Осьминог

Осьминог
Саша Шумаков

«Осьминог» – роман в рассказах. На его страницах раскрывают свои истории восемь персонажей. Их объединяет история взаимоотношений Генри и Профессора. Генри страдает мигренями и обращается за помощью к Профессору – выдающемуся врачу, которому есть что скрывать. Между ними завязывается дружба, в которую каждый вступает без сомнений. Но к чему приведет их знакомство? Способна ли любовь изменить одержимую душу? И что может спасти человека от самого себя?

Осьминог

Саша Шумаков

Иллюстратор Айдар Бекчинтаев

Дизайнер обложки Аля Шумакова

Корректор Ирина Шкарлатюк

© Саша Шумаков, 2020

© Айдар Бекчинтаев, иллюстрации, 2020

© Аля Шумакова, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-0485-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

0. Суп из угрей

1.

Без десяти семь. Полчаса до выхода. Номер на высоком этаже в токийской гостинице. Мужчина, женщина и их молодой сын готовились к предстоящему ужину. Мама читала вслух. Она ходила по комнате, в руках у нее был путеводитель по Японии. Она перечисляла правила столового этикета и кивала головой после каждого пункта:

– «…Не указывать на собеседника палочками при разговоре. Не перекрещивать их в руке. Нельзя облизывать палочки…» – мама на мгновение оторвалась от путеводителя, посмотрела на Генри и опять погрузилась в чтение – «…после еды нужно класть приборы параллельно друг другу. Не следует втыкать палочки в рис, это ассоциируется со смертью…» – она остановилась и замолчала.

Генри слушал вполуха. Он разглядывал свое лицо в большом зеркале гостиничного номера: рыжевато-пшеничная копна волос, на лбу, из-за привычки часто хмуриться, наметилась морщина. Рот в состоянии покоя складывался в ровную линию, но синие глаза над острыми скулами всегда выглядели смеющимися, как будто он что-то задумал. Генри был на голову выше родителей. В свои семнадцать он был худ, казалось, рост забирает все его силы. Несмотря на насмешливое выражение лица, худоба придавала ему отрешенный вид.

Джинсы и футболка, даже с пиджаком – вызывающе свободное сочетание, учитывая с каким лоском оделись родители. Генри уже приходилось носить пиджак по разным семейным поводам, сейчас ему вспоминались только похороны деда и новогодний ужин на прошлой работе отца. Тогда он был одет в костюм, как полагается. Но сегодня во время примерки ткань предательски лопнула «на самом интересном месте», а на то, чтобы зашить брюки или купить новые уже не оставалось времени. Родители устроили между собой целое совещание – «не будет ли лучше, если Генри наденет рубашку, хотя бы и с джинсами?». В итоге отец поставил точку на том, что «подростки всего мира – охламоны» и «придурковатый видок» Генри может сыграть даже на руку. «Как психологический фактор», это может спровоцировать уместные шутки и поможет пробить барьер, из-за которого «япошки не считают европейцев за людей». Слушая отца и завязывая кроссовки, Генри ухмылялся. Он был отличником в каждой из школ, которые ему приходилось менять из-за частых переездов. Роль «придурковатого» недоросля его вполне устраивала и даже развлекала.

2.

Время, проведенное в Японии, казалось Генри до ужаса растянутым. Путешествие было познавательным и экзотичным, но почему-то не радовало. Для отца его присутствие – сплошной «психологический фактор» в тактической игре. Все чтобы завоевать позиции на новой работе.

Мама отдалилась. Она видела, как меняется сын. Дурацкий возраст. Отец отсутствовал с утра до вечера, а она не решалась предложить Генри вместе поехать в парк Миядзаки или устроить вылазку за местными сладостями. Как будто развлечения, которые еще год назад были бы для обоих естественными, теперь могли как-то помешать взрослению или задеть самолюбие Генри. Мужское самолюбие. Само понятие «мужской» применительно к сыну внесло неприятный холодок в их отношения. Генри чувствовал настроение мамы, но и сам смущался своего ломающегося голоса и появившихся в нем новых интонаций. За завтраком мама следила за тем, как он трогает пальцами растущую на щеках щетину. Он думал, что теперь у него будет расти борода и как будто спрашивал у какого-то невидимого собеседника, какой она будет формы. Мысли подхватывали и несли его. Что если борода вырастет с проплешинами, как у некоторых ребят? Как жалко будут смотреться ямы голых щек и клочковатая щетина. Неужели это может случиться с его лицом?

Разговоры не ладились. Мама частенько оставляла сыну карманные деньги, а сама отправлялась на шоппинг или в бассейн. Пару раз за прошедший месяц им все же удалось выбраться в город за суши и мороженым. Они ненадолго сбегали от самих себя, от его взросления, от ее растерянности. Но время возвращалось на круги своя, и они опять отдалялись.

В присутствии отца неловкость на троих становилась невыносимой. Отец и здесь пытался демонстрировать полную уверенность. Понимая, что взросление сына есть процесс естественный и неизбежный, он нарочито небрежно обращался к нему как к молодому мужчине, но выходило неуклюже. Чтобы подбодрить маму, отец завел привычку шутить про «стариковские замашки», отпускал при ней и при Генри «взрослые» шуточки и анекдоты. Это было еще хуже, чем если бы он взялся читать Генри морали о нравах и поколении.

3.

Скучая, Генри по целым дням не выходил из гостиницы. Если у семьи не было билетов в театр или кино, или других планов, Генри уходил в гостиничный бар. Чаще всего сразу после ужина он шел на первый этаж. Отель был рассчитан на иностранцев. Ежедневно вниманию гостей предлагались развлечения – музыкальные вечера, стендап и всякие другие шоу-программы. Когда бар бывал закрыт, Генри подолгу сидел в лобби, вперившись в карманную приставку, книгу, или разглядывал других постояльцев и персонал. Взгляд Генри сам собой останавливался на молодых японках. На задворках воображения у него случался роман. В голове разворачивалась не совсем ясная история знакомства и близости с японской девушкой, больше похожей на вечного подростка-школьницу, чем на женщину. Надежды на встречу окружали его как облако в течение скучного дня и томили бесконечными вечерами в баре отеля. Засиживаясь до закрытия, он смотрел как девушки протирают столики. Несколько раз он решался заказать в пустеющем баре джин или мартини. Пока готовили напиток, Генри придумывал слова, с которыми обратится к официантке. У них завяжется разговор, а потом он будет ждать пока она закончит смену.

Утопая в грезах, он сидел в пустом лобби, ловя на себе ленивые взгляды ночного администратора, или прогуливался вдоль бассейна, за баром, снаружи отеля. Через стекло он смотрел, как в закрытом баре гасят свет. Он вспоминал улыбку официантки, представлял, что она что-то значила. Он не рисовал себе того, что будет дальше, когда она, закончив работу, выйдет к нему. Его занимала только призрачная аура возможной встречи. Образы были далекими, даже менее объемными чем его первые впечатления от аниме. Молодая страстная японка была не такой настоящей, как двухмерные нарисованные девушки из виденных в детстве переводных мультиков.

4.

Через неделю после приезда в Токио Генри купил себе тамагочи. Обычно он бережно относился к родительским деньгам, а туристические побрякушки не вызывали у него интереса. В свои семнадцать он не смог бы объяснить, что им двигало, когда среди множества местных электронных изысков он выбрал именно тамагочи. Невольная дань уважения той мощи, с какой тамагочи в свое время всколыхнули волну повального увлечения детей западной цивилизации.

Генри понимал, что он, мягко говоря, староват для тамагочи. Трудно было придумать более бессмысленное времяпрепровождение, но абсурдность идеи как будто подстегивала его еще сильнее.

Поддаваясь ностальгии, Генри купил классическую модель – «без наворотов». В современном исполнении выбор питомцев сделали больше, а экран стал цветным. В остальном это было все то же старое доброе содержание в меру капризного, электронного зверька, который живет в брелоке в форме яйца.

Обломком скрепки Генри нажал маленькую кнопку, скрытую в углублении на тыльной стороне, и игра началась. В погоне за максимально дикой насмешкой над самим собой, он выбрал в меню питомца-лягушку. После первого включения он прилежно кормил, мыл, развлекал виртуального лягушонка и регулярно делал у него уборку.

5.

Дома Генри ждал его настоящий питомец – золотистый ретривер по кличке Бари. Родители подарили его Генри на день рождения, когда ему исполнилось десять лет. Бари был ласковый и игривый пес. Как большинство представителей его породы, он сохранял характер щенка и в солидном по собачьим меркам возрасте.

Умница, с большой головой, когда перед отъездом они всей семьей повезли его на попечение соседки, Бари смотрел на Генри грустными глазами. Пес чувствовал, что его оставят надолго – не на день или два – но вел себя хорошо. Он не скулил, и когда соседке передали его вещи – мячик, миски и собачий матрас, Бари даже изобразил воодушевление вежливым помахиванием хвоста.

Генри долго выпрашивал у родителей собаку и после появления Бари исправно ухаживал за ним, но в этот раз, покидая его, все равно почувствовал себя виноватым. Хотя родители увезли самого Генри не слишком интересуясь его мнением. Они полагали, что посещение новой страны, тем более такой как Япония – безусловно будет полезно для его развития. Им и в голову не пришло спросить его согласия. Генри, сам того не замечая, вспоминал о Бари, когда играл с виртуальной лягушкой.

6.

Предстоящий деловой ужин предназначался для инвесторов строительной компании, а также архитекторов и их семей. Отец Генри был архитектором, и его проект недавно представили главам корпорации. Теперь влиятельные японские толстосумы снизошли до личного знакомства. То, как инвесторы оценят его семью, играло не последнюю роль для принятия решения по проекту – эта встреча много значила для отца.

В глубине души Генри радовался, что его участие ограничивается ролью подростка-оболтуса. Он был весел и взволнован. Машина с шофером везла их к центру Токио. Чтобы отрешиться от напряжения, которое исходило от обоих родителей, Генри вертел в руках тамагочи. Отец бросал на брелок раздраженные взгляды. Мама то отворачивалась к окну, то придирчиво оценивала отцовский костюм. Она следила за тем, как он беспокойно дергает галстук, но не вмешивалась. В номере она дважды переделывала узел и жаловалась на местную мануфактуру, хотя галстук из японской ткани был отличного качества – намного лучше тех, что они покупали в Европе. Она и сама отлично это знала.

– Ну, дорогая, ты затмишь всех. Рядом с тобой на меня никто и внимания не обратит – успокаивающе сказал отец, оправляя рукав. Губы в улыбке нервно дрогнули – спокойствие его было деланным. Машина ехала медленнее. Они приближались к месту назначения. Мама достала из сумочки перчатки, надела, сняла и опять убрала в сумочку.

Такси остановилось у небоскреба Опера Сити Тауэр. Семья вышла из машины – отец впереди, коренастый, осанистый, с выпяченной грудью. Казалось, он представляет себя уменьшенной копией Супермена. За ним мама. Генри обогнул ее и встал рядом с отцом.

– Все готовы к поеданию несусветной гадости? – спросил отец – Марк говорил, что живых скорпионов здесь не подают, но вообще эпатаж в меню считается допустимым.

7.

Марк, коллега отца, которого Генри уже однажды видел в Париже, вышел из другой машины, как две капли воды похожей на ту, которая привезла семью Генри. Марк расслышал окончание фразы и свое имя и направился прямиком к ним.

– Сплетничаешь на мой счет в семейном кругу? Это лестно.

Марк повернулся, учтиво поклонился маме и пожал руку Генри как взрослому.

– Кларисса, Генри.

Генри широко улыбнулся Марку доверчивой улыбкой. Марк был успешный сорокалетний инженер. Высокий, вытянутый, с острыми плечами и открытым лбом. У Марка был большой рот, впалые щеки и морщинки в уголках глаз. При первой встрече Марк запомнился Генри отличным чувством юмора и полным отсутствием снобизма при прекрасных манерах. Марк шутил и говорил тогда с пятнадцатилетним подростком как с равным и искренне им интересовался. Он сразу понравился Генри. Между ними было заметное сходство. Генри представлял, что когда станет старше, будет держаться так же и будет чем-то похож на Марка.

Отец пожал Марку руку:

– Привет – он перевел взгляд на сына и обратился к нему с деланной строгостью в голосе, – что, сын, как настрой? Может, надо было предварительно устроить тебе ужин из скорпионов?

– Ага, – Генри напустил на себя вид искушенного скептика, – Настойки на змее и жареных сверчков в Таиланде, думаю, будет достаточно для моей инициации.