Книга Иоши

– Ну нахер. Это как загадать желанье у джина. С тобой связываться – себя не уважать.

На замечание Мансура Шурик лишь пожал плечами, но сохранил на лице игривую улыбку.

Раздалась трель дверного звонка. Мансур, как хранитель очага, но больше желающий уже уйти из общества Шурика, пошел открывать дверь.

– Иош! – прокричал он. – К тебе!

Еще в коридоре, не дойдя до двери, я замедлил шаг. Сердце заколотилось, а дыхание сперло. В дверном проеме я четко видел отца. От этого не знал, куда деваться. У меня не было плана. Все, что мне оставалось, так это поговорить полностью на его условиях.

– Можем поговорить? – обратился он ко мне, приоткрывая при этом дверь.

Все внутри меня кричало: «Нет!», особенно выпитый алкоголь, но из-за сбитого дыхания я не смог издать ни звука, поэтому пришлось повиноваться обстоятельствам и выйти с отцом в подъезд.

– Все в порядке? – спросил у меня Мансур, на что моя голова автоматически кивнула. Она по жизни не была приучена говорить «нет», ведь я просто не умею никому отказывать.

В подъезде было прохладно, гулял сквознячок, после душной и накуренной квартиры становилось легче от свежего воздуха, голова от алкогольного опьянения прояснялась.

Отец протянул мне мой телефон с восстановленным экраном.

– Ты уронил в тот вечер, – сказал он.

Лишь повторно кивнув, я послушно забрал свой мобильник. Выдавить из себя «спасибо» не выходило, хотя и оценил жест с починкой разбитого стекла. Он не обязан это делать.

– Я должен был давно с тобой встретиться. Прости.

Я покачал головой. Мне нечего было ему сказать.

– Прости, смотрел твои фотографии в телефоне. Через них смог узнать тебя… – Он напоминал меня, когда я в чем-либо провинился, стоял, склонив голову, и бормотал оправдания под нос. – Все-таки я не принимал участия в твоей жизни. За что очень сильно виноват, но так сложилась жизнь. Так бывает. Порой для своего счастья… да и чужого, надо все перечеркнуть и начать с чистого листа. – Отец зашагал из стороны в сторону по лестничной площадке. – Я совершил много ошибок, ничего хорошего с твоей мамой у нас бы не вышло. Мы все были бы несчастливы, и в результате все бы рухнуло. Так мы хотя бы дали друг другу шанс на счастье… Решение не говорить тебе обо мне было общее. Думали, что так будет лучше, появится отчим и заменит полностью меня, чтобы бы ты не тянулся и ничего не спрашивал с меня… Жизнь сложная штука, ее дорога разбита, и каждую яму или кочку нужно учиться проходить, после чего подвеска целой не останется. Не представляю, через что ты прошел, но сочувствую тебе. Если что-то необходимо от меня, скажи, я все сделаю. Ты же зачем-то пришел ко мне?

Зачем к нему приходил? Я сам хотел получить на это ответ, а также понять, для чего весь этот разговор. Хотелось сказать, что я поймал белочку, но отрезвление опровергало эту теорию, тем более половину его слов пропустил мимо ушей. Он бормотал где-то на фоне, словно скучный лектор. Мое внимание привлекало все что угодно, но не отец: я успел поковыряться в отлупившейся краске на стене, счистить черные полосы на полу и плюнуть между перил лестничных пролетов, но так и не одарил отца своим взглядом.

– Наверное, сейчас очень сильно гружу тебя, вся эта история не к месту. Не думал, что попаду на вечеринку, думал спокойно поговорить. Наверное, лучше мне связаться с тобой позже.

Склонив голову, он развернулся к спуску на улицу.

– Все в порядке, – пробормотал я и чуть наклонился в сторону отца.

– Послушай, я не хочу одним разговором заполнить ту дыру, что оставил. Ее уже не заделать. Тем более учить тебя ничему не собираюсь. Я просто не имею на это права. Дай мне просто понять, зачем ты приходил. Чего хотел?

– Не знаю…

– Ты хотел что-то получить от меня? Или хотел отомстить?

Отомстить. Да. Я хотел отомстить, но понял, как это глупо. В сознании всплывали образы моей ровесницы с ним, от этих мыслей становилось тошно. А я пытался сфотографировать их. Включил телефон и полез в свои фотографии, но не нашел того снимка. Я точно помнил, что его сделал. Отец удалил его. Он пришел не помочь, а защитить свой зад. Это я должен был задавать вопросы.

– Сука…– все также промычал я, но в этот раз для себя, словно откровение.

– Что ты сказал? Я не расслышал. – Отец попытался взглянуть мне в глаза, но я отвернул голову в сторону.

– Сука. Ты здесь из-за снимка. Сука! – Я перешел на крик, который эхом отдавался по подъезду. – Ты зачем приперся? Чего хочешь? Боишься расскажу, какой ты?! Я знаю, где ты живешь, знаю, что у тебя семья, которой ты лжешь так же, как моей матери. Другой твой сын тоже об этом знает. А нынешняя жена знает? Ответь? Что будет с тобой, если все ей расскажу? Она выпрет тебя на улицу. Приютит ли тебя твоя шлюшка? Нет. Рано или поздно она тебя тоже выбросит. Ты нахуй никому не нужен! Моя мать не говорила о тебе, потому что от тебя толку никакого. Ты был бы только обузой.

Это был не тот ответ, что он ждал, и это было видно по его недовольному лицу. Отец ничего не ответил мне. Выслушав мою речь, просто развернулся и пошел вниз.

– Правильно, пиздуй отсюда! – прокричал ему вслед.

Из меня перла энергия, хотелось кричать, крушить, чтобы все видели мои эмоции, что я не мертв, что могу что-то чувствовать. Выпирающая ярость напоминала то, что чувствовал год назад к матери. Это состояние по-своему пьяняще привлекало. Я ловил кайф, ведь была причина проявить эмоции, которые и так редко показывал.

– А-А-А! – меня распирало, я кричал на весь подъезд, а когда услышал открывающиеся дверные замки соседей, забежал в свою квартиру. Сердце колотило, хотелось кричать еще.

В квартире продолжалась вечеринка. Она никак не изменилась за мое отсутствие, и это бесило. Везде стояли бутылки от пойла. Я проверял каждую в поисках топлива, но все было пустым. В центре хаты стоял ящик Джека, еще треть бутылей закрыты, но зато были возвращены уже начатые, недопитые бутылки. Настолько всем не зашла эта паленка. Я открыл одну из бутылок, задержал дыхание и выпил залпом. Все внутри зажглось. Сквозь пустеющее дно видел наши фотообои с густым лесом, который приближался ко мне, а я, не сопротивляясь, входил в него, летел в пустоту, пока в грудь что-то не уперлось. Я стою на лестничной площадке и свесив голову, смотрю на харчи внизу. Кто-то стоял надо мной и аккуратно хлопал по спине. Мне было плохо. Организму плохо. Хотелось сдохнуть.

– Сейчас станет легче. Все бывает.

Голос я не узнал. Повернул голову, чтобы увидеть своего «напарника», но это тоже не помогло распознать его. Он был для меня тем же темным силуэтом, что я встречал в чаще леса. Такой же пустой. Просто образец без информации. В поисках зацепок снова и снова проваливался вглубь своего забвенья. Очнулся уже на диване. Рядом сидели несколько незнакомых фигур и о чем-то говорили, но я не мог разобрать эту белиберду, все было пустым звуком, но от этого в голове только сильней раздавался гул. Народа в квартире стало меньше, а за окном проявлялся рассвет.

Я в наглую растолкал силуэты перед собой и уселся между ними. Они что-то говорили мне, а я не понимал, но махал рукой – сойдет. Эти силуэты были мне известны, мы из одного универа. На столе передо мной бутылка Джека, неполная, но мне хватило, чтобы промочить горло. Поступок неприятный, но мое нутро требовало. Лекарство снова зажгло все внутри, я почувствовал каждый свой орган, почувствовал, как все болит, а значит работает. Хотелось заплакать, но я был сух, не обезвожен, а именно сух, сух в своих эмоция. Я все сжег в себе. Или нет? Все равно. Главное – никто этого не видел.

Бутылка находилась в руке. Сквозь нее я смотрел на ладонь, на линии жизни. Неужели мне всю жизнь было суждено оставаться ничтожеством? Я был не согласен. С размаху, продолжая держать в руке, я разбил бутылку о стол. Осколки полетели в разные стороны, но часть из них впилась в руку. Боль я не почувствовал, а только отвращение от изуродованной руки.

Все вокруг загудело. Что-то говорили. Мне говорили. Или кричали. Я не понимал, ведь все было шумом в голове, на который я плевал.

– Пошли все вон! – закричал я. Шум прекратился, но, когда снова возник, я повторил еще громче. – Я сказал: пошли все вон!

Больше со мной не спорили, все встали и ушли. Не успел я сесть обратно, как уже никого не было. Долгожданная тишина, хоть фоном музыка и играла, но спокойствие уже обволакивало меня. Точка. На этом смело можно было завершать день, который обещал закончиться хорошо. Я пытался закрыть глаза и уснуть, но ничего не выходило. Приходилось мучительно следить за тем, как солнце медленно встает и режет мне глаза. Пробежала мысль лечь в свою кровать. Когда вставал с дивана, удивился уже перебинтованной руке – значит, все-таки отключался. Что я натворил? Встать оказалось невыполнимой миссией. Стоило приподняться, как тело потянуло обратно. Наконец я почувствовал усталость не только в теле, но и в душе. Глаза сами прикрылись, но вместо темноты из комнаты попал на опушку леса. Снова те же силуэты в капюшонах. Я обходил каждого и всматривался, в попытках хотя бы кого-то узнать, но никого не мог разглядеть. В глазах двоилось или троилось, не получалось даже сосчитать, сколько их.

– Да кто вы такие?! – прокричал я и упал на траву.

Хотелось плакать, но не выходило. Даже в месте, выдуманном моим больным разумом. С рывка я толкнул ближайшую из фигур в белом плаще, и с нее наконец упал капюшон, раскрыв личность под ней. Мое тело без каких-либо команд завыло изнутри, гомон доносился из легких даже с закрытым ртом.

– Игорь! – Меня трясло. – Игорек, очнись.

Лес сменился знакомой комнатой, а темный силуэт преобразовался во Владика, который приводил меня в чувство. Солнца уже не было за окном, лишь различались отголоски заката.

– Братан, тебе, походу, кошмар приснился. Орать стал на всю хату.

Я сразу же поднял руку, но, к моему сожалению, она оказалась перебинтована. Моя выходка была реальностью.

– Все в порядке? – спросил Владик.

– Да-а-а, – протянул я, пытаясь прийти в себя, проснуться. – Надо прекращать так пить.

– Это точно, мы вчера испугались за тебя. Мансур сказал, вчера к тебе приходил какой-то мужик. Ты после разговора с ним так сорвался.

– Пошел он нахер, больше я его не увижу.

Я с трудом уселся на диван. Голову качало из стороны в сторону, а все внутренности просились наружу. В складках дивана приметил свой телефон, к счастью, он еще не разрядился, но меня волновало несколько пропущенных звонков от мамы. Меня ожидал неприятный разговор с обвинениями, что не беспокоюсь о своей матери. Также между сообщениями о пропущенных вызовах висело сообщения от неизвестного абонента, перед глазами сразу же всплыл образ силуэта, что раскрыл во сне: «Прости, я всего этого не хотел, но, если понадоблюсь, звони».

Глава 7