Чужой мир

Как только они пересекли границы внешнего мира и ордена, Дарину тут же ослепило яркое солнце. Над территорией ордена не было ни тучки. При свете солнца контрастность между ее привычной средой обитания и чуждой территорией ордена бросалась в глаза в разы сильнее. Детишки бегали по специально отведенным игровым площадкам, а их родители неподалеку крутили железные прутья, похожие на саблю, на которые были нанизаны сочные куски мяса.

– Здесь солнце? – спросила Дарина.

– Той ночью Вы не обратили внимания на то, что на территории ордена не было дождя?

– Нет… я как-то не ощутила разницы.

– Здесь слегка иные условия для существования, – аккуратно, словно не желая породить новую волну протеста против контрастов, сказал Сергей. – В том числе и погодные.

– Почему так?

Сергей в ответ пожал плечами.

– Технологии.

Выйдя из припаркованной машины, Дарина вновь вдохнула чистейший кислород. На этот раз ее не переполняла обида от разницы условий. Дарина не понимала природы своего смирения и принятия. Возможно, они проявились ввиду того, что ей предстоит живая встреча с сыном. Встреча, о которой мечтает любая женщина во внешнем мире. Которая из-за череды случайных событий стала реальной для Дарины.

Проходя к подъезду, встречные люди улыбались в ответ на взгляд Дарины. Она немного остерегалась подобной улыбки, зная, что обычно за ней скрывается не что иное, как ненависть и беспричинная жажда расправы. Ее лицо приняло каменный вид, и она осторожно поднялась вслед за Сергеем по ступенькам, ведущим к подъезду.

– Все в порядке? – спросил Сергей.

– Да-да… я просто, видя улыбки, ожидаю… как сказать… – замялась Дарина с ответом, понимая, что, скажи она, как есть, Сергей этот ответ воспримет как необъявленное ее согласие с его взглядом относительно общества из внешнего мира.

– Вы ожидаете что-то плохое, видя улыбку в свой адрес, – помог он завершить мысль.

– Не то, чтобы плохое. Просто непривычно, – махнув рукой и уведя свой взгляд куда-то в сторону от Сергея, сказала Дарина.

– Ну понятно, – улыбнулся он, открыв перед ней дверь в подъезд.

В квартире у Сергея Дарина уже по привычке наблюдала из окна, пока тот готовил завтрак. Затянутый густым смогом внешний мир ее отталкивал, но и орден не манил. Она себя ощущала чужой во всех увиденных условиях. Орден казался ей жалким подобием прошлых счастливых для человечества лет. Она понимала, что все это подобие нормальной жизни в ордене искусственно создано лишь для того, чтобы служившие ему люди продолжали делать свое дело. Корми вкусно своих солдат, держи в хороших условиях, и они будут верны тебе до конца твоих дней. Дарина сомневалась, что раз Сергей так отчаянно отстаивает противоположные ей взгляды, то он вряд ли понимал уловки великих умов, загнавших его в состояние должника. Еще бы, мало кто сможет согласиться с тем, что он вовсе не особенный, а лишь удобный для тех, кто держит всех в узде. Имеющий выгоду, как правило, делится крошками со стола. В данном случае крошками является нормальное по историческим меркам существование, а по меркам внешнего мира – пределом мечтаний.

– Завтрак готов! – крикнул из кухни Сергей.

Дарина проследовала на кухню.

На столе находились незнакомый ей плод оранжевого цвета, аккуратно разрезанный и сложенный на тарелочке. Рядом стояла тарелка с кашей, в которой виднелись маленькие шарики фиолетового.

– Это что? – спросила Дарина, указав на оранжевый плод.

– Апельсин, – ответил Сергей, присев напротив нее. – Его выращивают на периферии ордена. В твоей тарелке с кашей лежит ежевика. Она также выращивается в больших ангарах на окраине территории.

– Ангары, должно быть, большие, раз они способны обеспечить всех в ордене.

– Они большие, но спрос не удовлетворяет предложение. Фрукты выдаются один раз в месяц на руки по килограмму. Здесь, на территории, находится всего три миллиона человек, поэтому то, что каждый человек минимум раз в месяц питается фруктами, – очень хорошо.

– Какое население внешнего мира? – спросила тогда Дарина.

– Около двадцати пяти миллионов. Внешний мир достаточно большой. Но, к сожалению, не каждый человек в нем способен оценить масштабы внешнего мира. Многие считают, что мир мал, просто потому что они не имеют возможности передвигаться на дальние расстояния ввиду одного выходного дня в неделю.

– То есть ты согласен с тем, что орден несправедлив по отношению к людям из внешнего мира? Что он загнал людей в рамки, выход из которых грозит смертью. Или, наоборот, смерть – единственный способ выйти из них.

– Жизнь несправедлива. Орден лишь подстраивается под существующие условия. Но, говоря об ордене в негативном ключе, ты забываешь упомянуть, что он полностью оплачивает всем затраты на продукты питания и одежду в магазинах.

– Орден ведь не безвозмездно оплачивает все это, мы работаем за продукты и одежду. Если в начале предыдущего века люди работали для машин, домов, путешествий и прочих увеселительных вещей, то сейчас лично мой потолок – это еда, после употребления которой меня не тошнит.

– Территории слишком малы для путешествий. Внешний мир огражден высокой стеной, ограждающей от радиоактивной пыли и прочих следствий глупости человечества.

– Ордена, – поправила его Дарина.

– Вы правда считаете, что виноват во всем исключительно орден? Не бывает одного виновника, особенно когда дело касается беспорядочных ядерных ударов по всем существующим государствам. У любого конфликта всегда несколько виновников.

– Может, и так, – согласилась Дарина просто из приличия, чтобы дальше не развивать тему, на которую она и Сергей смотрят по-разному.

Съев все апельсины и почти не притронувшись к каше, Дарина с Сергеем встали со своих мест и направились в сторону машины. Дарина с трудом представляла свою встречу с сыном и то, как она будет себя вести во время нее. И, выехав с территории ордена, она думала о том, что первым делом скажет Кириллу. И как он ее воспримет. Из литературы она узнавала о многом, что не способен испытывать современный человек в принципе, и она, в частности. Одним таких «мутных» и самых запомнившихся ей терминов был «материнское чувство». Дарина множество раз перечитывала о нем после рождения сына, но ей в голову не приходило, каким образом культивировать это чувство в себе по отношению к человеку, который одновременно является самым близким тебе, и в то же время с каждым днем становящимуся настолько далеким и не вызывающим никаких эмоций, что любой промежуток без общения с ним воспринимается менее болезненно, нежели с Лизой.

– Волнуетесь? – спросил Сергей, подъезжая к воротам детородного дома.

– Вовсе нет.

– Это очень странно, – бросив на Дарину взгляд, сказал он. – Отношения женщин и их детей, как правило, – самые искренние. Глядя на то, как женщины возятся со своими детьми, оберегают их и переживают за каждый неверный шаг, трудно вообразить, что у вас сейчас не екает сердце.

– Я много читала о связи женщины и ее ребенка, но понять так и не смогла. Возможно, дело в расстоянии.

– Мне кажется, что при любом расстоянии собственный ребенок не перестает являться таковым.

Дарина ничего не ответила. На глаза навернулись слезы от осознания того, что она почти всю свою жизнь прожила, так и не поняв радости материнства. От несправедливости, в которой привилегированная часть общества видит ребенка каждый день, а остальные довольствуются видеозвонками. В конечном счете обделенная часть женщин теряет всякую связь и видит похожего на себя человека, и то лишь визуально. Повадки и черты характера ребенка формируются в бесконечном самостоятельном плаванье, в котором присутствует лишь обслуживающий персонал, заходящий несколько раз в день в комнату к одинокому подрастающему человеку с целью накормить его.

Увидев патрульную машину ордена, охранник нажал на кнопку, и ворота в детородный дом распахнулись. Проезжая по его территории, Дарина внимательно осматривала двор, вспоминая прогулки один раз в день около палисадников в надежде, что она станет тем самым исключением, вследствие которого ребенок останется с ней навсегда. Но она не была исключением. Никто так и не стал тем самым исключением, потому что они, обычные люди, – не члены ордена.

Территория вмещала в себя несколько десятков корпусов, имеющих по двадцать этажей, отделенных друг от друга заборами, соответствующими возрасту детей. Чем старше ребенок – тем выше забор. Находясь здесь девять лет назад, Дарина не понимала сути подобных перестраховок, учитывая, что мало кто из детей решится на побег во внешний, незнакомый мир. С тех пор ничего не изменилось: заборы остались на своих местах, как и ее непонимание.

Приблизившись к одному из корпусов, Сергей вышел из машины и подошел к человеку, отвечающему за пропуск посторонних в здание. Дарина же оставалась сидеть на своем месте, дожидаясь результата, и, когда Сергей махнул ей рукой, она последовала к нему.

– Вы – моя жена. Только на этих условиях сюда можно попасть.

– Интересные условия, – ответила Дарина – А жена – это…?

– Это женщина, которая принадлежит мужчине.

– Как вещь, что ли?!

– Нет, как ребенок, – улыбнувшись, сказал он.

Бродя по длинным коридорам, Сергей вел ее в нужном направлении. В какой-то момент Дарина подумала, что он на самом деле не знал, куда идти, но озвучить свою мысль не решалась, ведь рано или поздно они куда-то да придут. Ее сомнения развеялись в момент, когда он остановился у двери и, взявшись за ручку, сказал:

– Здесь живет ваш сын. Я буду ждать вас в конце коридора у окна. Желаю хорошо провести время.

Дарина обняла Сергея. В ответ он крепко прижал ее к себе и минуту не выпускал из своих объятий, после чего виновато извинился и, не поворачиваясь к ней спиной, направился в конец коридора.