Четвёртое крыло для бабочки

Работать в цветочной мастерской без контакта с растениями было невозможно, и Майя твёрдо решила сохранять самообладание хотя бы внешне. Выдохнув на счёт «три», зажмурилась, и потянула дверцу холодильника на себя. Лицо обдало прохладой и сладким ароматом роз. Медленно открыв глаза, девушка осмотрела цветы, стоящие в баках, в вазах, а также лежащие без воды на полках.

Все они молчали. Как и раньше, цветы находились в покое, дожидаясь своего участия в работе. Ни одно из растений не подало и знака, что может говорить. И молчали они до тех пор, пока Майя, выдохнув, не направилась к выходу.

– Уходит.

– Это новенькая?

– Эхеверии говорят, давнишняя. В отпуске была.

– Болела она! – Голос исходил от ведра с пионовидными розами. – Молочай сказал, что отравилась чем-то.

– Ох, бедняжка…

Майя развернулась всем корпусом и, чувствуя, как дрожат колени, облокотилась на косяк двери, скрещивая на груди руки. Сердце заколотилось от надвигающейся паники.

– А молочай не сказал, что именно им я отравилась?

Секундная заминка в холодильнике сменилась многоголосым криком, и девушке пришлось зажать уши.

– Тише, тише! Вы что, с ума посходили?

Первой откликнулась эустома, мелко дрожа в целлофановой упаковке:

– Как ти понимашь ретчь, дитья?

– Что? – Майя неосознанно дёрнулась в её сторону, пытаясь разобрать слова. – Не понимаю.

– Она из Нидерландов, – шёпотом подсказал стоящий слева антирринум.

Зашелестев упаковкой, тёмно-коричневый леукадендрон недоверчиво протянул:

– А чего это ты нас слышишь?

– Матерь-Природа думает, что это дар, – стараясь выглядеть уверенно, пояснила Майя, с досадой отмечая, что враз ставший тонким голос всё равно выдаёт волнение. – Но теперь я не понимаю человеческую речь, и мне очень хотелось бы, чтобы вы помогли. Сегодня трудный день. Очень трудный. Без вас мне никак не справиться.

Растения тихо зашептались, обсуждая просьбу. Стоящий в стеклянной вазе ранункулюс, один из самых красивых цветов, которые могут существовать в мире, хмуро отозвался из угла:

– Все знают, что Матерь ещё не пробудилась. Так с чего бы тебе помогать? Может, напомнить, что ты делаешь с нами?

Майя стиснула зубы, стараясь унять нервную дрожь.

– Не стоит. Я помню. Но это моя работа – следить за вашим состоянием, а после…

– Ломать и выкидывать. Прямиком в мусорный бак, не разбираясь, кто ещё жив, а кто уснул, – оборвал её ранункулюс, и шикнул на робко подавшие голос цветы.

– Мне что, хоронить вас надо было? – отчаянью девушки не было предела, и, сама того не заметив, она перешла на крик.

– Именно. Ты должна была вернуть нас Матери. Мы родились в земле, там должны и упокоиться. Но ты не озаботилась этим. Тебе никто не будет помогать.

Все цветы, как по команде, замолчали. Сколько бы Майя не пыталась их разговорить, как бы ни умоляла – ни одно растение не отозвалось. Все боялись нарушить запрет. Она вышла из холодильника и сердито хлопнула дверью, мысленно вычёркивая ранункулюс из любимых цветов. До начала рабочего дня оставалось всё меньше времени. Как и до начала проблем.

Майя выпила две чашки кофе с молоком, пытаясь согреться и успокоиться. Это помогло, но ровно до того момента, как скрипнула дверь, оповещая о приходе коллег. Почти всех их вывели на работу в авральный день – Майя не досчиталась лишь одной помощницы, Нины, которая ещё в декабре предупреждала об отъезде домой.

Поприветствовав жестами, девушка на пальцах объяснила свою проблему со здоровьем. Коллеги сочувственно покивали, так же жестами показывая, что поддержат, и приступили к работе. Маша, не вышедшая на работу в тот злополучный день, нежно сжала руку Майи, с сочувствием качая головой. Кристина же просто обняла девушку и, поглаживая по спине, что-то зашептала на ухо. Слова Майя не разобрала, но и по тону поняла, что подруга её утешает.

Заказов, как и ожидалось, поступило много. Клиенты заходили один за другим, желая приобрести большой и яркий букет, чтобы поразить человека, или милую скромную композицию, или всего три цветка для первого свидания. Атмосфера в мастерской витала донельзя романтичная, с яркими ароматами лилий, роз и шоколада, с тёплыми взглядами покупателей, влюблённых в свои половинки, а крупные хлопья снега, покрывающие за окном асфальт, добавляли волшебства.

Всем этим пропитался воздух, и Майя начала задыхаться, всё чаще оттягивая ворот рубашки.

«Не хватает лишь, чтобы зебры запели под окном «Can you feel the love tonight», честное слово, и можно с гордостью умирать, – стиснув зубы, со злостью подумала Майя. – Нет, не люблю этот праздник. Совсем не люблю».

Майе чувствовала себя разбитой и бесполезной. Она не могла понять пожелания клиентов на словах по известным причинам, а из-за большого потока подолгу разгадывать шарады не было ни возможности, ни смысла.

Промучившись несколько часов, девушка сдалась и, стиснув зубы, взялась за упаковку подарков и букетов: коллеги с огромной скоростью собирали заказы и отдавали ей незаконченные работы, а Майя уже подбирала бумагу под цвет и, нарезая её квадратами или длинными лентами, накладывала на цветы.

***

К вечеру аврал достиг пика. Рук не хватало, флористы выдохлись без активной и продуктивной помощи, и атмосфера из романтичной стала напряжённой, с явными нотками раздражения и недовольства. Стук в окно Майя услышала не сразу, лишь после трудно различимых возгласов коллег обратив на него внимание.

За окном сидел крупный коричневый ястреб с перьями, покрытыми звёздочками снежинок. Из крепко сжатого клюва у него свисали тоненькие прутики, обвитые сухими лианами то ли дикого винограда, то ли другого вьющегося растения.

Ахнув от неожиданности, Майя бросила на стол лист цветного фоамирана и выбежала из мастерской, накидывая на плечи шерстяную кофту. Ястреб, цокая длинными изогнутыми когтями по карнизу, величаво направился в сторону девушки. Она же, всё ещё не веря в происходящее, робко протянула раскрытые ладони. И ястреб, разжав лапу, уронил в них прутики. Лианы ожили и, подобно змеям оплетая запястья, больно впились в кожу.

Ястреб склонил голову набок:

– В день весеннего равноденствия Матерь проснётся. Будь с ней рядом.

– Как я её найду? – Сглотнув, Майя сморщилась от боли, чувствуя, как подарок Матери затягивается, сдавливая руки.

– Ты найдёшь. – Ястреб стремительно вознёсся ввысь, больно задев растерянную девушку крылом, и вдалеке послышался его глухой крик: – Когда придёт время!

Войдя в помещение, Майя вдохнула полной грудью, стараясь успокоиться. В голове прояснилось, словно прутики-лианы расставили всё на свои места, утихомирив бурю в душе. Хотя Майя знала, что дело вовсе не в них. Просто нужен был знак, что она не сходит с ума. Что Матерь существует, и действительно поможет. И Майя в этом убедилась. Хотя до конца так и не поверила.

Внезапно она поняла, что слышит не только обычные ароматы, присущие цветам, но и может различить малейшее изменение в них, будь то чуть подгнивший стебель или запревшие листья.

И сейчас, даже сквозь толщу стекла в двери холодильной камеры, Майя слышала аромат ранункулюса. Он был сладковатым, тягучим, как смола, с тошнотворными нотками, и доносился из самой сердцевины бутона. Следы гниения не были видны, но уже начали пожирать растение, словно паутиной оплетая чашелистик.

Майя впервые за долгое время почувствовала небывалый прилив сил, и расправила плечи. В душе поселилась уверенность, что есть возможность избавить цветок от напасти. Любой цветок. Подарок Матери не просто усилил уже присутствующие возможности. Он открыл доступ к новым. Или же Майя хотела так думать.

Не обращая внимания на переглядывающихся коллег, она, откашлявшись, вошла в холодильник и закрыла за собой дверь. Решительно поднеся ладонь к ранункулюсу, Майя коснулась лепестков подушечками пальцев и ощутила лёгкое покалывание. Бутон изнутри словно засветился, изредка вздрагивая от искорок, прыгающих по лепесткам, а затем над ним поднялось зеленоватое облачко, которое тут же испарилось.

– Что ты… сделала? – голос ранункулюса дрогнул, когда Майя убрала руку.

– Ты чувствовал невыносимую боль, но не мог избавиться от неё. А я – могу. И вылечу так каждого. Обещаю. Если вы, конечно, согласитесь сотрудничать, – тихо пояснила девушка. – Это не шантаж. Это шаг к перемирию. И я делаю его первой.

Много времени, к её радости, на раздумья не потребовалось. Цветы с готовностью откликнусь, перебивая друг друга, и желая обрести вторую молодость. Замолчавший ранункулюс что-то бурчал за шумом, а после неохотно, но тоже вступил в беседу. Благодарить двуногого ему не позволяла гордость, а промолчать – совесть. Майя почувствовала, что её, хоть и с трудом, но приняли, и сдержанно улыбнулась, вынося из холодильника несколько ваз.

«Кто бы знал, какими болтливыми и упрямыми бывают растения! – чуть не обратилась Майя к сосредоточенно записывающей заказ Маше, но вовремя себя остановила, продолжив с собой мысленный диалог: – Нет, ну кто бы знал… В больнице цветы себя вели поприличнее, и не галдели каждую секунду. Уж лучше бы вместо прутьев ястреб принёс карманный выключатель, способный хоть на минутку оставить меня в тишине и спокойствии!»