваться такими реформами, которые создают компромиссный вариант политической организации.

Вообще, телеология стабильности политических систем является справедливой причиной для острой критики этой теории, которая, как считается, не в состоянии описать причины социальных революций, поскольку акцент сделан на устойчивость и самоорганизацию. Такая аберрация восходит к мнению Т. Парсонса, который указывал на важность восстановления и самоорганизации системы (аналогично Д. Истон акцентирует равновесие в системе). Еще до Т. Парсонса темы выживания, сохранения и стабильности социальных систем были главнейшими для Э. Дюркгейма и А.Р. Рэдклифф-Брауна. В связи с этим не меньшее значение получает исследование проблемы разрушения территориально-политических систем. В случае административно-территориальных единиц это их принудительное уничтожение центром. В случае государств – распад, самоликвидация, создание новых и т.п.

Анализ существующих источников открывает парадокс теории и практики изучения политических систем в отношении важнейшей для нас «географической» темы границ. Д. Истон возражает против определения пространственных границ у политических систем, хотя на самом деле не отрицает их право на существование. На практике в политической науке обычно рассматриваются политические системы определенных обществ, которые совпадают с определенными государствами. Этот подход всегда используется в сравнительной политологии, которая в значительной степени посвящена сравнению политических систем, идентифицируемых через их национально-государственную принадлежность.

Можно согласиться с Д. Истоном, когда он утверждает, что политико-административные границы представляют собой границы всего общества, а не политической системы, существующей в этом обществе. Следовательно, «границы системы не обязательно должны быть пространственными по своей природе» [Easton, 1965]. Действительно, физическая граница не может отделить политическое взаимодействие в обществе от того, которое связано с интрасоциетальными системами, представляющими собой внешнюю среду политической системы, но в то же время существующими в том же пространстве и времени, что и политическая система данного общества.

Политическая система исходно не имеет географических границ. Но она обычно формируется в пределах заданных политико-административных границ. Критерии, с помощью которых определяются границы политической системы, могут иметь географическую проекцию. Политическая система, на наш взгляд, асимптотически стремится к тому, чтобы заполнить все физическое пространство, занимаемое данной политико-административной единицей (государство, регион и др.): как минимум потому, что в этом заинтересована власть. Но «географический зазор» между системой и административной единицей существует почти всегда, поскольку часть территории может не участвовать в политическом разделении труда.

Определение границ ТПС возможно с помощью подхода «центр – периферия». Политическая система в ее географической репрезентации однозначно занимает часть территории данного политико-административного образования, а именно ее политическое ядро, связанное системой коммуникаций и реальным разделением политического труда. Здесь?то и возникает территориально-политическая система, к ней также подключаются ближние периферии. Критерием включенности территории в функционирование политической системы может быть вовлеченность населения в общенациональную (общерегиональную) политическую жизнь.

Также при определении реальных границ ТПС должна приниматься во внимание нелинейность границы. Политологи, не знакомые с теоретической географией, обычно представляют политико-административные границы в качестве линейных образований. Неудивительно, что они не склонны соотносить границы политических явлений с линейными географическими границами. Однако политическая граница далеко не всегда носит линейный характер. Она может быть «размытой», представляя собой площадное явление – переходную зону. В переходных зонах можно говорить о неполной, частичной представленности данной политической системы и о наложении двух и более политических систем на одной географической территории.

В завершение отметим, что системный подход подвергается справедливой критике в современной политической науке. В то же время, как показывает анализ источников, критики не отрицают сам факт существования политических систем. Скорее, они стремятся дистанцироваться от натурализма и структурализма. Кроме того, проблема релевантности системного подхода прямо связана с известной в современной науке дискуссией о соотношении структуры и агента.

Структурализм (К. Леви-Стросс, М. Фуко, Ж. Деррида и др.) ориентирован на выявление упорядоченных, устойчивых, повторяющихся явлений, которые составляют структуры социальной жизни. Дилемма отношений между структурой и агентом решается здесь в пользу обезличенной структуры. На развитие системного подхода в социальных науках большое влияние оказал натурализм, основанный на аналогиях функционирования социальных и биологических систем, которые следуют из теории систем, разработанной биологом Л. фон Берталанфи [Bertalanffy, 1969]. «Натуралисты» считали необходимым создать точную теорию в нефизических отраслях науки на основе системного подхода. В дискурс социальных наук проникли такие понятия, как «гомеостатическое равновесие», «саморегуляция системы». Социальные системы стали рассматриваться в качестве открытых систем, по аналогии с биологией и в отличие от физики с ее закрытыми системами. Кроме того, из кибернетики Н. Винера было заимствовано представление об иерархических уровнях управления.

На наш взгляд, системный подход можно сделать удобной теоретико-методологической основой, только очистив его от крайностей структурализма и натурализма. К. Хэй делит политические теории на две группы – структуралистские (в которых важны структура и контекст) и интенционалистские, или волюнтаристские (в которых важен агент, «живой» актор). Оба подхода в крайних вариантах упрощают и редуцируют социальную реальность. Структурализм недооценивает акторов, описывает процессы без субъектов, как будто «невидимая рука» управляет акторами, предопределяя регулярность и предсказуемость их политического поведения [Hay, 2002, p. 102]. Критика структурализма (с которым неразрывно связана теория систем) привела к другой крайности, когда на первый план выходят интенции, мотивации, эмоции, самосознание акторов, которые способны понимать свои действия, но действуют по собственному усмотрению, волевым порядком. Интенционализм способен только к дескриптивным методам, он оказывается по преимуществу эмпирическим способом описания и обобщения политического поведения. Для него политические системы не имеют смысла.

В конце ХХ в. усилились попытки найти компромисс между двумя крайностями. Примером является теория структурации, предложенная Э. Гидденсом. Под структурацией он понимает структурирование социальных отношений во времени и пространстве посредством дуализма структуры. Дуализм структуры выражается в том, что она одновременно выступает «посредником и результатом поведения, которое структура периодически организует. Структурные качества социальных систем не существуют вне действия, но они постоянно вовлечены в его воспроизводство» [Hay, 2002, p. 119]. Структура представляет собой «следы памяти» в деятельности акторов, а лучше сказать – принятые практики, в том числе основанные на законах. Структура также отличается пространственно-временной изменчивостью. Можно сослаться в связи с этим на концепцию морфогенетической последовательности М. Арчер. По ее мнению, структура предшествует действию, которое ее воспроизводит или трансформирует; наблюдается морфогенез структуры [Archer, 1989; Archer, 2003].

В развитие теории структурации и применительно к политическим отношениям К. Хэй развивает «подход стратегических отношений», автор которого – Б. Джессоп (strategic-relational approach). По мнению этих авторов, структура и агент существуют всегда, их различие является сугубо аналитическим построением. Правильнее говорить о диалектике в отношениях между структурой и агентом. Развивая мысль Э. Гидденса, К. Хэй замечает, что структура и агенты представляют собой не две стороны монеты, а сплав, из которого сделана одна монета [Hay, 2002, p. 126–127]. В перспективе существуют стратегическое действие, совершаемое актором, и стратегически выбранный контекст. В качестве стратегических акторов могут выступать как индивиды, так и коллективы [Hay, 2002, p. 131], к числу которых мы можем отнести региональные сообщества.

Из вышесказанного следует, что территориально-политическая система должна рассматриваться не в качестве самодостаточной, «механически» работающей структуры, а как идеальная модель. В противном случае мы приходим к волюнтаризму (полное отсутствие системности в политических отношениях). Как полагает К. Хэй, во?первых, акторы действуют в соответствии с определенными взглядами о социальной и политической среде. Во?вторых, акторы не обладают совершенной и исчерпывающей информацией о контексте, они лишь делают предположения о характере последствий своей деятельности. Поэтому и функционирование территориально-политической системы не обезличено и сильно зависит от «человеческого фактора», от политических идей и информационных возможностей акторов.

Список литературы

Алаев Э.Б. Социально-экономическая география: понятийно-терминологический словарь. – М.: Мысль, 1983. – 350 с.

Сравнительная политология сегодня / Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К., Далтон Р. – М.: Аспект Пресс, 2002. – 537 с.

Беркли Дж. Сочинения. – М.: Наука, 1978. – 556 с.

Бурдье П. Социология политики. – М.: Socio-Logos, 1993. – 336 c.

Гидденс Э. Устроение общества. – М.: Академический проект, 2005. – 528 с.

Гладкий Ю.Н., Чистобаев А.И. Регионоведение. – М.: Гардарики, 2000. – 384 с.

Горбацевич Р.А. Актуальные вопросы политической географии // Экономическая география: К ХХIII Международному географическому конгрессу. – Л., 1976. – С. 41–52.

Грицай О.В., Иоффе Г.В., Трейвиш А.И. Центр и периферия в региональном развитии. – М.: Наука, 1991. – 168 с.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л.: Гидрометеоиздат, 1990. – 327 с.

Замятин Д.Н. Геополитика образов и структурирование метапространства // ПОЛИС. – М., 2003. – № 1. – С. 82–103.