Книга Иоши

Меня трясли, сон расплывался на глазах, ночное звездное небо сменялось отвратительно побеленным потолком, а передо мной действительно находился Шурик.

– Отмахнись. – Я оттолкнул его лицо от себя. – Дай сон досмотреть.

Я попытался провалиться поглубже в подушку, перед глазами возникали знакомые верхушки деревьев.

– У тебя дверь была открыта, – раздался снова голос Шурика, – я зашел и увидел твое тело. Честно, испугал малях, но по запаху перегара понял, что живой, в какой-то степени.

– М-м-м, – промычал я в подушку.

Все возвращалось в реальность. Сон улетучивался в ту же далекую неизвестность, которая в скором времени забудется.

– Я че пришел, звонил тебе, попал на мужика какого-то. Оказалось, батек твой. Сперва подумал, разыгрываешь, но нет. Короче, я начал тебя искать, жив ты или нет.

– Как видишь, нет.

– Рано ты в загул ушел, вот принесу тебе твой победный ящик, тогда и уходи. Поделись только нажитым добром, а то пить в одного не по-пацански.

– Угу, – все так же неохотно отвечал я.

– И встреться с батьком. Он четкий мужик. Телефон заберешь, да и пообщаешься нормально.

– Он рассказал, что произошло?

– Да. Я шляпу снял за тебя, так что не благодари. Сказал, что бываешь порой дерганным.

– Спасибо.

Шурик пару раз хлопнул меня по плечу, после чего я почувствовал, как он встал с кровати, до этого даже не обращал внимания, что он сидел рядом со мной.

– Если что надо, обращайся. Ты свой человек, Игорек.

– Ага.

– Пойду, а ты лечись давай. Я закрою дверь за собой.

Дверь захлопнулась, как и мое сознание. Я провалился в пустоту подушки, голова лишь считала секунды этой пустоты. Мне хотелось снова уснуть, но тело было против. Оно лишь болело, обращая на себя внимание и ни на что больше. Пришлось откликнуться ему и, как советовал Шурик, полечить. Пересилив себя, стянул запачканную одежду и залез в ванну. Организм в воде начинал помаленечку приходить в себя. Помимо внутренней боли, тело начало откликаться и на внешние раздражители. Я приходил в себя, если можно назвать так возвращающуюся тяжесть в голове, да и во всем теле. Мысли о последнем дне вызывали отвращение: о непрекращающимся гулянии отца, о моей глупости встретиться с ним, и больше всего о своем виде, что опустился так сильно на дно. Я был ничтожен. Желание существовать улетучивалось все дальше и дальше.

Не зная, чем себя занять, залип в интернете на ноутбуке. Спешить возвращать свой телефон не хотел, где-то в подсознании для себя принял решение, что куплю новый сотовый, ведь давно собирался. Во ВКонтакте было несколько сообщений от Мансура и Шурика, мне было дико лень грузить себя общением с ними, но пальцы по старой привычке открыли оба диалоговых окна.

Александр Пантелеев: бро, ты жив? говорил с твоим батьком, перезвони

Александр Пантелеев: сук, ступил, я тупой

Шурик был в своем репертуаре. Сперва сделает, потом думает. Это отражалось на всей его жизни, хотя порой удивлял своей хитрожопостью, что было куда чаще, чем тупость, и это бесило в нем.

Мансур Олегович: Не могу дозвониться

Мансур Олегович: Здесь проблемы, тебе лучше приехать

Мансур Олегович: Иош! Больше суток прошло. Ты где?

Мансур Олегович: Звонил Шурику. Он сказал, что твой телефон у отца. Попросил его зайти. Дня не проходит, чтобы ты в вк не зашел. Мы переживаем!

Голова не соображала. По календарю и часам пытался посчитать, сколько был в отключке, но вычисления не поддавались. От любой мыслительной деятельности звенело в ушах. Я несколько раз перечитал, чтобы понять, о чем Мансур пишет и действительно ли важно это.

Игорь Ватин: что случилось у вас?

Игорь Ватин: я в порядке

Единственно, что сознание само повторяло: «Больше так не пить». Все болело. Я болел. Признаться, отвратительно чувство. Это была еще одна причина, почему я не понимал, ради чего все эти пьянки, для чего так сильно напиваться, для всего есть же мера. Для меня все-таки это был болезненный способ забыться.

Мансур Олегович: Сегодня хоронят сестру твоего друга

Мансур Олегович: Андрей Кулаков который

Мансур Олегович: Вы ж были знакомы? Я прав?

Ну а как иначе, Кулак был моим лучшим другом, я знал всю его семью, в том числе и сестру Маринку. Да, не очень близко, хоть и была она младше нас на два года, но с нами не велась, так что каких-либо эпизодов с ней в моей жизни очень мало. Поэтому ничего, кроме как выразить Андрею соболезнования я не мог. Конечно, Маринку часто оставляли старшему брату на контроль, но вопрос стоял больше в том, для контроля кого, по задумке при ней мы бы вели себя спокойней. Школьных друзей она не имела, но со временем обросла подружками с танцев из разных частей города, так что она, как и я, жила на два мира, порой пересекался с ней и в Нижнем, и в Верхнем Родищенске. У меня даже не получается нарисовать ее образ, не говоря уже о характере. Она всегда была незаметней своих подруг. Согласно стереотипу, девчонки ищут всегда себе страшненькую подружку, а здесь имелась незаметная тень. Забавно, рисуя ее из своих воспоминаний, я рисовал себя. Наверное, это участь любой тени. Мы всегда где-то на заднем плане, мы не жалеем об этом, нам комфортно в режиме спокойствия, лучше за всем наблюдать со стороны.

Игорь Ватин: что с ней произошло?

Мне становилось стыдно из-за того, что неспособен воспроизвести ее в своем сознании. Я ожидал от Мансура подробностей, чтобы лучше представить образ Марины.

Мансур Олегович: Суицид

Самоубийство звучало бы куда мягче, а суицид било по ушам до сердца. Так вот чем заканчивают тени. Мы и так внутрь себя уходим, но, видимо, это не предел. Эта мысль ранила, как и новость о Марине. За пару минут она стала ближе, чем когда-либо. А может так со всеми, кто умирает? Ведь до этого я терял только тех, кто был мне неприятен.

Мансур Олегович: Подробностей не знаю, напиши своему другу

Он был прав. Мне необходимо связаться с Кулаком, но я с ним так давно не разговаривал, что мне было стыдно написать, не то что позвонить. Тем более мне не с чего это было сделать, телефон остался у отца. В сообщениях я пару раз набрал: «Соболезную», но сразу же стирал, так как казалось неправильно написать так, как будто кидал человеку в лицо своей высокой жалостью. Также было с длинными сообщения. Они все меня раздражали и казались неверными в сложившейся ситуации. После года молчания эти слова соболезнования для Кулака не имели бы смысла. Кто я ему? Всего лишь старый друг, который вычеркнул его с целью не вспоминать ни о чем плохом, или тот, кто свалил в столицу и зазвездился? Для меня уже не было места в его жизни. Тень скрылась за углом.

Надо было решить, что делать со связью. Жизнь без телефона уже невозможна, это часть нас, наше маленькое личное облачко, по которому любой сможет изобразить наш портрет. От этой мысли стало еще противней. Мой мобильный остался у отца, он мог узнать обо мне все, что угодно. В памяти хранились фотографии последних лет и доступ к сообщениям во всех социальных сетях. Я не мог себе представить, у кого окажется мой телефон, поэтому никогда не ставил паролей на вход, только обычная блокировка экрана.

Среди бардака Владика я откопал его старый телефон с трещиной по углу экрана, в остальном он был полностью здоров. Владику, как он говорил, не подходит разбитый экран для имиджа. Такой вот у нас он был модник. Оставалось восстановить сим-карту. Меня пугала мысль, что мне за это время могла позвонить мать. Какие могли быть варианты? Сын два дня не отвечает на телефонные звонки – она бы уже вещи собирала и ехала проверять, жив или нет. Второй вариант еще хуже – могла попасть на отца. Думаю, их беседа не сулила ничего хорошего. Также любой из этих вариантов способен ударить по здоровью матери, что тоже плохо.

С тяжелой головой я выполз на улицу. Летнее солнце сильно резало глаза. Солнечные очки я не носил, поэтому, чтобы как-то сберечься от жгучих лучей, прикрывал глаза рукой. Выглядел со стороны с чудинкой. Словно вампир, из одной тени к другой пробирался до ближайшего торгового центра, чтобы восстановить утерянную сим-карту.

Рука не могла сразу привыкнуть к новому телефону, да и в ТЦ связь ловила плохо, из-за чего все необходимые программы скачивались невыносимо долго. Порой одни и те же люди проносились мимо меня, сидящего на скамейке. В торговом центре было комфортно, похмелье чувствовалось слабее. Телефон клик за кликом осваивался в моих руках. Я позвонил матери.

– Привет, Ма.

– Приве-е-ет. Как я рада, что ты позвонил! – ответила радостным голосом. Даже такой простой реакции хватило, чтобы настроение поднялось.

– Как дела? – Честно, даже не представляю, о чем хотел поговорить, но мне так необходимо было общением с ней, просто так.

– Ой, все замечательно. На работе сегодня заказов немного было, с девками трепались обо всем в свободное время. Представляешь, оказывается у Нинки сын тоже где-то недалеко от вас живет. Вам бы связь поддерживать, так вдруг что. Он у нее программированием занимается, такой молодец. Рассказывает, что взял квартиру в ипотеку, а ты представляешь, какие это деньги для Москвы! Ужас. Такой он молодец. Мы бы, наверное, так не осилили даже вместе, но, если вдруг надумаешь, ты говори, что-нибудь да придумаем.

– Ма, рано еще.