Синдром Дао

Сун Лимин объясняла это воздействием особой атмосферы в старой синагоге, но так ли было на самом деле? Кто знает, может быть, природа в ней самой заложила способность к оборотничеству (как бы странно ни звучало это слово) и моя попутчица даже не подозревала, что обладает таким даром. Но что если Сун Лимин сознательно развила столь необычное умение с помощью даосских практик, а теперь пользуется им в корыстных целях? И кто может поручиться, что я не стану жертвой ее экстраординарных возможностей?

На все эти вопросы я, разумеется, не мог дать вразумительных ответов. Грузными размышлениями я лишь по обыкновению всколыхнул болото на дне подсознания, и наружу начали всплывать недоверие, подозрительность, неясное опасение перед каким-нибудь подвохом и еще непонятно что. Я был мастер воздвигать в голове целые горы неподъемных мыслей, от коих запросто мог взорваться мозг. В этом смысле я сильно напоминал отца, оставаясь его верным продолжением во времени и пространстве.

Глава седьмая

Мы вышли из кондиционированного салона такси, и на меня вновь обрушилась жара южного Китая. Я еще не привык к резкой смене климата: мы улетали из прохладного Харбина, а спустя каких-то три часа приземлились посреди влажного и липкого пекла. Была середина апреля, но температура здесь подбиралась к тридцати градусам. По такой жаре особенно пронзительно бил в нос ни с чем несравнимый запах Азии, одновременно манящий и отталкивающий.

Из шанхайского аэропорта мы сразу отправились в провинцию Аньхой, чтобы засветло добраться до местечка Хунцунь – конечного пункта нашего путешествия. Когда таксист сделал последний поворот и выехал на прямую дорогу, ведущую в деревню, перед глазами развернулся почти сказочный пейзаж: бесконечные поля, сплошь засеянные высокими желтыми цветами, за ними – синеющие сквозь дымку горы на горизонте, а где-то посредине, стиснутые желтым и синим цветом, выстроились белоснежные стены старинного поселения. Я ошалел от этой невероятной, живой красоты: здесь все дышало, вибрировало и зачаровывало непрестанной и еле уловимой сменой состояний. По сравнению с тем, что я видел сейчас, все самые яркие картинки городов и стран казались размалеванными трупами, жертвами остановленных мгновений.

– Впечатляет, да? – сказала Сун Лимин, когда мы выбрались из машины. – Представляешь, Хунцунь построили девятьсот лет назад[13 - Датой основания деревни Хунцунь (Hongcun) считается 1113 г.], но с тех пор ни в самой деревне, ни вокруг ничего не изменилось. Здесь все те же горы, и каждую весну поля покрываются все теми же цветами – вечное возвращение, вечное движение Дао по спирали.

Мы не спеша приблизились к поселку. Точнее, сначала подошли к прямоугольному озеру – издали я не приметил его гладкую поверхность. Озеро было облицовано каменной лентой бордюра; сейчас на нем расположилась группа молодых людей с мольбертами и планшетами – они рисовали здешние живописные виды. Тут все было исполнено необычайной гармонии: горы, вода и воздух дышали умиротворением и спокойствием, какие я раньше никогда и нигде не ощущал. Сама деревня казалась частью древней природы, она словно вырастала из окружающего ландшафта.

Чтобы добраться до главных ворот поселения, нужно было пересечь озеро по длинному мосту. В середине водоема каменная тропинка изгибалась вверх, и мост превращался в арку с высокими ступенями. Я сделал шаг, чтобы ступить на него, но Сун Лимин жестом остановила меня.

– Погоди минутку, – попросила она. – Сейчас ты должен осознать, что переход по мосту – это всегда Путь. Совершив его, ты уже никогда не сможешь быть прежним, а дорога в прошлую жизнь окажется навеки закрыта. Тебе не страшно потерять прошлое, а заодно и себя прежнего?

– Мне нечего терять, кроме своей пустоты, – весело ответил я. – К тому же, я чувствую, что прошлое от меня и так уже отваливается, как куски засохшей грязи. Так что я ничего не боюсь.

– Тогда – вперед! – бодро объявила моя провожатая. – Шагай не торопясь, но и не останавливайся. Остановка в Пути может наполнить тебя сомнениями и ненужными мыслями. Поэтому иди и наслаждайся дорогой в Неизведанное…

– Слушаюсь, Учитель, – засмеялся я и с легким сердцем ступил на мост.

Но остановиться нам все-таки пришлось. На самом верху узкой арки неожиданно возникло препятствие в виде женщины с ребенком-инвалидом. У девочки были искривлены ноги и руки, она с трудом делала каждый шаг, опираясь на палку. Впрочем, лица матери и дочери были полны света и покоя, а глаза лучились.

– Ni hao ma, Xiao Zhu?[14 - Как дела, Сяочжу? (кит.) Имя Сяочжу (xiaozhu) переводится как «маленькая жемчужина».] – обратилась Сун Лимин к малышке, приветливо кивнув головой женщине.

– Bucuo. Xiexie[15 - Неплохо. Спасибо. (кит.)], – улыбнулась та и с усилием сделала следующий шаг. Мать помогла ей преодолеть первую ступеньку вниз.

Сун Лимин весело обменялась с обеими еще несколькими фразами, смысл которых был мне недоступен, и они продолжили свое медленное продвижение вниз. А мы стояли наверху, ожидая, пока они спустятся к ровной, более широкой части моста – там мы могли их тактично обогнать.

– Ну вот, сделали-таки остановку в пути, – огорченно сказал я, созерцая рябь на воде: из-за ветра идеально гладкое покрывало озера вдруг собралось мелкими складками. – Теперь меня изведут ненужные мысли и сомнения.

– Не переживай, эта остановка для тебя – хороший знак, – успокоила меня Сун Лимин.

– Это еще почему? – проворчал я. – С каких пор встречные дети без рук, без ног стали вдруг приносить удачу? Это что, китайская примета?

– Сейчас объясню, – пообещала Сун Лимин. Она достала из сумочки блокнот и, пристроив его на ограде моста, размашисто начертала знак. – Смотри, этот иероглиф состоит из двух ключей: левый означает «женщина», а правый – «ребенок». Как ты думаешь, что он может значить целиком?

– Семья? – сделал я предположение.

– А вот и нет, – с хитрым видом возразила та. – Этот иероглиф означает «хорошо»!

– И что? – не понял я.

– Ну ты тугодум! – воскликнула китаянка. – Если тебе дорогу преградила женщина с ребенком, то это – самый добрый знак. Потому что это – «хорошо»!

– Какая у вас утонченная система суеверий, – саркастически фыркнул я. – И что, китайцы верят в подобную чушь?

– Это не суеверие, – сказала Сун Лимин, вырывая из блокнота листок и подавая его мне. – Иероглифы ведь не просто буквы, а древнейшие отражения всех предметов и понятий в мире, их тени, отпечатки – как угодно. Для китайца жизнь и иероглифы неразделимы. Если на твоем пути встречаются люди или предметы, сочетание которых можно передать одним сложным иероглифом, то это нужно расценивать как важное сообщение. Некоторые китайцы – настоящие мастера расшифровывать такие «послания реальности».

Наконец мы преодолели мост и сквозь главные ворота вошли в деревню. Мне показалось, мы очутились внутри старинного лабиринта: несколько узких переулков, зажатых между постройками причудливой архитектуры, разбегались в разные стороны и терялись за поворотами. Сун Лимин сразу же свернула налево, и мы пошли по тропинке, мощенной неровными плитами из серого камня. Казалось, время здесь навсегда остановилось: кругом стояла абсолютная тишина, на улице – ни души; побеленные стены домов, кое-где замшелые или покрытые черным налетом, словно излучали невозмутимость, накопленную за сотни лет существования.

Один переулок сменился другим. Он, словно пьяный, петлял из стороны в сторону, резко уводя то вправо, то влево. Я заметил, что рядом с каждым домом протекает ручей или огороженный каменным бордюром узкий канал. А в некоторых двориках были вырыты небольшие живописные озерца. Еле слышное журчание ручьев и гипнотическое поблескивание воды в каналах ставило под сомнение реальность происходящего. Деревня словно грезила наяву, изнутри созерцая свое загадочное тысячелетнее существование.

Неожиданно переулок вывел нас к прелестному полукруглому водоему, заключенному в каменное кольцо. Сун Лимин сказала, что это Лунное Озеро и находится оно в самом центре деревни. По дальнему краю водоема полукругом стояли здания, они живописно отражались в спокойной воде. Три или четыре утки важно вышагивали по выщербленным плитам, еще несколько домашних птиц плескались в озере.

Откуда-то из глубины доносились переливчатые звуки колокольчиков – они были еле слышны, но полностью заполняли собой тишину, разлитую в вечернем воздухе. От прозрачного перезвона гудело пространство, и тело вибрировало с головы до пят.

– Слышишь? – спросила Сун Лимин, неопределенным движением руки и глаз привлекая мое внимание к этому акустическому чуду. – Музыка пагод, изобретение даосов. Они придумали подвешивать к крышам деревянные, металлические и фарфоровые колокольчики, и те при малейшем ветре порождали целую симфонию. Даосы утверждают, что эта музыка исцеляет и омолаживает организм, если ее слушать в правильном месте и в нужное время.

– А здесь правильное место? – поинтересовался я.

– Правильнее не бывает, – серьезно ответила Сун Лимин. – Видишь, вон наши знакомые – мама с дочкой – сидят у воды. Они каждый вечер приходят сюда послушать музыку пагод, чтобы ноги девочки становились сильнее и она меньше болела.

– Тогда, пожалуй, и я присяду, – живо отреагировал я. – Тоже послушаю эти волшебные колокольчики. А то ноги уже отказываются передвигаться!

– Давай, – согласилась китаянка, ставя дорожный рюкзак рядом с моим чемоданом. – А я пойду немного пообщаюсь с малюткой Сяочжу.

Я с наслаждением опустился на древние каменные плиты и стал издалека наблюдать за Сун Лимин. Она с удивительной легкостью – будто не провела наравне со мной весь день в дороге – подошла к женщине с девочкой и присела на корточки перед Сяочжу. Они начали о чем-то оживленно разговаривать, и время от времени Сун Лимин прикасалась к искривленным ногам девочки, легонько проводила по ним руками, или гладила ее кисти с деформированными пальцами. Иногда все трое в голос смеялись, и я не мог удержаться от улыбки, слушая их заразительный смех. Под конец Сяочжу нежно обняла Сун Лимин за шею, и они попрощались с теплотой, которую я ощущал даже на расстоянии.

– Бедняжка от рождения такая? – с сочувствием спросил я, когда моя провожатая вернулась ко мне.

– Нет, – покачала головой Сун Лимин, надевая рюкзак. – Я тебе потом расскажу, что с ней произошло. А сейчас пошли быстрее, иначе дотемна не доберемся до дома.

– Черт, ноги болят ужасно! – пожаловался я, вставая и ощущая неприятное покалывание и жжение в пятках. – Давно столько не ходил.

– Так, прекращай ныть, – потребовала Сун Лимин. – Тебе, здоровому дядьке, перед Сяочжу не стыдно говорить, что ножки устали топать?

– Стыдно, – честно признался я. – Только они от этого не меньше болят.

– Еще слово, и я повешу на тебя рюкзак, – пригрозила китаянка. – Тоже мне даос называется – сдох после километровой прогулки!

– Я не даос, я только учусь, – проворчал я и уже без всякого энтузиазма поплелся за Сун Лимин.

Глава восьмая

От Лунного Озера до нашего дома было не больше семи минут ходу. Уже почти стемнело, когда мы с Сун Лимин подошли к открытым воротам – за ними виднелось двухэтажное здание. Над входной дверью висел большой красный фонарь, он наполовину освещал маленький дворик и пожилую китаянку на высоком крыльце. Это была хозяйка жилища, которое Сун Лимин сняла для нас двоих. Увидев в потемках наши фигуры, женщина вскочила с миниатюрного плетеного табурета и подбежала к воротам. Поздоровавшись с моей спутницей и приветливо кивнув мне, она попыталась отобрать у нас багаж и отнести его в дом. Я засмеялся и жестами показал, что сам справлюсь со своим чемоданом, а Сун Лимин сняла со спины рюкзак и протянула хозяйке.

В доме было всего две комнаты – по одной на каждом этаже. Нижнюю, расположенную рядом с кухней-столовой, заняла Сун Лимин, а мне отвели спальню наверху. Сама хозяйка жила в крошечной пристройке позади дома. Там же, во внутреннем дворе, находилась уборная и «купальня» – помещение со старинной ванной, душем и даже небольшим бассейном под открытым небом. Я хотел сразу же принять ванну, но гостеприимная хозяйка предложила сначала поужинать, пока не остыла еда, а уж потом заниматься своими делами. Поэтому я просто сполоснул на кухне руки и лицо и сел за стол.

После простого, но обильного ужина с холодным пивом сил на ванну уже не оставалось. Я ограничился душем и поплелся по высокой лестнице к себе в спальню. Снизу меня окликнула Сун Лимин: она предложила промассировать мои измученные ходьбой ноги. Я с радостью согласился: сейчас я бы не мог пожелать для себя лучшего подарка.

В ожидании Сун Лимин я переоделся в свободные шорты и футболку и огляделся. Убранство комнаты было максимально скромным, но от него исходило необъяснимое очарование старины. Изголовьем к узкому окну стояла кровать, застеленная бельем с тонким ароматом полыни. Рядом примостился низенький столик с электрочайником и набором глиняной посуды для чаепития. У противоположной стены на ажурных деревянных ножках стояла перекладина для одежды, на ней висело несколько плечиков. Рядом с «гардеробом» выстроились в ряд три массивных стула с высокими спинками, а сверху, на стене, красовалось большое панно, искуснейшим образом вырезанное из дерева. На картине были изображены десятки веселых ребятишек во время праздника: они взрывали петарды, били в барабаны и ходили по площади на руках.

В комнату вошла Сун Лимин с полотенцем через плечо. В руках она держала широкое деревянное ведро, над ним струился парок с сильным запахом опущенных в кипяток трав. Сперва китаянка велела мне сесть на стул и опустить стопы в ведро. Вода в нем оказалась такой горячей, что от неожиданности я вскрикнул. Однако через несколько секунд привык и с наслаждением подставил тело рукам Сун Лимин.

После первых поглаживающих движений по плечам и спине девушка так впилась пальцами в мою шею, что глаза у меня буквально полезли на лоб. До этого я не подозревал, что массаж может быть столь болезненным. Спустя минуту я взмолился, чтобы она прекратила терзать верх моего тела и занялась непосредственно стопами. Мучительница невозмутимо ответила, что для снятия энергетических блоков в ногах прежде всего нужно разбить хондрозные шарики в плечевом поясе. «А их у тебя более чем достаточно», – сухо добавила она.