Четвёртое крыло для бабочки

Цветы спорили, кто лучше и точнее сможет перевести речь флористов, и Майе пришлось украдкой утихомирить их, а затем выбрать за главного всё тот же ранункулюс. К нему прислушивались, его уважали. И не посмели перечить, когда он вызвался помогать.

Закатав рукава рубашки, Майя взяла в руки секатор и, не без волнения, приготовилась. Пришлось склонить голову, делая вид, что разглядывает стебли вблизи.

Майя внимательно слушала советы цветов, как и куда положить, чтобы им было легче держаться или меньше конфликтовать. На этом моменте задира-гиацинт пообещал своей луковицей отлупить сирень, но Майя, хихикнув, поместила их в разные вазы, обещая никогда больше не ставить в один букет. А затем, глубоко вздохнув, приготовилась.

Еле заметными движениями рук она излечивала каждое растение, маскируя испаряющиеся облачка гнили под чих – в связи с чем коллеги, как одна, постарались отодвинуться от девушки подальше, – и всего за несколько минут собрала букет. Каждый цветок был на своём месте и, довольный, что к нему прислушались, целиком раскрыл свою красоту.

Кристина с Машей, недоуменно переглянувшись, отложили недоделанные заказы и приблизились. Майя в очередной раз не разобрала слов, но и без перевода цветов поняла, что они хвалят её и восхищаются. Необычная форма, интересное сочетание цвета – всё это сделало букет не просто красивым. Он был уникальным.

Чувство гордости распирало Майю изнутри, надувая, как воздушный шарик, в голове же было пусто, как в том же шарике, и она на мгновение почувствовала себя счастливой. Впервые за несколько лет.

Всё получилось. Получилось, как Матерь и обещала.

От охватившего восторга Майя даже не заметила, как коллеги, перешёптываясь между собой, собрали деньги и положили их в кассу. А затем Маша, широко улыбаясь, протянула её тот же букет.

– Они выражают свою любовь, – шепнула гермини, и девушка зарделась, принимая подарок.

«Нет, хороший, всё-таки, праздник! – улыбнулась Майя, насухо вытирая стол. Пустота в голове медленно исчезала, уступая место всего одной мысли: – Только вот где раздобыть лопату, чтобы хоронить цветы?».

***

В полдесятого все флористы, убрав рабочие места, тепло попрощались. Майя помахала им в ответ им и, закончив уборку, повернулась к выставленным на столе вазам. Идея некой игры, способной помочь освоиться, пришла в голову эвкалипту. Тот, весь вечер пребывая в молчании, внезапно высказал предположение. Майя, хотя и не верила в успех, с сомнением поглядывая на серебристые монетки эвкалипта, всё же решилась попробовать.

… «Я такая красивая, только посмотрите: это стройное и гибкое тело, эти аккуратные, словно крылышки маленькой бабочки, лепестки, ах! Моё тело наполнено любовью к себе. Мир – это всего лишь крохотный и бесполезный кусочек Вселенной, который беспощадно блекнет по сравнению с моим великолепием и величием. Я настолько прекрасна, что окружающие на моём фоне кажутся неуклюжими, словно их наспех слепили из того, что попало под руку. А когда двуногие трогают меня своими скрюченными пальцами, ах, мне становится дурно! Я чувствую слой отвратительной грязи на лепестках, который не отмыть даже каплями утренней росы. Когда они режут меня, чтобы усладить свой взгляд, моя душа разрывается, возносясь в небеса. И после на землю падают крупные капли воды, которые двуногие называют дождём, но я знаю – это слёзы ангелов»…

Вынырнув из чужого сознания, словно из ванны, наполненной густым и тягучим сладким сиропом, Майя с хрипом вдохнула и закашлялась. Стоящие в вазах цветы с любопытством зашептались, строя догадки, в чьём из тел сейчас ей удалось оказаться, тренируясь во временном перемещении сознания в растения. Игру они назвали просто и понятно: «Отгадай, кто».

Это была уже девятая попытка погружения, и лишь третья удачная. До этого момента Майя, совершенно не понимающая процесс слияния, несколько раз падала со стула, что изрядно её разозлило. Но показывать слабость растениям или, ещё хуже – признаваться в ней себе, Майя отказывалась.

И когда девушка, наконец, попала в сознание цветка, – а им оказался эрингиум, – чуть не задохнулась от ужаса и неожиданности. В первую секунду ей показалось, что сознание, представляющее собой пульсирующий шар, трещит по швам, рискуя разлететься на миллиарды искорок, и Майя с трудом заставила себя во всех смыслах собраться воедино.

У цветов ментальная сущность, – «душа», – поправила себя Майя, – была иной, похожей на их физическую форму. И потому Майя наяву почувствовала, как больно впиваются колючки эрингиума. Но дальше стало проще.

– Ну что, что там было? – не выдержал дельфиниум. – Рассказывай!

Майя обвела взглядом цветы, подбирая слова, чтобы не объяснить слишком явно.

– Я была чудесной, такой, что даже боги…

– Орхидея, фаленопсис, – наперебой закричали растения, не давая и слова больше вымолвить.

– А ведь могли бы и на меня свалить, – хохотнул нарцисс.

Пытаясь скрыть улыбку, Майя прикрыла лицо ладонью, но не сдержалась. Слишком уморительно дразнили зазнайку её товарищи.

Растения, когда она, выдержав театральную паузу, утвердительно кивнула, расшумелись, хохоча и подтрунивая над орхидеей.

Та гневно затряслась в углу:

– Бездари, да что вы понимаете! – И обиженно замолчала.

Игра продолжилась. Майя громко хохотала над шутками левкоя, умилялась рассказам на удивление робких антуриумов, и чувствовала себя легко и свободно. Так, как не чувствовала никогда ранее. Словно обрела последний кусочек пазла, и стала, наконец, цельной.

***

Выйдя с работы уже после одиннадцати, Майя решила устроить себе романтический вечер вдвоём, как и подобает в этот праздник. Только роль её пары играла бутылка вина. Хоть врач и запретил алкоголь, Майя понимала, что нервная система находится на грани своих возможностей, особенно после экспериментов с погружением в чужое сознание, и хотела расслабиться, как самый обычный человек. Как провела бы вечер раньше, не зная ничего про дары и прочие природные сюрпризы.

В магазине она долго рассматривала этикетки, подбирая вино. Сначала решила остановиться не белом испанском, потом схватила чилийское, уже намереваясь зайти в рыбный отдел.

«Какое белое – и без рыбы? – упрекнула себя девушка. – Что бы сказала на это мама? – В память возник образ Тюльпи, костерящего рыб на чём свет стоит, и Майя невольно сморщилась. – Без разницы, что бы она сказала – всё равно нашла бы, к чему придраться. Так что, пожалуй, обойдусь без морепродуктов».

По итогу размышлений и печальных воспоминаний выбор пал на «Киндзмараули» – сладкое, терпкое и вполне крепкое – как раз то, что нужно на четырнадцатое февраля для одинокого человека.

Засунув бутылку в глубокий карман куртки, Майя перекинула сумку через плечо, в очередной раз обещая себе уже переложить вещи в рюкзак, и вышла из магазина на морозную улицу.

Снегопад ещё не закончился, и теперь маленькие снежинки кружились в свете фонарей, навевая лёгкую грусть.

Людей на улице не было – большинство уже отмечало праздник, уютно устроившись рядом, и клянясь друг другу в вечной любви. А одиночки, подобные Майе, либо отсиживались дома, либо веселились в барах. Девушка фыркнула, на минуту представив, как отправляется в бар, и там, в толпе точно таких же свободных от отношений людей, ищет себе приключение на вечер.

«Ну нет, пожалуй, компания в виде вина меня устроит больше. С ней я хоть и не смогу поговорить, как с человеком, зато смогу поделиться переживаниями, – решила Майя. – И она окажется куда более внимательным слушателем. Тем более сейчас, когда вместо внятной человеческой речи издаю лишь… Чёрт, а что именно я издаю? Бульканье? Нет, вероятно, его издают рыбы, будь они неладны…».

Дрожа от холода, Майя обогнула здание и, пересекая небольшую территорию промзоны с затянувшейся на ней стройкой, вышла к дороге.

Движение за спиной сразу заметить не удалось – девушка была слишком занята вызовом такси, и лишь почувствовала неясную тревогу. Паника, нарастая, сигнализировала яркими огнями, но её причины оставались для Майи загадкой. Ровно до того момента, как некто, выйдя из тени, напал, ударив по затылку.

Майя ничего не успела сделать, вскрикивая от неожиданности. В голове зашумело, а поджившая гематома после столкновения с больничной батареей отозвалась новой волной боли. Девушка попыталась развернуться, чтобы увидеть преступника, но тот был намного быстрее, и, повалив её на землю, с силой прижал лицом к промёрзлой земле.

Майя почувствовала, как закружилась голова, а перед глазами снова замелькали знакомые пятна, и закричала изо всех сил:

– На помощь!

Мужчина жутко захохотал, услышав голос. Он надавил на руку коленом, наваливаясь сверху всем весом. Майя снова закричала, срывая голос, и мужчина, пытающийся что-то достать, внезапно замер.

Со стороны мусорных контейнеров послышалось глухое ворчание. Щурясь от падающего на морду снега, из темноты вышел крупный взлохмаченный пёс. Вопросительно глянув в сторону Майи, пёс тихо рыкнул:

– Мадмуазель, он пр-р-ричиняет вам боль?

– Помоги, он напал на меня!

Не в силах больше сдерживаться, Майя заплакала, и тут же получила очередной удар по голове.

Пёс оскалился и прижал уши, когда незнакомец что-то ему грубо сказал. За спиной пса показалось ещё пять собак, все как одна грязные, со свалявшейся шерстью.

– Человек угр-р-рожает. Нехор-р-рошо.

Майя всхлипнула, чувствуя, что почти не может дышать из-за забитого носа.

Незнакомец слегка ослабил хватку, показывая что-то в зажатом кулаке. Что-то, совсем не понравившееся стае.