Что там, за дверью?

Есть ли у каждой из вас, последующих, память об истории и судьбе предыдущих. Разорванные невнятными желаниями, природу которых вы даже не потрудились уяснить себе, признаёте ли вы друг в друге общую принадлежность и бывшую целостность.

Или дадите всеобъемлющему притяжению сделать за вас своё: оброненные в разных точках пространства, оно собьёт вас вместе. В бесформенный конгломерат тел, историй и качеств. Из разных времён и пространств.

Выпавшие из привычных рамок, уставшие от странствий и отчаяния найти спокойное и надёжное прибежище, смиренно займёте установленное высшими силами место – потухшие искорки, похороненные под грудой уже не ведомых и не признающих вас собратьев… чтобы оказаться шлаком за бортом будущего обновления…

Либо другие законы природы из бесчисленного их количества плотно упакуют вас в оболочку новой формы. Может, как когда-то – блестящие гранями гирлянды, подвешенные в вечности: между «своим» прошлым и «не своим» будущим.

До нового возрождения?..

В таком изменчивом неменяющемся мире.

    2008 г.

Заложник?

Каждый по-своему добирается до своей вершины. Последней. С которой все дороги ведут вниз. И ни одной назад, в прошлое, из которого – в своё время – ещё проступали очертания будущего. Отсюда, с этой точки, клубок воспоминаний уносится вниз, отматывая клочки истории. Быстрее и круче, с разбега он ударяется в преграды, высекая брызги памяти о радостях и огорчениях, о свершенном и надеждах, которым не дано было осуществиться. С ним же летят отметки времён, которыми я набивал рюкзак уже бесцельной дальше жизни. Конец!..

Нет, рано! Как бы не было поздно, но ещё рано прощаться с собой. Здесь, из отстранённости места и недосягаемой одинокости, выпотрошу тот рюкзак на ветер, в облака и звонкую глухоту разрежённой высоты.

Выброшу всё, что сделало меня заложником своего «склада забытых вещёй», и вновь вернусь в себя. И принадлежать теперь буду только себе, пусть оглушённому на время исчерпанным смыслом, но себе.

Инерция сознания ещё толкает в спину, торопись, мол, не дай оставшемуся ещё просвету закатиться в дымную тусклость истоптанного вчера. Усталые мысли ещё выцарапывают ускользающие образы и воспоминания. Но сито глаз уже просеивает оставшийся свет. Он пока не совсем ещё покинул меня… Достаточно ли его, чтобы высветить путь? Ведь, говорят, что при свете видно лучше. Впрочем, думаю, это не совсем так. Может, чётче, но не лучше. Днём сжатые тверди неба и земли прессуют взгляд в тонкое лезвие горизонта. И трудно продлить себя за его пределы.

Выйти за него дано только ночью, когда от созвездия к созвездию, от галактики к галактике взгляд рвётся сквозь гулкое эхо пространства и с ним уносится за все мыслимые границы. Растворенный в бесконечности стробоскоп моей памяти выхватывает теперь события из бесконечного же себя, чтобы лупой времени приблизить главные из них – отрезок за отрезком – и за их продолжением увидеть цель и смысл следующего дня.

Два состояния – между отчаянием и надеждой в точке невозврата. В равновесности, когда судьба благосклонно кивает лишь одной из этих несоединяемых сущностей.

И думаю: «Кто теперь кроме меня может занять место между „да“ и „нет“, отголоском и ожиданием, между моими „было“ и „будет“?! Никто! И я не стану заложником в уравнении неизвестностей! Я сделаю свой новый выбор! Я вырвусь из плена неравновесности, из пустоты разрыва, бесполезности неопределённости, концентрата отсутствия… Потому что я – присутствую! Я – есть!»

Увешанное забытыми трофеями, прошлое скомкано уползёт, и я – в новом рождении – неуверенно ступаю в расстеленные передо мной разноцветные километры.

Обновлённый, уже не стою, как минуту тому, разорванный между двумя крайностями, и не принадлежу больше запечатанным печалью лет теням прошлого. Всё, с этой минуты пульс жизни не поменяется больше на саван небытия.

Я возвращаюсь в теперь уже нового себя и кричу:

«Я – есть!»

И время молча соглашается, отступая с моей дороги.

    2014 г.

Листок падает…

Листок отделился от ветки. И тихо падал…

Он падал и падал…

Оторвался от родного места, от родной ветки, и лицо неведомой земли приближало его к себе, вселяя страх неведомого нечто. Он отвернулся, чтобы не видеть её, эту страшную землю. Легким голубым полотном над ним раскрылось небо. Бездонное и бесконечно печальное, оно, не в силах бороться, отдавало его неодолимой силе тяжести.

– И ты… И ты предаешь меня, – с тоской подумал листок, отводя взгляд.

Сорванный судьбой, он больше не видел, как дальше управлять своим будущим…

И он падал. В молчании отрешённости он сдался: пусть – падать и падать. Но чтоб никогда не упасть… В беспросветную пустоту. В неизбывную грусть.

Подхваченный паутинкой, листок застрял на мгновение. Солнечный лучик прощально пробежался по нему цветной радугой. Пронзительное «не забывай», прежде чем цепкое тяготение навсегда разорвёт равновесие, и связь памяти больше не пробьётся через слои, наметённые над ним грустным листопадом.

Ветка смахнула слезу росы, тень её бесшумно спорхнула в прохладу дня. Её место заняло безмолвие – голые ветки не шумят. И обворованные их скелеты не напоят больше восторгом унесённую, ещё недавно нарядную зелень листвы.

Вуаль тумана укроет собой горестный коврик потухших украшений их жизней. Неслышный вопль скоро погасит тихий снег. И они все уснут. И дерево, и ветви, и листья, скромным памятником обнимающие ствол.

До весны… До первого теплого дождичка…

    2016 г.

Тень в тени у тени

У всего есть тень, только у тени её нет…

С какого-то времени тень открыла для себя, что она серая и плоская, и мысли её серые и плоские, и вся её жизнь… Она подозревала, что источником затенённости её мыслей и всего её серого существования является её же хозяин. И крепла её уверенность, что жить с этим становится всё тягостнее, всё сложнее продолжать всегда и везде следовать за ним и делать тогда и то, что претит её свободолюбию – откуда вдруг взялось(?). Никто не спрашивает её мнения или согласия. Поэтому она всё больше злилась на свою зависимость и не однажды пыталась от него избавиться. Её, видите ли, топчут, она не вольна… оторвать себя от господина, которому чаще всего служила бледным продолжением, брошенным ему под ноги…

И она стала ему их путать, ломалась на стыках горизонтальных и вертикальных плоскостей. Пытаясь исчезнуть, давала съесть себя более солидной тени, если та находилась поблизости, но оставшимся огрызком себя все ещё продолжала цепляться за ненавистного ей хозяина. Доходило до смешного: человек, чьей тенью ей определено быть, в одну сторону, а она, тень – в другую. Пряталась от него, поступала наперекор, обгоняла, пытаясь сбить с толку, запугать, заставить отпустить её на свободу… Было пару раз, если не померещилось, что шуточки срабатывали, и человек внезапно останавливался, как будто поражённый её странным поведением, в недоумении крутил головой, как бы ища поддержки или соображая, что это могло неожиданно ускользнуть от его внимания. И тогда в плоском своём измерении она злорадно потирала руки и искала, чем бы ещё досадить владельцу. Но, в целом, человек всё-таки мало внимания обращал на её провокации, и это безмерно выводило тень из себя, если такое можно представить. Так что не раз ещё её несуществующие губы продолжали шептать: – Ничего, ничего, ты у меня ещё попляшешь…

Пока однажды… Что было однажды? – гром, молния… Тёмное её пятно металось между предметами, резко вырванными из непроницаемо черного пространства ослепительно белыми прострелами вспышек. И тут – нет сомнений – и тут она увидела самое себя. Она вдруг увидела себя вне того места, которое было обозначено ей, как обычно.

Вот ОНО! Наконец-то – случилось! Оторвалась.

И стала гулять свободной… Ну, как бы – свободной… Потому что по-прежнему стелилась над землёй, не в силах обороть вроде бы несуществующего для неё притяжения, против воли, как ртуть, затекала в выбоины и складки поверхностей, и не могла оторваться от них.

Неустойчивая, как теряющий под собой почву инвалид, которого кандалы времени надолго приковали к постели, она двинулась вперед, не отлипая (пока, пока…) от вовремя попадавшихся по пути мест, где может найтись хоть что-нибудь, чтобы опереться. На вертикальных поверхностях она пыталась зацепиться, войти как-то в третье измерение, без толку, правда. Родившееся в двухмерности, её сознание не справлялось с непосильной задачей.

Да и на ровном пространстве она всё ещё чувствовала пока свою беспомощность, и не раз мысли её возвращались к тому незаметно спокойному, ненапряжному сосуществованию с хозяином. К невидимой сцепке, которая ранее надёжно защищала от всяких возможных потрясений. Раньше её не занимало, как их избегать, – решение таких проблем целиком возлагалась на нелюбимого господина…

С такими мыслями она двигалась от опоры к опоре, надеясь найти хоть какое-то пристанище, передохнуть и обдумать свою с таким трудом доставшуюся независимость. Но думать не пришлось: в ужасе от увиденного она чуть не рассыпалась на мелкие частички своего серого цвета, когда в ногах (в ногах, как это было когда-то… ах, когда это было?) сиреневой пеленой заколебалась другая, так на неё похожая… тень.

Её! Тень! Если бы она могла кричать, она разбудила бы этим своим ужасом весь мир. Она сжалась от страха, и сиреневая пелена с точной угодливостью повторила её движение. Значит… тень так-таки – её!

Первое ощущение – испуг, ещё бы, она знала, что за этим стоит. Она пыталась убежать от неё, стелилась низко, прижимаясь к земле, за любым углом или в ямке, пыталась спрятаться за угол… оторваться и скрыться в темноте, чтобы она, темнота, проглотила её и сделала совсем невидимой… Пыталась растоптать неотторжимую напарницу. Напрасно… Не зря она боялась своей тени. Из всего, что её пугало, – самое меньшее это то, что тень оторвёт от неё часть её Я. Но она сама – всего лишь тень, и с чем тогда она останется. Она тонкой своей кожей, точнее – безразмерной тоньшиной своей, ощущала, как страх вибрирует в её изломанных плоскостях. В трясущейся тени своей она ясно видела карикатуру на свою жизнь и одиночество – непосильная плата за опрометчивое решение… Теперь (о, только сейчас!) уже по своему опыту, она поняла, что стоит за таким бездумным и невинным желанием – просто быть свободным. Не рассуждая: от кого и отчего. И зачем. Теперь, сопровождаемая своим бледным двойником, она определённо знала, что её ждёт… И в этом новом видении ей вдруг так захотелось вернуться в прошлое. Так хотелось…

Но бывшего хозяина, наверняка, сопровождает теперь другая тень, безусловно, ещё темнее, чем она, крупнее и мощнее… Предательство имеет свою цену, более того – тень знает теперь, что и предателя может ждать предательство!

– Вот только всё ли так однозначно? – мелькнула мысль.

На этой трагической нотке тревоги и раскаяния небо вдруг, как и в предыдущий раз, раскололось змеистой молнией. Ослепительный свет. И следом съевшая его тьма… Образы, предметы, тени, – она всё растворила в себе. Без остатка…

* * *

Вдруг подумалось: