Рассветы Иторы

Алрих в ответ снова грязно выругался, но потом взял себя в руки:

– Надо сообщить Конклаву.

И то правда. Уйти мы отсюда уже наверняка не уйдём, даже если я солью всю свои два круга жизни на Песнь, но вот это невероятное зрелище, что мы сейчас наблюдали, явно стоило тех усилий.

– Отправим птицу?

– Где ты её тут возьмёшь.

Да уж, я повертел головой, весна, для перелётных рано, а для морских – слишком далеко от Океана. Да и что им тут делать.

Вот попали так попали.

И ведь сидят себе, не мигая, словно им всё равно, ну увидели их. Ни страха, ни ответной злобы.

Может, и не тронут, если аккуратненько отползти.

– Как думаешь, старик, чего они ждут?

Опять в ответ череда ругательств. Что-то про мою маму. Вот это ты зря, её лучше в суе не поминать, она у меня особа обидчивая. Может, при случае, за такое и по шея?м перепасть, будь ты хоть сто раз алрих.

Нужно срочно что-то решать, а то пауза неприятно затягивалась, скоро эти трое благополучно уйдут обратно в тень и поминай как звали. Причём в основном не их, а тебя, бородатого дитяти. Ну и ещё немножко старого ворчливого алрих.

И тут я придумал.

– Лхот’Ша, сколько ты их сможешь сдерживать?

Снова нервный смешок.

– Трёшку времени. Ну максимум две. А потом нас изжарят, утопят и заморозят. Причём разом. Далеко уйти ты всяко не успеешь.

Ха, он думает прикрыть меня, покуда я буду драпать. Такой вариант я, конечно, рассматривал, но всё равно же не успею, да и куда мне дальше без лошадей. А лошади, как говорится, быстро закончатся, это мы уже обсуждали.

– Две трёшки сойдёт.

И принялся снова нехотя раздеваться. Гнилые боги, как же холодно. А будет, говорят, ещё холоднее. И почему моей бабуле случилось быть дервишем воздуха, а не той же водяницей или каменницей? Горя бы не знал. Эти так не мёрзнут. Они вообще не мёрзнут.

– Ты умом тронулся?

– Почитай что да. Как ты думаешь, что увидят харуды, когда придут по нашим следам?

– Очередное старое пепелище.

– То-то. Хочется оставить им следы зело позаметнее. И посущественнее.

Да полез в свою потайную суму, где у меня хранилось самое заветное барахло. Мы, адепты Истинного Пути, конечно, брезгуем осколками душ молчащих, что так ценились Игроками Средины в качестве магических артефактов. Но иногда они были весьма полезны. Особенно таким как я, мокроносым юнцам.

Как эта вещь вообще попала в мою скромную скромную коллекцию – отдельная история. Но сказывали, осталась она чуть не со времён самой Битвы Завета, когда почитай по всей Средине под ногами валялся безумный урожай совершенно жуткой силы артефактов, по незнанке тогда много народу поубивалось, хватая что ни попадя.

Эту штуку тоже как-то нечаянно привели в действие. А что, выглядит не броско, обычный самородок простого серого олова, разве что с какими-то едва заметными насечками по кругу и в целом излишне правильной формы.

Но вот стоило попробовать его растопить, как всё вокруг в полусотне шагов словно заливало в хрустальную сферу. Ксерова магия, чтоб его. Сказывали, спустя некоторое время наступал и обратный эффект, так что в итоге слиток оставался целёхонек, как бы становясь амальгамой самого времени в тот самый миг, когда его вот-вот должны были расплавить. Что случалось с тем, кто вознамерился бы совершить такое святотатство, осталось для меня загадкой.

Впрочем, мама, которая мне его некогда передала, очень настаивала на том, чтобы я всё время носил его с собой, явно этим что-то имея в виду.

– Песнь угасает, скоро они сокроются.

Да вижу, вижу. Точнее слышу, как похрустывает вокруг, возгоняясь, воздушный хрусталь. Наше время истекало.

Ну, была ни была.

Если я не справлюсь, то удар огневицы так на так расплавит слиток, пускай нам с Лхот’Ша это уже и не поможет. А так хотя бы остаётся какая-то надежда.

Я стоял в самом центре покрытого сажей ледяного круга с нелепым металлическим окатышем в руках, и скалил молодые зубы в улыбке

Вот ведь дурацкое ждёт здесь кого-то зрелище.

– Лхот’Ша, как только я начну, не жди, бей их всем, что у тебя есть в арсенале. Помни, твоя задача – не задержать, не оглушить, не отбиться, а именно убить всех их как можно более эффективно. Забудь про правила, настало время их все нарушить разом. Итора Всемилостивая, прости нас. Эти трое не должны ни на мгновение усомниться в серьёзности угрозы, чтобы они напрочь забыли обо мне на как можно большее время. Сделаешь?

Лхот’Ша молча кивнул.

И ты прости, старик, нас двоих они должны убивать по-очереди.

Я отвернулся и приступил. На этот раз никаких Песней, только простое базовое тризвучие.

Первый тон едва слышим, он был как чирканье кремнем о кресало, его тут же заглушил грохот пламени у меня за спиной. Это шаман шарахнул по водянникам.

Второй тон был ещё тише, сухой треск трута унесло прочь порывом ветра, это огневица была на миг ослеплена ударом ледяной бури, Лхот’Ша был мастер таких дел.

И третий тон, словно гулкий рокот тяги в высокой замковой трубе, какие я видывал во времена своей юности. Настоящей юности, когда мы ещё часто бывали в королевствах юга. Жар моих ладоней ринулся вглубь оловянного самородка.

Я успел различить короткий предостерегающий крик ослеплённого болью алрих, прежде чем на меня навалилась тишина и чернота безвременья.

Северный берег реки Эд никогда не был особенно приветлив. Даже в лучшие времена, когда Илидалл ещё оставался главным форпостом людей по эту сторону Океана, все следы цивилизации тут ограничивались парой пеших троп, что вились по предгорьям неприступных Орлиных гор на многие царские лиги в непролазную кущу лесных зарослей. Торговцы из Нового Загорья, погонщики Семей или посланники Древних, что бывали здесь раньше, предпочитали странствовать вдоль южного берега, где были обустроены каменные дороги и постоялые дворы, да и воды Горькой реки, как называли её Пришельцы, в тех местах меньше размывали скалистый берег, не подвергая каждую весну путников угрозе оползней и селей.

Здесь же, на севере, после гибели Илидалла от рук Ускользающих приходилось селиться самым обездоленным: оставшимся без крова беженцам с руин большого и крикливого города, через чей порт некогда проходили сотни кораблей за сезон, да беглым командам нортсудов Морского братства, чьи шеи не жаждали встречи с верёвкой строгого и скорого на расправу Висельного острова.

Но задолго до того сюда пришли искатели нового счастья с далёких земель павшего Царства, кого на Закатном берегу застали вести о начале кровавого Нашествия самойи. Потомки последних и остались досель самыми частыми поселенцами в этом негостеприимном краю. Выжившие во время бойни Старого Царства, сбежав с родного пепелища, когда мстительные дикари пожгли Сонтис и Ментис во имя обрушения рабовладельного порядка, даже думали по первому времени возродить здесь Царство Белое и Алое, но Вышний совет Старого Илидалла в те времена не оценил их рвения и с тех пор наравне с егерями Загорья посматривал, чтобы местные поселяне не слишком вооружались, предоставляя им в ответ минимальную защиту и не забывая регулярно брать мыт.

После случившейся с Илидаллом катастрофы тут многое поменялось, люди и чужинцы вперемешку либо откочёвывали дальше на запад, ближе к пустынным землям Семей, либо обустраивались тут, как могли, пасли коз, распахивали скудные горные террасы, корчевали деревья, разводили коротконогих битюгов. Максимум, на что их и до этого хватало в плане какого-то совместного труда, так это попытаться выстроить там и сям пару горных молелен во славу гнилых богов, да и те зачастую так и остались чернеть не законченными, поелику гнилые боги сгинули немногие зимы спустя после катастрофы, сгинули куда раньше, чем сюда пришла весть о Битве Завета.

С исчезновением заметной торговли тут не на чём стало копить деньгу для заведения собственной стражи, а значит, уж некому было взимать дорожные подати, и даже на южном берегу Эд, где дела у людей шли куда лучше, да и земля была в целом поприветливей, столько кругов спустя было не видать ни малейших следов возрождения прежнего могущества Илидалла, что уже говорить о северянах, которых теперь и вовсе объединяли с остальными бывшими людскими поселениями Закатного берега разве что общие обиды на несправедливость судьбы да сугубая ненависть к гнилым богам и их беглым рабам.

Это они некогда чуть не разрушили этот мир. Именно с руин Илидалла началась та война.

Недаром самые непримиримые деревенские борцы с ересью водились именно тут, именно потому братьям-инквизиторам из возрождённых на новый лад монастырей приходилось оборачиваться сюда чуть не каждые четыре седмицы, истово молясь по пути Матери-Иторе, чтобы поселяне опять не учинили самосуд.

С них станется, жечь очередную воображаему. ведьму с дальнего хутора, не ждавши дознавателя, застрявшего на полдороги после неурочного селя, или чего хуже – живо сколотить вокруг ретивого горе-проповедника секту, которая, на горе соседям, без догляда споро брала в руки вилы да топоры и отправлялась вытворять чего хорошего по всей округе. Свеженабранная милиция, чьи крепостицы заканчивались на полпути отсюда до стен Илидалла, реагировать на всякую беду никак не поспевала, потому зачастую соседи заполошных дервишей успевали жечь уже и самих сектантов вместе с их проповедником, попутно растащив по хуторам всё ценное, прежде чем сюда приходили на вылазку хоть какие-нибудь серьёзные гарнизоны во главе с братом-инквизитором.