Синдром Дао

– После созерцания пейзажа свиток необходимо опять закрыть, – сказал он. – Смотри: сначала исчезает дерево, земля, потом река, камни, водопад, скала, вершина горы, а последними скрываются иероглифы и небо. Скажи мне, юноша: куда все делось?

– Наверное, в Пустоту? – не очень уверенно сказал я, пытаясь припомнить основы даосской философии.

– Наверное, в Пустоту, – подтвердил Учитель, глядя на меня насмешливо прищуренными глазами. – А что это за Пустота?

– Ну, Пустота – это и есть Дао. Абсолютное Ничто, которое содержит в себе абсолютно все. Правильно?

– Правильно, – сказал Ван Хунцзюнь, и по еле уловимому дрожанию кожи вокруг глаз и рта я понял, что он едва удерживается от смеха. – А теперь слушай практическое задание. Сейчас ты пойдешь в деревню и найдешь деньги. Просто будешь гулять по улицам, насвистывать и найдешь деньги – неважно, монету или купюру. И принесешь их мне.

– А можно я вам просто дам свои деньги? – смущенно поинтересовался я. Я подумал, что Учитель намекает об оплате, раз я сам не догадался завести об этом речь.

– И в чем же тогда смысл нашей беседы? – изображая удивление, сказал Ван Хунцзюнь. – Мне нужно, чтобы ты не просто бубнил под нос об Абсолютно Содержательной Пустоте, а на деле убедился в верности этих слов. Если ты искренне поверишь, что Пустота действительно содержит все, тебе не составит труда найти хотя бы один мао[19 - Мао – мелкая китайская монета в 1/10 юаня.]. Чем крепче ты в это поверишь, тем скорее увидишь результат. Доверие к миру – основное условие развития алхимического сознания. Люди, утверждающие, что могут превращать воздух в деньги – не вруны, а алхимики. Они знают, что Пустота – это величайшая сокровищница, и она откликается на доверие. Доверься миру – и он одарит тебя всем, что только пожелаешь. Я все сказал. Теперь иди и без денег не возвращайся. И не вздумай меня обманывать: это еще никому не удавалось. Zaijian! [20 - До свидания! (кит.)]

С этими словами Учитель невозмутимо вышел из комнаты, а я в замешательстве уставился на Сун Лимин.

– Что смотришь? – сказала она. – Пошли завтракать, а потом – за работу!

Глава десятая

– И что, до этого всем удавалось найти монеты? – подозрительно спросил я китаянку по дороге к дому.

– Кому это – всем? – не поняла Сун Лимин.

– Ну, ученикам, – пояснил я. – Ван Хунцзюнь ведь имеет какую-то учебную программу, набор стандартных упражнений?

– С ума сошел, что ли? – фыркнула моя собеседница. – Тут тебе не средняя школа. Как можно говорить о Дао, имея одну программу на всех?

– Так что, получается, у него ко всем индивидуальный подход? – удивился я. – Он каждый раз строит процесс обучения заново?

– Разумеется. Учитель Ван никогда не знает, о чем будет беседовать с учеником в первую встречу. Когда перед ним появляется новый человек, тема разговора рождается сама собой, а потом он придумывает упражнения – если считает нужным, конечно. Всегда по-разному происходит.

– Ну, мне повезло, как обычно, – пробурчал я. – Можно подумать, вся деревня кинется мне под ноги швырять деньги.

– Да при чем здесь деревня? – воскликнула Сун Лимин. – Речь идет не о людях, а о Вселенной. Ты должен ей довериться и расслабиться в ожидании подарка, а не высматривать, кто плохо кошелек в руках держит.

– Короче, каждому воздастся по вере его, как говорил профессор Воланд? – скептически уточнил я.

– Именно так, – кивнула китаянка. – И никак иначе…

Мы неторопливо съели завтрак, приготовленный заботливой хозяйкой. Несмотря на все еще раннее утро, жара стала весьма ощутимой. Выходя из дома, Сун Лимин взяла зонтик от солнца, а мне настоятельно посоветовала надеть кепку, чтобы с непривычки не получить тепловой удар. Неизвестно ведь, сколько ты будешь рыскать по улицам, небрежно заметила она, может статься, весь день. А может, и не один, пробурчал я в ответ.

Мы вместе дошли до Лунного Озера. Я увидел, что над водоемом висит белый диск почти полной луны – солнечный свет был еще недостаточно сильный, чтобы без остатка стереть с неба ночное светило. Большой белый круг походил на отверстие в небесной синеве – словно вход в иное измерение.

Вокруг озера небольшими группками расположились люди в бледных футболках и шортах. Благоразумные китайцы спозаранку занимались здоровьем: в их плавных, синхронных движениях я опознал элементы тайцзицюань[21 - Тайцзицюа?нь – китайское (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%B9)боевое искусство (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%B5_%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE), один из видов ушу (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D1%88%D1%83). Популярно как оздоровительная гимнастика и практика самосовершенствования, но «цюань» (кулак) подразумевает, что изначально это – боевое искусство. Появление этой системы иногда связывают с именем даоса Сюй Сюаньпина (618 – 907 гг. н. э).]. На фоне этих людей ярчайшим пятном выделялась девочка в длинном желтом платье с черными полосами. Рядом с ней стоял зонтик того же тигрового окраса. Она сидела на каменном бордюре у воды и ритмично двигалась в такт музыке, слышной только ей. Подойдя ближе, я увидел, что это была малютка Сяочжу. Чуть поодаль стояла мать девочки.

– Иди поздоровайся с Сяочжу, спроси, как у нее дела, – велела мне Сун Лимин. – А я пока поговорю с ее мамой.

Я пожал плечами – дескать, много ли я могу сказать со своим словарным запасом, – но все же подошел к бордюру и сел рядом с девочкой. На груди у нее висел миниатюрный аудиоплеер, от него черными тропинками взбирались к ушам проводки наушников – вот, оказывается, где находился источник музыки, под которую она пританцовывала.

– Nihao, XiaoZhu! [22 - Здравствуй, Сяочжу! (кит.)] – громко сказал я и тактично коснулся руки девочки.

Она повернула голову и с удивлением посмотрела на меня, но сразу же узнала и приветливо улыбнулась.

– Nizaitingshenme? [23 - Что ты слушаешь? (кит.)] – поинтересовался я, не слишком надеясь, что Сяочжу разберет мою утрированную речь.

– Wozaitingzhongguodeyinyue, – охотно ответила она, и я понял, что недооценил свои произносительные способности. – Niye yao ting ma?[24 - Я слушаю китайскую музыку… Ты тоже хочешь послушать? (кит.)]

– Dui, woxiangting! [25 - Да, очень хочу! (кит.)] – кивнул я. Это было лишь отчасти правдой – просто мне хотелось сказать вслух как можно больше китайских слов.

Девочка проворно подняла руку с деформированными пальчиками, вынула из левого уха крошечный динамик и протянула мне. Я вставил его в правое ухо. Теперь у нас на двоих была общая тайна: жутчайшая попса в исполнении какой-то китайской певички. Визг ее больше напоминал завывания дикой кошки в ночи, нежели человеческий голос. Но все равно было очень приятно сидеть на теплом камне и слушать музыку вместе с этой девочкой в удивительном одеянии. От нее исходили волны светлой энергии и радости, так что незаметно для себя я тоже начал пританцовывать, увлеченный не столько песней, сколько душевным состоянием Сяочжу. Мы смотрели друг на друга, улыбались и раскачивались из стороны в сторону.

– Xi huan bu xi huan?[26 - Нравится? (кит.)] – спросила малютка, легонько касаясь моей ноги.

– Henxihuan! – воскликнул я и, вспомнив фразу, выученную накануне, весело добавил: – Woaini, zhongguodeguniang… [27 - Очень нравится!.. Я люблю тебя, китайская девушка… (кит.)]

Вдруг я ощутил в воздухе едва уловимую перемену – как будто на панели настроения кто-то перевел тумблер в режим «Тревога». Сяочжу резко нажала кнопку на плеере, и музыка прекратилась. Она с силой выдернула у меня из уха динамик – черный проводок безвольно упал ей на колени. Девочка опустила глаза и сжала руки в кулачки, насколько ей позволяли искривленные пальцы. Теперь ее конечности больше напоминали судорожно сведенные лапки мелкого хищного зверя. Она скрючилась и уставилась в землю, дрожа с головы до пят.

– Сяочжу! – растерянно окликнул я девочку, не понимая, что произошло.

Внезапно малютка издала какой-то гортанный вой и резко повернулась ко мне. Ее взгляд ужаснул меня: зрачки превратились в две черные вертикальные щели, глаза сейчас не выражали ничего человеческого. Ручка Сяочжу взметнулась вверх, а в следующее мгновение обрушилась на мою руку. Пять ногтей, острых, как звериные когти, прочертили у меня на коже пять полос – они тут же покраснели. Я не успел опомниться и отклониться, как мою вторую руку украсили еще пять царапин: маленькая Сяочжу двигалась стремительно, как разъяренная кошка. Лишь поняв, что она вот-вот вцепится мне в глаза, я издал вопль, вскочил на ноги и в три прыжка очутился рядом с Сун Лимин.

– Сяочжу… сошла с ума!.. – проорал я, схватив китаянку за руку.

Сун Лимин в мгновение ока метнулась к девочке, мать Сяочжу побежала за ней. Они вдвоем подхватили бедняжку, внезапно обмякшую и без сил упавшую на землю. Я тоже устремился к бордюру, чтобы помочь им. Женщины уложили девочку на горячие каменные плиты, а я поставил у ее головы зонтик – защитить от солнечных лучей, бивших прямо в лицо. Мать Сяочжу выглядела расстроенной и подавленной, по ее щекам струились слезы. Но она нашла силы улыбнуться мне и тихо сказала: «Xiexieni»[28 - Спасибо вам. (кит.)]. Сун Лимин опустилась перед девочкой на колени и стала массировать ей плечи и руки.

– Что произошло с Сяочжу? – отрывисто спросила Сун Лимин, не отрываясь от своего занятия.

– Не знаю, – развел я руками. – Мы слушали музыку, все было хорошо, как вдруг она словно… в нее словно вселился злой дух. Не знаю, как это сказать… на несколько секунд она как будто превратилась в дикое животное – ягуара или пантеру, набросилась на меня и расцарапала обе руки. Смотри!

– Ого! – присвистнула китаянка, бегло взглянув на следы, оставленные Сяочжу. – Как бритвами полоснула, царапины вон какие глубокие! Удивительно, что крови совсем нет. Больно?

– Больно, – кивнул я. – Может, дезинфицировать чем-нибудь надо?

– Хорошо, – согласилась Сун Лимин. – Сейчас вернемся к нам, и я обработаю. Только помоги донести бедняжку до дома – они живут совсем рядом, в соседнем переулке.

Я кивнул и бережно поднял Сяочжу на руки, стараясь не морщиться: поврежденная кожа сильно саднила. По дороге Сун Лимин долго молчала, озабоченно глядя перед собой, а потом спросила:

– Ты что-нибудь говорил ей перед тем, как… перед тем как в нее «вселился злой дух»?

– Вроде что-то говорил, – ответил я, пожав плечами. – Кажется, твою вчерашнюю фразу: «Я люблю тебя, китайская девушка».

Несмотря на весь драматизм ситуации, Сун Лимин прыснула от смеха.

– Ты ходячее недоразумение, – сказала она, глядя на меня смеющимися глазами. – Обычно дамы иначе реагируют на такие слова.

– Ну очень смешно, – пробурчал я и обиженно шмыгнул носом…

***