Океан

– Он задолжал ей признание, которого она ждала всю свою жизнь.

– Какую жизнь, она слишком юна! – удивился Мальчик.

– Прошлую. В нынешнем воплощении Её душа должна была получать опыт в мужском теле, но намерение дождаться было столь велико, что Она снова женщина.

– Почему Он не признался Ей тогда? – с любопытством спросил Мальчик.

Ангел завибрировал всеми цветами радуги.

– Их разлучила смерть. Он спешил на свидание, но был убит на дуэли.

– Кто же убил Его?

– Ты, – осветился Ангел, – и я. Я отвёл его выпад, и ты смог из защиты нанести смертельный укол.

– Что было потом? – спросил Мальчик серьёзным тоном.

– Она ничего не знала о дуэли, Он просто не пришёл на свидание, и Она ждала. Кстати, Он, как и Она, должен был поменять опыт, – Ангел приглушил расцветку.

– Что же, они проживут свои жизни впустую? – с досады Мальчик пнул кружку, и монетки выкатились из неё. Сидящий рядом слепой ловко подхватил одну и, довольно осклабившись беззубым ртом, сунул её в карман.

– Чтобы выполнить свои задачи, им нужно покинуть земной план и вернуться уже в новом обличии, – ответствовал переливами Ангел.

– Как же это сделать?

– Нужно Его признание. Она ждёт, и если это случится, узел развяжется.

Мальчик долго молчал, слепой утащил оставшиеся монеты и начал прицеливаться на кружку.

– Получается, я завязал этот узел, – наконец вымолвил он.

– В этом узле три судьбы, ты здесь ради них, но и они ради тебя, – Ангел озарился философским белым.

– Если мы развяжем узел, я тоже … умру?

Ангел улыбнулся восхитительным оранжевым.

– Ты получишь новое, прекрасное тело золотистого свечения и, если захочешь вернуться сюда, выберешь и родителей, и пол, и облик.

– Мне очень страшно, что если у нас не получится?

Ангел вернулся на спокойный философский.

– Узел затянется сильнее, и всех троих ждёт жизнь, полная испытаний, сводящих вас троих вместе в тяжёлых условиях. Но твой выбор никто не осудит, – добавил он.

– Знает ли Она… или Он, что нужно делать?

– Нет, они не слышат своих Ангелов.

– А их Ангелы знают?

– Да, они знают, и их главная работа – создать условия и направить хранимых, – Ангел опустил белую пелену, то есть сложил крылья.

Вечером Мальчик понёс домой пустую кружку. На углу храма к дубовому кресту была приколота бумага, прочесть которую он не умел, но, завидев в углах изображения румяных детишек с луками и стрелами, рассмеялся.

– Вот этот, в правом углу, немного похож на тебя.

Ангел завис над крестом и приобрёл серо-синий цвет тревоги.

– Что там? – спросил Мальчик.

– В ближайшее воскресенье венчание нашей подопечной, но не с нашим подопечным. Затем торжество, пушечный салют и отплытие в столицу.

– Она выходит замуж за другого?

– У нас остался один шанс, – и Ангел добавил серого в свою расцветку…

В назначенный день площадь перед храмом была забита людьми. Жених ожидал прибытия невесты, и его волнение передавалось толпе. Напряжение возрастало, и многие Ангелы подкрасились красноватым оттенком. Наконец, коляска с прекрасной девушкой подкатила к ступеням. Мальчик наблюдал за тисом. Молодой человек занял пост с самого утра, но ни разу не шевельнулся, ничем не обнаруживая своего присутствия, никак не выражая чувств. Зелёно-коричневый обод накрепко сковал искры любви.

– Он не может решиться, – констатировал белый философ, парящий за спиной у Мальчика.

– Вижу, – ответил Мальчик. – Он не может, смогу я.

Венчание закончилось, двери храма распахнулись, и на пороге появились молодожёны. Толпа приглашённых гостей и обычных зевак восторженно взревела. Шафер поднёс жениху шкатулку, и тот, обведя площадь надменным взглядом, открыл её и начал бросать в толпу серебряные монеты. Людское море вскипело: кто-то ловил своё счастье на лету, кто-то искал его на земле, а кто-то и в чужих карманах. Мальчик рванулся внутрь круговорота, чудом уворачиваясь от рук и ног, безжалостно расчищающих путь к лёгкой наживе. Ангел только и успевал сигналить ему – ниже, правее, левее. И вот, получив барабанную дробь пинков и тумаков, Мальчик вынырнул на площадку прямо перед невестой. Вблизи Она была ослепительна. Бесконечное белоснежное платье, расшитое камнями, сверкало на солнце. Аромат масел и цветов окружал Её одурманивающим облаком, всё в Ней звучало праздником, кроме глаз. Они были ищущими, ожидающими чего-то или кого-то.

Не теряя времени, Мальчик замахал руками, указывая в сторону тиса. Он кричал: «Он любит вас, Он любил вас и тогда, это я помешал Ему прийти к вам. Простите меня». Его Ангел плакал, как плачут Ангелы.

Следуя движению его руки, Она посмотрела на тисовое дерево, под деревом никого не было. Минуту назад Он, увидев Её в подвенечном наряде, упал замертво, успев прошептать: «Я люблю Вас». Врождённый порок остановил сердце, но Его Ангел, повинуясь посылу, устремился навстречу Её Ангелу, последовавшему, в свою очередь, за её взглядом, и они слились над площадью в ярко-жёлтое солнце. Невеста проснулась, Она вспомнила нечто, заставившее её сердце биться от неведомого счастья, и стала искать глазами мальчика, указавшего Ей на это нечто, но обезумевшая от серебра толпа уже сдёрнула его со ступеней, оттащила, распяла и раздавила. Прижатый к стене храма, он отдал последний воздух из лёгких на призыв о помощи, но крик немого – тишина. Мальчик задохнулся в тот момент, когда Она обрела потерянное. К ступеням подали роскошный фиакр, отделанный слоновой костью и позолотой, запряжённый четвёркой вороных. Свадебная процессия двинулась к нему. Теперь невеста улыбалась по-настоящему, такой её видели впервые и мать с отцом, и новоявленный муж, не догадываясь, что улыбается Она двум солнцам над головой. Все расселись, и фиакр помчал их в сторону порта.

Днём ранее отец Мальчика получил срочный заказ. К воскресному торжеству какая-то шишка из Адмиралтейства заказала новую ось для фиакра. Обещанное вознаграждение превосходило всё мыслимое, и кузнец на радостях, забрав аванс, напился до беспамятства, оставив помощнику работу. Отец, чертыхаясь, принялся за дело, раскалил заготовку и принялся молотом формовать её. Примерно на середине работы в порту трижды ухнуло береговое орудие, то означало солидного гостя. На улице зашумели, застучали по мостовой каблуками. Кузнец выглянул в окошко – на рейде стоял красавец-фрегат. По парусам опытный морской волк узнал в нём стодвадцативосьмипушечный флагман «Королева Виктория». Он видел его в деле собственными глазами шесть лет назад в Ла-Манше. «Королева Виктория» настигла французский корвет левым бортом и дала залп картечью. Когда дым рассеялся, стало видно, что француз потерял весь такелаж и теперь обездвижен. Командор выполнил оверштаг и разрядил правый борт тяжёлыми ядрами. Не пробило и двух склянок, как корвет очутился на дне. «Прекрасная победа, и её надо отметить», – пробурчал кузнец, подхватил костыли и поплёлся к ближайшей таверне. Ось остывала на наковальне. Через несколько часов он у дверей своей лачуги вспомнил о заказе и, проклиная всё на свете, в том числе и «Королеву Викторию», заковылял в кузню. Разогрев остывший пруток, бывший канонир начал рьяно колотить по нему молотом, отчего в средней части оси образовалась трещина. Деталь забрали затемно и не глядя установили на фиакр.

Поворачивая у дома губернатора, построенного в викторианском стиле, левое колесо угодило в выбоину между камней, ось лопнула, и фиакр выбросил из своего мягкого чрева девушку. Её Ангел был далеко, на площади, и не помешал мостовой стать для неё брачным ложем навсегда…

Он стал Ею, Она стала Им, они вместе определили своё время и место. Мальчик получил дар слышать и говорить и выбрал себе родителей – Её и Его.

Радостный Бог

1

Всё это, конечно, очень увлекательно (я имею в виду человеческую жизнь с её шалостями, неповиновениями, бунтами духа и изобилием грехов на фоне скудности добродетели и невинности), но придётся рано или поздно повстречаться с Богом с глазу на глаз.

Нет, если вы не знали, то я открою вам тайну – Бог всегда подле вас, даже когда вы в тихом переулке вытаскиваете из внутреннего кармана пиджака завёрнутый в салфетку или в батистовый платок булыжник и подкрадываетесь сзади к ближнему своему с целью нарушить как минимум две заповеди. Но будет ли это Бог Созерцающий, Бог Скорбящий о неразумном или Бог Прощающий неведающего-что-творит? Будет ли Бог иным для склонившегося в молитве, или над спящим ребёнком, или над свежевспаханной грядой, чтобы бросить в неё зерно хлеба, или над книгой, чтобы вынуть из гряд-строк её зерно истины? Считаете, это будет Бог Любящий, Бог Принимающий Любовь, Бог Обучающий?

Во всех случаях вашей жизни Бог будет одинаков, ибо Он Един, и это будет Радостный Бог.

2

Монах поднимался в гору. Стены монастыря уже не прятались в серых клубах тумана, солнце облобызало кресты на куполах – к заутрене не поспеть. Монах поднимался в гору всю жизнь, сколько себя помнил. Ни дня без усилия над телом или духом не мог он представить, ибо стало это либо привычкой, прости Господи, либо смыслом бытия, прости Господи раба твоего неразумного, вместо служения истинного и по вере. Резонов для спешки уже не было, и Монах сбавил шаг, а ещё через минуту остановился вовсе. Он оглянулся. Каменистая тропинка сбегала вниз, в мир, в суету, к людям. Ему же предписано вверх, в покой, к Богу.