Сквозь каменный завал, то ли естественного происхождения, то ли в старину нагроможденный орками, дабы заблокировать вход в подземелье, тянулся довольно узкий и низкий лаз. Чтобы поместиться в него, требовалось сильно пригнуться. Место, похоже, не пользовалось большой популярностью, потому что соратники не заметили возле Норы следов присутствия орков. Оно и не удивляло. Кому в здравом уме захочется околачиваться возле нехорошего места, или вовсе сунуться внутрь? Есть много способов развеять скуку, не связанных, при этом, с риском для жизни: выпивка, старый добрый мордобой, состязание по метанию камней в чучело эльфа. Все лучше, чем искать самоубийственных приключений, лазая по обиталищам всякой древней жути.
Последователи Вандала, пригнувшись, не без опаски заглянули в тесный лаз. Свет, проникающий внутрь, озарял его всего на три-четыре шага, а дальше непроницаемой стеной стояла зловещая тьма. Из Норы на двух соратников пахнуло холодом, и они невольно отпрянули от входа. Покидать согретую солнцем и залитую светом поверхность мира, и спускаться во тьму и неизвестность, ни одному из них решительно не хотелось. Пока шли сюда, еще как-то храбрились, но оказавшись на пороге чуждого им мира, обители древних кошмаров, орки заметно оробели. Мысли в этот момент у них родились схожие. Дескать, так уж оно им нужно, это обещанное оружие? Да и соратники, которых, они, возможно, навербуют в Хрюмгорте, возвратив Гролле ее амулет и снискав славу героев, не такое уж и сокровище. Вдребезгария велика, немало городов и деревень разбросано по ее обширному телу. Найдут они и оружие, и соратников, только в другом месте. И для этого им не придется совершать самоубийственных поступков.
Но орки народ суровый, решительный и упертый. Умом понимают, что делают какую-то глупость, но, стиснув зубы, продолжают ее делать. Не родится на поле урожай по причине скудности почвы – не беда. Это эльф не стал бы мучиться, и оставил бы неплодородный участок. Гном тоже не стал бы упорствовать, ведь все же ясно – не будет здесь урожая. Но орк не таков. Из года в год станет засевать он свое бесплодное поле, не будет иметь никакой отдачи от своих трудов, но рук не опустит и не отступит. Скорее умрет от голода и изнеможения, чем прикинет, что к чему, и опомнится. На том стояла и стоит Вдребезгария. А потому нельзя оркам без грабежа и войны, ибо из-за своей упертой принципиальности они своим трудом ни прокормиться, ни обогреться не умеют, не говоря уже о каком-то процветании и прогрессе. Вот дед Ухряка, к примеру, репу взялся выращивать. Восемь раз засевал поле, за восемь лет ни одной репы не выросло. Но он был настоящим орком, не эльфом каким-то. Решил и в девятый раз засеять. Верил, что уж на девятый раз ему точно повезет. Там-то, на поле, его удар и хватил. Повезло. А то бы он до сих пор семена переводил.
Ухряк и Эгур были истинными орками. А потому, хоть здравомыслие им и твердило, что вся эта затея не стоит того, чтобы в нее ввязываться, отступить они и не подумали. Еще чего! Не в традициях это орков, отступать. Как любил говаривать незабвенный Вандал: если не можешь разнести стену лбом, не вини в этом стену.
– Лезем? – спросил Ухряк, посмотрев на соратника.
– Лезем! – согласился тот.
Ухряк высек искру и зажег фитиль лампы. С нею в руке, он первым шагнул в Нору, сильно пригнувшись, чтобы не цепляться макушкой за низкий свод. За своей спиной Ухряк слышал шаги и громкое сопение Эгура. Соратник старался не отставать, потому что фонаря у него не было, и он разумно опасался оказаться в полной темноте.
Стоило пройти по лазу всего шагов десять, как стало заметно холоднее, будто из жаркого лета они стремительно перенеслись в позднюю осень. Под ногами хрустели мелкие камешки и косточки степных грызунов, нашедших в Норе свое последнее пристанище или павших жертвами карауливших их здесь диких кошек. Лаз тянулся прямо, не меняясь в размерах. Затем, в одном месте, потолок резко опустился, и Ухряку пришлось встать на четвереньки, чтобы пробраться глубже. За своей спиной он услышал болезненный вопль – Эгур, лишенный источника света, не увидел понижение свода, и врезался в него лбом.
– Мог бы предупредить, – проворчал он.
– Извини, – сказал Ухряк. – Я не подумал.
Еще шагов через двадцать лаз оборвался. Ухряк не без опаски покинул его, осторожно поднявшись на ноги и не выпуская из руки занесенную для удара лопату. Тусклый свет фонаря выхватил из тьмы стены, выложенные каменными кирпичами. Камни были влажные, по ним то и дело сбегали капельки воды. На стенах обильно рос странный, бледно-зеленый мох, укоренившийся в щелях между блоками. Потолок был сводчатый, довольно высокий. Ухряк сумел дотянуться до него только концом лопаты, когда поднял ту на вытянутой руке. Состоял он все из тех же блоков, и хотя выглядел довольно прочным, без следов разрушения, Ухряку все равно стало не по себе. Вот вывалится из свода один такой кирпичик, упадет на голову, и впечатает в каменный пол по самые уши.
Из прохода донеслась возня, и Ухряк, обернувшись, увидел, как к нему присоединяется Эгур. Тот вылез и поднялся на ноги, первым делом ощупав сумку. Пока полз на четвереньках, все трясся, как бы не потерять лепешки. Тьма, хлад и жуткие обитатели подземелий, это страшно, но остаться без запаса съестного еще страшнее.
– Ну, что тут? – тихо спросил Эгур, опасаясь тревожить вековое безмолвие древнего подземелья громкими звуками.
– Кается, это вход, – прошептал Ухряк.
Так оно, похоже, и было. В прежние времена широкий коридор был гораздо длиннее, и выводил наружу, завершаясь располагавшимися там воротами. Но после обвала, случившегося то ли по естественным причинам, то ли стараниями орков из Хрюмгорта, которых пугало соседство со зловещим наследием чужих предков, от коридора остался небольшой огрызок. Все остальное оказалось погребено под грудой валунов. Чудом уцелел только узкий лаз, либо же его проковыряли уже после обвала.
Ни Ухряк ни Эгур прежде не бывали в древних подземельях, а потому, первые минуты, они с удивлением и страхом разглядывали поразительно ровные, одного размера и формы, каменные блоки, облицовывающие стены и образующие свод. Нет, это точно построили не орки. Орки так не умели. Если уж орк брался за изготовление глиняных кирпичей, все они получались у него разными, самой причудливой и даже противоестественной формы. Тут же словно поработали эльфы – те были талантливыми строителями, и создавали из камня удивительные вещи, все, от прекрасных статуй до огромных дворцов и храмов. В знаменитой «Песне о зверском Вандале» подробно перечислено все то, что лично переломал великий полководец в Санд-ар-Турне. В числе прочего триста двадцать три статуи, пятнадцать дворцов, семь храмов, двести восемь жилых построек и пять с половиной тысяч цветников с розами.
Но эльфы едва ли имели какое-то отношение к древнему подземелью, поскольку никогда не жили на территории нынешней Вдребезгарии. Да и потом, ни в одной легенде не говорилось, чтобы эльфы строили какие-либо подземные сооружения. Они предпочитали жить на поверхности, любили тепло, свет и природу.
И, тем не менее, если не кровное, то уж идейное родство у создателей подземелья и подлых эльфов было несомненным. И у тех и у других руки росли из нужного места. И те, и другие любили баловаться магией. Вот древние и доигрались с чарами. И себя угробили, и оркам, будущим обитателям этой земли, подложили свинью в виде подземных обиталищ, населенных всякой жутью.
Постояв немного, полюбовавшись невыносимо качественной каменной кладкой, и в полной мере прочувствовав зловещую тишину этого места, холодного, сырого и явно не предназначенного для орков, последователи Вандала медленно двинулись вперед. Но уйти далеко им не удалось. Уже на втором шаге Эгур вдруг вцепился рукой в могуче плечо Ухряка, и трясущимся пальцем указал куда-то вниз, себе под ноги. Похолодев от ужаса, Ухряк медленно опустил светильник.
Да, зоркие очи не подвели Эгура. На каменном полу, в вековой пыли, отпечатались следы чьих-то ног. И эти отпечатки не выглядели старыми. Будто кто-то прошел здесь до них совсем недавно.
Помня о том, как негативно орки относятся к наследию древних, и как стараются обходить руины большим кругом, последователи Вандала сразу же подумали самое страшное – что следы на полу принадлежат вовсе не одному из их соплеменников. Здесь прошло что-то иное. Что-то, для чего это подземелье дом родной.
Панику удалось предотвратить только благодаря природному мужеству орков. Эльф, видя опасность, убегает. Орк, видя опасность, стоит и ждет, теша себя надеждой, что оно, глядишь, как-нибудь обойдется. Вот и Ухряк с Эгуром застыли на месте, внимательно прислушиваясь к звенящей тишине, сковавшей обитель вечного мрака. Наконец, когда приступ страха прошел, Ухряк, присмотревшись, понял, что следы, похоже, принадлежат все-таки орку. И не одному. Их тут топталось несколько, сколько конкретно – он сказать не мог.
– Может, кто-то все-таки спускается сюда? – предположил он.
– Зачем бы орку по подземельям лазать? – резонно спросил Эгур.
– Ну, мы же вот лазаем, – заметил Ухряк.
– Нас нужда заставила. Воля духов, знаки, явленые свыше – от такого куда угодно влезешь. Но что другие орки могли забыть здесь?
– Искали сокровища.
– Нет в этих подземельях никаких сокровищ. А если и есть, то под таким соусом, что сам им рад не будешь. Помнишь истории об Ухвате?
– Не надо! – взмолился Ухряк. Ухват был главным героем всех страшилок, связанных с подземельями древних. Он лез в руины, и всякий раз сталкивался там с чем-то кошмарным. Только в тех страшилках, которые слышал Ухряк, Ухват не дожил до конца раз пятнадцать. Вообще почти все истории с ним заканчивались плохо. И даже если, каким-то чудом, он умудрялся спастись и выбраться на поверхность, это вовсе не означало перспективу долгой и счастливой жизни. Ибо темные силы либо проклинали его на посошок, либо травили ядом, либо находили иной способ погубить его. К тому же концепция долгой и счастливой жизни была чужда культуре орков, поскольку противоречила объективной реальности. Никто из орков не жил долго и счастливо. Иногда удавалось жить долго, некоторые жили счастливо. Но успешно совместить воедино две эти величины не сумел ни один орк за всю историю Вдребезгарии.
– Может, кто-то на спор залез? – выдвинул предположение Ухряк.
– Да какая разница? – проворчал Эгур, которому не хотелось торчать в этом поганом месте ни одной лишней секунды. – Давай искать медальон. Вдруг он где-то тут, рядышком?
Они внимательно осмотрели пол коридора, но нашли только пыль и мелкие камешки. Нужно было идти дальше. А делать это очень не хотелось.
Коридор заканчивался широким арочным порталом, сразу за которым начиналась высеченная в камне лестница, уводящая куда-то вниз на неизвестную глубину. Ухряк и Эгур, стараясь не производить никакого шума, стали медленно спускаться по ней, внимательно осматривая каждую ступень. Каждый из них в тайне надеялся, что вот сейчас свет лампы выхватит из вековой тьмы кругляш амулета, и они, наконец, смогут вернуться на поверхность. В подземелье они пробыли несколько минут, а уже сильно заскучали по свету и теплу. Особенно, по теплу. Поскольку здесь, в этом каменном наследии нечестивых существ, было влажно и довольно холодно. Орки, одетые по-летнему, чувствовали себя некомфортно.
Лестница оказалась длинной, и, тщательно обследуя каждую ступеньку, соратники потратили немало времени на спуск. Они постоянно натыкались на свежие, недавно оставленные отпечатки чьих-то подошв, и не знали, радоваться этому, или наоборот. Если орки посещают это место, здесь, вероятно, неопасно. Но ведь могло быть и иначе: какие-то некрепкие умом соотечественники залезли сюда, и больше их никто не видел. И оба соратника невольно склонялись к последней, мрачной, версии. Потому что древние подземелья просто не могут быть безопасными. Не на пустом же месте насочиняли столько вгоняющих в трепет страшилок. И недаром же лазать в подобные места запрещал закон, а входы в них нарочно заваливали камнями, дабы исключить возможность проникновения внутрь страдающих патологическим бесстрашием субъектов.
Лестница закончилась новой аркой входа, за которой протянулся длинный коридор. Он был довольно узок, широкоплечий Ухряк то и дело цеплялся за стены руками, но при этом высок. Стены были выложены все теми же каменными блоками идеально правильной формы. На полу, в толстом слое пыли, отпечатались следы прошедших здесь орков. Притом, как заметил Ухряк, судя по следам, орки прошли в обоих направлениях. Может, сходили вглубь и благополучно вернулись?
– От этого места веет смертью! – прошептал Эгур, обхватив руками свой торс. Легкая рубаха почти не защищала от могильного холода, царящего в этих глубинах. А ведь этот холод был здесь всегда. Даже когда в подземелье обитали те, кто построил его. И что за существа могли терпеть столь кошмарные условия? Отсюда бы сбежали даже гномы. Те хоть и живут в поземных городах, но хорошо их отапливают. Ничто живое не любит холод и сырость. В отличие от мертвого.
Ухряк ничего не ответил соратнику, поскольку внимательно осматривал пол под ногами, дабы случайно не пропустить искомый медальон. Чем дальше они заходили, тем больше его охватывали сомнения в том, что Гролла, будучи ребенком, могла забраться так далеко. Тут даже у взрослого волосы дыбом стоят, будто узнал, что твоя сестра встречается с эльфом, что уж говорить о детях. Хотя, если посмотреть с другой стороны, дети, по глупости и в силу отсутствия воображения, бывают весьма бесстрашны. Ровно до тех пор, пока не столкнутся нос к носу с чем-то действительно ужасающим.
Коридор закончился, выведя их в довольно большой подземный зал, разделенный натрое двумя рядами массивных колонн. Соратники долго стояли на входе, не решаясь ступить в большое, скрытое тьмой, помещение. Затем, набравшись храбрости, медленно вошли.
На колоннах, а так же кое-где на стенах, они обнаружили выбитые в камне символы. Те были незнакомыми, сложными, и, возможно, являлись письменностью древнего народа. Одним духам предков было ведомо, что за гадости понаписали вымершие нечестивцы на своих стенах. То могли быть тексты хулительного свойства, или черные заклинания, относящиеся к самым отвратительным разновидностям магии. В любом случае, Ухряк и Эгур лишний раз порадовались тому, что вообще не умеют читать. Так-то оно надежнее. Еще, чего доброго, прочтешь такой вот текст со стеночки, а у тебя возьму, да эльфийские уши вырастут. И что тогда делать? Останется только с собой покончить. Не жить же до старости в состоянии нескончаемого позора.
Они потратили много времени на то, чтобы осмотреть весь пол разделенного колоннами зала, все больше жалея о том, что не выпросили у Гроллы второй светильник. Будь он у них, дело продвигалось бы гораздо быстрее. А так приходилось ходить рядом, прижавшись друг к другу плечами, да периодически останавливаться, замирать и внимательно прослушиваться. Потому что то Ухряку, то Эгуру мерещились какие-то звуки, но стоило застыть и напрячь слух, как в подземелье вновь воцарялась липкая непроницаемая тишина.
Они обшарили весь зал, стараясь не смотреть на омерзительные надписи на стенах и колоннах, дабы случайно не навлечь на себя проклятие. Медальон Гроллы так и не был найден. И все указывало на то, что они вообще никогда не найдут эту вещицу. Едва ли девушка, будучи маленькой девочкой, забралась так глубоко в подземелье. А если и так, медальон могли забрать другие. Те, чьи следы соратники видели повсюду, и в коридоре, и на лестнице, и в зале с колоннами.
Но орк на то и орк, чтобы идти до конца. Конец, правда, у орков, всегда печальный, но идут они к нему смело и решительно, не сворачивая с пути. Эльф бы назвали это тупостью. Орк бы, сломав тому эльфу челюсть, поправил бы неразумное существо – не тупость, а благородное упрямство и священный фатализм. Чему быть, того не миновать – вот по какому принципу жила вся Вдребезгария. Ухряк с Эгуром не были исключениями. Они тоже считали, что если уж на роду написано утонуть в море, то всего остального можно не опасаться. К сожалению, что именно написано на роду, того заранее не знали, но разве это повод осторожничать да мешкать? Или, хуже того – задумываться.
– Идем дальше! – решительно произнес Ухряк.
– Да! – согласился с ним Эгур.
За залом с колоннами начинался настоящий лабиринт из коридоров и небольших помещений. В этих помещениях не было ничего, ни мебели, ни сокровищ, ни каких-либо артефактов, оставшихся с древних времен. Вообще все подземелье выглядело так, будто в нем никогда никто не обитал. Ну, или же его создатели, съезжая, забрали все имущество с собой.
Когда стало ясно, что впереди раскинулся настоящий лабиринт, в котором есть все шансы заблудиться успешно и навсегда, Ухряк остановился, и предложил как-то отмечать маршрут, дабы затем найти выход.
– Можно ломать лепешки и бросать крошки, – сказал он неуверенно.
– Может, будем просто оставлять царапины на стенах? – проворчал Эгур, которому сама идея пустить весь запас еды на создание путеводного следа, показалась глубоко кощунственной.
– Можно и так, – не стал настаивать Ухряк, и попытался поцарапать острым краем лопаты камень стены. Тот был прочным, но его внешний слой, за минувшие века, стал мягким и легко поддавался воздействию. Ухряк без труда начертил на стене крест, который своей белизной хорошо выделялся на общем сером фоне, и сразу бросался в глаза.
– Вот, так-то лучше, – заулыбался Ухряк, повернувшись к соратнику. Тот, вопреки его ожиданиям, смотрел на товарища довольно злобно.