Энтелехия

– В каком смысле?

– То, с чем он боролся всю жизнь, уничтожило его. Его убили во время патрулирования улицы. Теперь я понимаю, что это была не случайность.

– Когда это произошло?

– Произойдет, – твердо произнес Арон. – 21 декабря 2082 года, около десяти часов вечера, переулок Леджертона.

– Постой… – задумался Гэбриель, – ты можешь попробовать спасти жизнь своему отцу. Ты же знаешь время и место. У тебя есть возможность всё переиграть.

– Для начала мне нужно отсюда выбраться, чтобы это сделать.

– Ты хороший человек, Арон. Ты достоин лучшего в своей жизни.

"Достоин…Мысль об этом сводит с ума. Когда желание не соприкасается с реальностью. Когда то, что ты хочешь является чем-то далёким от жизни, в которой ты живёшь. Достоин ли ты, если думаешь, что это так? И так ли это работает? Почему у других людей не вызывает проблем получить то, что ты желаешь? И почему тебе твоя мысль кажется неосуществимой?" – размышлял Арон.

Гэбриель развернулся и с тихой грустью взглянул за ограду.

– Не странно ли это, один лишь забор отделяет нас от свободы. Всего один шаг…

– Дело вовсе не в заборе. Его можно перелезть, сломать, но ты всё равно останешься сумасшедшим для них. Даже если убежишь, тебя будет преследовать клеймо психа.

– По крайней мере, ты будешь не в клетке…

– Разрушь его, – вдруг заявил Арон.

– Как?

– Заставь исчезнуть, испариться.

– Не думаю, что у меня получится.

– Если будешь так думать, то точно ничего не выйдет. Поверь в самого себя. Представь как тёмная материя растекается по ограде с колючей проволокой и стирает с лица земли.

Гэбриель напрягся словно оказался на экзамене. Глубокий вдох немного расслабил его. Он закрыл глаза и стал мысленно убирать с дороги забор. Его тело было неподвижным. Так прошла минута. За ним вторая. Арон уже стал волноваться за своего приятеля. Но вот мужчина пришёл в себя и вновь с огорчением посмотрел на преграду.

– Ничего не получилось.

– Думаю всё дело в практике, – подбадривал его Арон.

– А вдруг то, о чем ты говоришь правда. Что мы будем делать?

– В каком смысле?

– Что будет, если я действительно окажусь аннигилятором? Кто меня остановит? Как это произойдет? И возможно ли это?

Арон молчал. Он боялся напугать собеседника своей резкостью, да и в целом не до конца ему доверял. Однако сам Гэбриель понимал, что существует много недосказанности между ними.

– Я не могу тебе сказать. Зная, что случится, это может сыграть тебе на руку. Ты можешь перевернуть всё в свою пользу.

– Ты думаешь я настолько перестану быть собой? – взбудоражено спросил мужчина.

– Люди меняются, Гэбриель. Это единственное, что я точно знаю. Нам пора, – произнес Арон, когда увидел надзирателя со свистком в зубах.

После долгого сигнала все стали идти к больнице.

Потуги Арона заставили соседа оторвать взгляд от дневника. Гэбриель пристально наблюдал за своим товарищем, который продолжал отжиматься уже около десяти минут подряд. Со лба, тренирующегося ручьём, бежал пот.

– Даже я устал смотреть как ты это делаешь, – заговорил Гэбриель, – и я все никак не пойму зачем.

Арон продолжал сгибать руки до тех пор, пока не рухнул на живот. Он плашмя прижался к прохладному полу и не мог встать.

– Потому что ничто другое не поможет мне сбежать отсюда. Чтобы стать сильнее, нужно убить себя. Возродиться из праха. Забыть о боли, чувствах, прошлом. Если я буду лежать овощем на кровати, то навсегда останусь сумасшедшим.

– Разве тем самым не делаешь себе хуже? Тебе и так тяжело.

– Только так я смогу перебороть эту слабость, – ответил Арон и еле как отлип от пола.

– Держи, – бросил ему полотенце Гэбриель. – Не хорошо сырым ходить.

Мягкие ворсинки скользили по влажному телу и убирали капли пота. Арон обессиленно плюхнулся на койку. Ему даже нравилась эта усталость. Приятно ощущать напряжённые мышцы, которые налились кровью.

– Я всегда хотел сделать этот мир лучше, – произнес юноша, глядя на потолок, – но понимал, что ничего не получится если сам не буду таким.

– Каким?

– Лучшим. Ты не можешь дать того, чего у тебя нет. Бессмысленно. Столько лет я работал над собой, чтобы преобразить все вокруг. Я так сильно был увлечен этим, что не заметил, как окружение изменяло меня.

– Нельзя сделать это в одиночку, Арон, ты же понимаешь? Ты не можешь контролировать мысли и действия каждого. В этом и заключается парадокс благополучного общества. Свободомыслие и либерализм – причина большинства бед, но как только мы пытаемся контролировать социум это превращается в тоталитаризм и угнетение, избежать которое и хотелось.

– Тогда все стремления к идеальному миру просто нелепы. Зачем они нужны, если это просто большой обман? К чему полиция, правоохранительные органы, если преступления продолжат совершается? Зачем министерства и правительство, если есть миллионы голодающих людей?

– Чтобы не стало хуже. И думаю, ты как никто другой видел это "хуже".

– "Мы вынуждены пожинать ошибки тех, кого не знали". Это была небольшая записка на фонарном столбе рядом со школьной остановкой. На следующий день её сорвали. Как будто бы боялись услышать правду.

Они пару минут молча сидели в тишине как Арон что-то почувствовал и начал вставать с кровати:

– Слышишь? – спросил он.

– Ты о чём?

– Нужно бежать, – закричал юноша и стал безумно носится по комнате, – скорее!

– Да что случилось?! – недоумевал Гэбриель.

– Бери свои вещи и сваливаем.

После этих слов в больницу влетел шестикилограммовый снаряд гранатомета. Всё здание взлетело на воздух, разрушив большинство несущих стен. Внутри творился невообразимый хаос. Были слышны крики отчаяния и потуги сотен пострадавших пациентов, которые пытались выбраться из-под завала. Гэбриель раскрыл веки, покрытые слоем песка и каменной пыли. Душащий кашель не отпускал его.